Натали Крински - Девушки начинают и выигрывают
Работа в это время года кажется бесконечной, а МЕЛВИН ОПАЗДЫВАЕТ!
Мне, конечно, следует объяснить, кто такой Мелвин, прежде чем я продолжу свое повествование.
Мелвин — мой редактор.
Еще он — герпес дружбы. Я не имею в виду ничего обидного, просто он такой. У каждого есть свой Мелвин. Ты знакомишься с ним на какой-то случайной вечеринке, в подпитии даешь номер своего телефона и уже больше не можешь от него избавиться. Ты говоришь нечто вроде: «О, у меня сегодня вечером Мелвин». Тебе приходится предупреждать людей о своем Мелвине. Как о герпесе.
Он раздражает. Он надоедает. Он считает себя умнее тебя и всегда тебя подводит.
Мы знаем друг друга с девятого класса средней школы Бронсона. Все началось с математики: я успевала по ней хуже всех, Мелвин — лучше всех. Мы знакомились с тригонометрией (синус, косинус… ну, вы знаете), когда в класс с двадцатиминутным опозданием вошел худой мальчик с копной темных кудрей. (Позднее я узнала, что для Мелвина это в порядке вещей.) Он уселся рядом со мной, представился и без предупреждения потянулся через меня и заграбастал запасной карандаш, который всегда лежал у меня на краю стола (когда я еще была прилежной и мечтала поступить в колледж). С того дня я так и не смогла избавиться от Мелвина, а он продолжал без спроса брать у меня карандаши и многие другие вещи. В выпускном классе школы мы оба подали заявления в Йель — и поступили. В качестве еще одной насмешки судьбы он стал моим редактором в газете.
Это так похоже на Мелвина — скрыться в неизвестном направлении, когда мы договорились о встрече. Скорее всего это его еженедельная месть за все мои категорические «нет» в ответ на его разнообразные романтические предложения.
Редакция газеты бурлит, как всегда по четвергам. Редакторы «Сцены» суетятся, пытаясь заполнить страницы посредственными обзорами CD, очередной статьей о распитии алкогольных напитков на территории кампуса или обязательным рассказом о студентке, которая после занятий подрабатывает стриптизершей. (Каждый раз, когда требуется такая статья, интервью берут у одной и той же девушки, изменяя только ее псевдоним — очень удобно.)
Вечер четверга здесь самое интересное время, поскольку сдача макета сопровождается щедрыми возлияниями — пиво течет рекой. От каменных стен здания эхом отскакивают крики: «Где мое пиво?» и «Кто делает материал о собаке Левина?».
Я прикидываю, что в ожидании мистера Герпеса могу смело прогуляться наверх — в комнату номер два. Все самое важное в газете происходит именно здесь — ночные заседания редакционного совета, перебранки между выпускающими редакторами и макетчиками…
Брайан, самый усердный студент из тех, кого я знаю, и лучший старший редактор «Дейли», какого мне только доводилось лицезреть (а также предмет моего увлечения на втором курсе), сидит за компьютером. Он проводит здесь столько времени, что даже его телефонные звонки переводят сюда.
— Эй, Брайан!
Нет ответа.
Обычно ему требуется некоторое время, чтобы отреагировать, и это было для меня причиной страшной тревоги в течение всего нашего трехнедельного романа. Обратной стороной которой стало тайное совокупление на большом столе в конференц-зале. Длина стола около двадцати футов, и сделан он из вишни — Эверест среди столов. Я ощущала себя сэром Эдмундом Хиллари, искателем приключений!
До того момента, как у Брайана случилась преждевременная эякуляция мне на ногу.
Как видно, реакция у него либо запоздалая, либо несколько преждевременная.
— Брайан!
— Хм-м-м…
— Брайан Грин, сейчас же посмотри на меня, — говорю я в шутливо-приказном тоне.
Он поднимает глаза и улыбается:
— Извини, Хло, просто один придурочный первокурсник не вполне понимает, что такое проверка фактов. Ну, ты знаешь, проверить факты — это не так уж сложно.
Ого. Сегодня вечером постоянно стоящая дыбом шерсть Брайана стоит еще на градус выше. Плохой знак.
— Ничего-ничего. Как дела?
— Представляешь, один из наших фотографов потерял оборудование стоимостью пять тысяч долларов, руководитель отделения политических наук угрожает подать на нас в суд за диффамацию, а «Гарвард кримсон» только что выиграла журналистскую награду, третий год подряд оставив нас с носом. А в остальном — жизнь прекрасна.
Я же говорила…
— Значит… это, вероятно, означает, что ты не знаешь, где Мелвин, — говорю я, думая, что он, возможно, прекрасно знает, где Мелвин.
Брайан знает обо всем, что происходит в его газете. Отчасти поэтому он так хорошо делает свою работу. Быть может, он достигнет в своей жизни чего-нибудь выдающегося, например, станет издавать «Нью-Йорк таймс», а я буду умолять его взять меня на какую-нибудь ничтожную, нешикарную должность, которую ему придется мне дать, потому что: а) мы с ним спали и б) после того, как мы с ним спали, я пообещала никому не рассказывать, что у него преждевременная эякуляция. Он утверждает, что это случилось с ним лишь раз. И к тому же с ведущей секс-колонки. Дуракам везет.
— Мелвин пошел за пиццей. Подожди здесь, составь мне компанию, пока он не вернется, — оптимистически предлагает он.
— Извини, дорогой, твоя нынешняя девушка играет в регби, а я — литератор. Наши шансы слишком неравны. И потом, — говорю я, сверяясь с часами, — она должна появиться с ежевечерним визитом через семь минут и тридцать шесть секунд.
Нынешняя любовь Брайана каждый вечер ровно в девять часов приносит ему в редакцию печенье.
Умная девушка.
— Ладно, — произносит он, уже потеряв ко мне интерес и разглядывая строчку входящих писем своей электронной почты, которая лихорадочно мигает двадцатью двумя непрочитанными сообщениями.
— Не наживи язву, — напоминаю я Брайану и направляюсь к двери, успев при этом схватить с его стола последнюю банку пива «Пабст блу риббон».
Он смеется:
— Ладно-ладно. Не подцепи триппер.
Я густо краснею, но предпочитаю не реагировать на его реплику.
Бегом спускаюсь вниз, в закуток Мелвина, по-прежнему раздраженная его отсутствием и готовая идти домой, а не общаться с миром. Общение с ним требует слишком много энергии.
Я сажусь на вращающийся стул Мелвина и начинаю крутиться, все еще поглощенная мыслями о предстоящей мне длинной ночи за учебниками и надеясь, что мне удастся докрутиться прямо до каникул на День благодарения, наплевав на все свои обязанности.
В тот момент, когда у меня начинает кружиться голова, я вижу спешащего ко мне Мелвина — в одной руке он держит пиццу, другой поправляет очки. Его каштановые кудри прыгают по лбу. Плечом он прижимает к уху сотовый телефон и почти кричит в него:
