Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга вторая
– Неужели такое происходит в Америке? – нахмурившись, удивленно спросила Мерседес.
Он раскурил сигару и, полуприкрыв глаза, на минуту задумался.
– Америка – это не страна, текущая млеком и медом.[8] Там в меня стреляли картечью, избивали, до судорог травили слезоточивым газом… Я на собственной шкуре познал, что такое классовая борьба. И когда я услышал о войне в Испании, то увидел в ней единственную возможность законным путем, с винтовкой в руках поквитаться за свои обиды. Я должен был приехать. У меня просто не было выбора.
Она посмотрела на его смуглое лицо с бледными шрамами. На загрубевших руках тоже виднелись рубцы от старых ран. В его облике чувствовалось что-то агрессивное, и у него был тяжелый убийственный взгляд.
Мерседес вдруг стало не по себе. Она поднялась и начала убирать со стола. Принимая во внимание то, что она сейчас узнала о нем, его история о приятеле из консульства выглядела, мягко говоря, не слишком убедительно. Интересно, где же он все-таки взял продукты?
– Поздно уже, – сухо сказала она.
– Ты меня выставляешь?
– Мне нужно выспаться.
Он лениво выпустил облачко дыма.
– А я-то думал, моя душещипательная история тронет твое сердце.
– Так и есть. Но теперь ты должен уйти.
Шон О'Киф откинулся на спинку стула, улыбаясь ей своими бездонными зелеными глазами. Он и вправду был очень красив. И, как многие красивые мужчины, имел насмешливо-самоуверенный и какой-то дразнящий вид.
– А что, если я все-таки решил остаться?
– Не думаю, что ты сможешь это сделать.
Поигрывая стаканом, он все еще улыбался.
– И как же ты собираешься меня выгонять?
Мерседес промолчала. Она сложила тарелки в раковину и стала их мыть.
Американец встал и подошел к ней сзади. Она почувствовала, как скользнули по талии его руки, у нее замерло сердце, она попыталась оттолкнуть его. Однако он был слишком сильным и без особого труда притянул ее к себе.
– Я не собираюсь делать тебе больно, – забормотал Шон О'Киф. – Ты симпатичная женщина, Мерседес. Ты не должна быть одна…
– Отпусти! – Она резко отвернулась. Его губы коснулись ее виска. Свободной рукой он гладил ее волосы. Эти ласки, казалось, совершенно не сочетались со стальной хваткой его руки, так крепко державшей ее за талию, что она была не в состоянии даже пошевелиться. Могучим бедром он буквально пригвоздил ее к раковине. Мерседес тяжело дышала, чувствуя, как от страха и гнева колотится в груди сердце и тщетно пытаясь сунуть руку в карман.
Горячие губы американца жадно впились в нее. От него пахло бренди и сигарами. Его поцелуи становились все более страстными. Мерседес почувствовала, как его язык протискивается ей в рот и у нее начинает кружиться голова.
Яростным усилием ей удалось вырваться из его цепких объятий. Она вытащила из кармана маленький пистолет и, держа его обеими руками, задыхаясь, направила свое оружие на обнаглевшего гостя. Его глаза чуть расширились, он замер.
– Эта штука заряжена, Мерседес?
– Заряжена. – Она дослала патрон в патронник. – И снята с предохранителя. – Это был дамский пистолет, изящный и опасный, как маленькая ядовитая змея. И, хотя руки Мерседес дрожали, она продолжала целиться прямо в сердце американца.
– Да-а, черт меня побери, – мягко проговорил американец. Его глаза заискрились каким-то странным весельем.
– Убирайся! – приказала Мерседес. Он печально покачал головой.
– Нет. Боюсь, тебе придется меня пристрелить.
– Что?! – задохнулась она.
– Никуда я не уйду. – Он подул на дымящийся кончик своей сигары. – Я остаюсь.
– Убирайся вон!
Шон О'Киф снова покачал головой.
– Нет. Кажется, я должен буду получить пулю в грудь.
– Я не шучу, – рявкнула она. – Я действительно выстрелю. Будь уверен.
– В меня уже стреляли. Так что мне это не впервой, – расслабленно произнес он. – Только стреляй наверняка.
– Уходи!
– Нет.
Пальцы Мерседес сильнее сжали рукоятку пистолета. Сердце отчаянно рвалось из груди. В какой-то момент она решила выстрелить не в него, а мимо. Но в этом человеке было что-то, что совершенно исключало подобный спектакль. Она посмотрела ему в глаза. В их зеленой глубине светились насмешка и вызов. Она не могла нажать на курок, даже для того, чтобы только попытаться напугать его. Невероятно, но, несмотря на то, что у нее в руках был пистолет, она чувствовала себя смущенной под его взглядом.
Вдруг он резко рванулся к ней, одной рукой сжал держащее рукоятку пистолета запястье, затем мгновенно развернул ее спиной к себе и другой рукой стиснул ей горло. Она начала беспомощно задыхаться, в ушах загудело.
Он вырвал у нее из рук пистолет и отпустил ее.
– Никогда больше не наставляй на меня оружие, – сквозь свое хриплое дыхание услышала она его спокойный голос. – Чтобы это было в последний раз, Мерседес. За такие штучки мне бы следовало отшлепать тебя по заднице. – Он взял ее за подбородок и приподнял его вверх так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. – Защищая свое целомудрие, ты прибегаешь прямо-таки к крайним мерам. Забавным я все это не нахожу.
Вырвавшись, Мерседес подошла к крану, чтобы сделать несколько глотков воды. В горле стоял ком. Шон О'Киф молча смотрел, как она пьет.
Потом он извлек из пистолета магазин и патрон, находившийся в патроннике. Бросив все это на стол, американец шагнул к ней.
– Не прикасайся ко мне! – отпрянув, закричала Мерседес.
– Да что, черт возьми, с тобой? Неужели ты так боишься ухаживаний мужчин, что даже постоянно носишь в кармане пистолет?
Легко, словно пушинку, он подхватил ее на руки. У нее с ног соскочили туфли и упали на пол. Будто во сне, она почувствовала, что ее несут в спальню. Перед глазами все поплыло. В полузабытьи, как бы между прочим, она подумала: «Надо было все-таки пристрелить его. Сейчас он меня изнасилует». Но с ним ей никак не справиться. Она была совершенно беззащитна. В ней умерла всякая воля к сопротивлению.
Шон О'Киф положил ее на огромную кровать и стал раздеваться.
– А ты действительно могла бы убить меня? – спросил он.
Мерседес не ответила. Она казалась опустошенной, словно все эмоции покинули ее. Американец раздевался с поразительной естественностью, как будто делать это перед незнакомыми людьми было для него вполне привычным занятием. Он обладал изумительным телом с прекрасно развитой мускулатурой. В его наготе было даже что-то величественное.
Шон О'Киф лег рядом с Мерседес, окутав ее запахом своего тела. Несмотря на внушительные размеры фигуры и поразительную физическую силу, он знал, как быть нежным, и его губы целовали ее без грубой напористости, почти ласково. Она почувствовала, как пальцы американца начали расстегивать ее блузку.
