Елена Булганова - Первый жених страны
Интересно и то, подлежит ли в самом деле уголовному преследованию женщина, так лихо окрестившая себя Олесей Марченко (а как же на самом деле ее зовут?). В следующем выпуске нашей газеты мы обсудим эту ситуацию с юристом и с некоторыми известными людьми, не понаслышке знающими, зачем знаменитым людям приходится прибегать к не очень чистому пиару».
К статье прилагался материал для изучения: свидетельство о рождении Марченко Олеси Анатольевны, уроженки Хабаровска (вернулась, значит, в родное гнездо), и три фотографии: детская фотка Олеси Марченко и две подрощенные претендентки на это имя. Смотреть на фотографию взрослой Марченко Олесе Тарасовой было неприятно, как будто это ее, толстую, распаренную, простоволосую, застукал безжалостный фотограф. Она все еще отождествляла себя с этой женщиной, даже после ее злобного шепота в трубке. Впрочем, не факт, что звонила именно она.
Олеся отложила газету и минут десять сидела неподвижно, дышала через раз. Теперь, когда все было кончено, словно невероятный груз свалился с ее плеч, давно уже занемевших под невыносимой тяжестью постоянного вранья. Итак, развязка наступила, можно выдохнуть, а потом встать и уйти в никуда. Нет, зачем же так, она просто вернется к себе домой, в свою прежнюю жизнь, будь она неладна! Олеся встала и начала собирать вещи. Но была слишком рассеянна и просто ходила бесцельно по квартире, щупала стены, проводила ладонями по гладким поверхностям. Женя не звонил.
Из ступора ее вывел скрежет ключа в замочной скважине. Олеся побелела, ноги сделались ватными, и она тряпичной куклой опустилась прямо на паркет. Она решила, что это примчался с Кавказа Женя. Но это была Вера Ильинична. Пожилая женщина стояла в дверях комнаты и молча смотрела на другую женщину, сидящую на полу. Первой, не выдержав пытки безмолвия, заговорила Олеся.
– Приехали посмотреть, не вывожу ли я домашнюю обстановку? – жалобно кривя лицо, спросила она.
– Зачем вы так, Олеся? – тихим голосом осадила ее Вера Ильинична. – Мы вроде с вами не ссорились.
– Да, но теперь все изменилось, верно? Вы ведь не думаете, что Женя и впрямь вступил со мной в сговор и ловко подогрел любовь публики?
– Не думаю… Но и не понимаю толком, что произошло. Или это очередная выдумка наших журналистов?
Олеся вдруг разом перестала огрызаться, заморгала и произнесла растерянно:
– Я и сама не понимаю, как все это случилось. Женя окликнул меня в «Останкино», спросил, узнаю ли я его. А я, конечно, его узнала, потому что смотрела все его фильмы. А он узнал во мне Олесю Марченко, вот в чем дело…
– Как вас зовут? – печально спросила женщина.
– Олеся. В самом деле, хотите, я вам паспорт покажу?
Вера Ильинична вместо ответа слабо повела в воздухе ладонью.
– Значит, произошло невероятное совпадение, – констатировала она. – Но почему вы сразу не сказали об этом Жене? Ну хорошо, понимаю вас, пусть не сразу, но чуть позже, когда познакомились, разговорились? Ведь вы же чувствовали, что нравитесь ему, и не важно, какая у вас фамилия? Разве вы не знаете, что мужчины всю жизнь выбирают женщин примерно одного типа?
Вера Ильинична говорила с таким жаром, будто все еще можно было поправить, а уже сдавшаяся Олеся лишь вяло мотала головой:
– Мне так и мама моя говорила… Я думала, ему нужна только одна Олеся. Марченко. Он ведь столько сделал, чтобы завоевать ее. А я никто, просто женщина из толпы.
– А как же родители? – встрепенулась Вера Ильинична. – Ведь Женя, я знаю, был у вас в гостях, знакомился с ними? Неужели тоже врали?
– Врали.
– Печально, – неуловимо меняясь в лице, произнесла пожилая женщина. – Когда не понимаешь другое поколение, это еще можно пережить. Но когда перестаешь понимать своих ровесников…
– Просто у вас нет дочери, – растолковала ей Олеся. – С неустроенной личной жизнью. Тогда вы бы все понимали.
– Господи, дочь, сын, разве это имеет значение? Женя тебе звонил? – вдруг переключилась Вера Ильинична.
– Нет, – тяжело помотала головой Олеся.
– Наверно, не знает еще об этом скандале.
– Бьюсь об заклад, что знает. Каналы связи налажены отлично.
– Послушай, Олеся, я вовсе не собираюсь выгонять тебя из дома, как ты тут себе вообразила, – разом собравшись, твердо заговорила Вера Ильинична. – Наоборот, я считаю, что ты должна дождаться Женю и объясниться с ним. То есть сделать все по-людски.
Олеся молча слушала и смотрела в глаза говорящей женщине. И удивительным образом читала в них совсем другое, противное тому, что она говорила.
«Убирайся из этой квартиры! – вот что в этих глазах было написано. – Убирайся из жизни моего сына, не причиняй ему лишней боли. Он, может быть, даже попробует тебя простить, но я не хочу, чтобы это произошло! Не для того он столько лет искал свое счастье, чтобы нарваться на хитрую корыстную лгунью».
– Вы ведь хотите, чтобы я ушла? – спросила Олеся.
Женщина нервно передернула плечами, как будто ей было холодно или противно.
– Не важно, что я хочу, Олеся. Но я расскажу тебе одну историю. Знаешь, Женька в детстве был без ума от собак, особенно больших, серьезных. Он всегда выбегал во двор, когда сосед выгуливал там своего кавказца. Но мы жили очень тяжело, собака была бы для нас лишним ртом. А потом как-то муж получил повышение, стал лучше зарабатывать, и мы решили ко дню рождения сына подарить ему собаку. Кстати, и в охранных целях – город наш и в советские времена спокойствием не славился. И мы рассказали ему об этом заранее, ну, чтобы выбирал, присматривался. И мы были просто поражены, когда Женя сказал нам, что не хочет держать дома собаку.
«Почему?» – спросили мы с отцом. А он нам ответил: «А вдруг на меня нападут хулиганы с ножом, собака станет меня защищать, и в схватке они ее убьют? Я никогда себе этого не прощу».
Не знаю, зачем я это тебе рассказала… Может, ты понимаешь?
– Понимаю, – уверенно кивнула Олеся.
– Я ведь даже не сомневаюсь, что Женя простит тебя. Еще решит, что он сам виноват, что ввел тебя своей ошибкой в искушение… Но можно ли построить что-то незыблемое на вранье, вот в чем вопрос?
Олеся слушала ее и безнадежно смотрела на телефон. Он молчал. Похоже, Вера Ильинична преувеличивала лояльность своего сына.
– Я уйду, Вера Ильинична, я сейчас уйду, – перебивая женщину, выкрикнула Олеся. – И я не буду пытаться вновь увидеться с Женей.
– Да, так, наверно, будет лучше, – печально констатировала Вера Ильинична.
Через час Олеся навсегда ушла из квартиры на Котельнической набережной. Журналисты удивительным образом прошляпили ее уход. Вера Ильинична сама проводила ее до Ленинградского вокзала и лично раздобыла в кассе билет до Питера на ближайший дневной поезд. Итак, все было кончено.