Георгий Громов - Наизнанку. Московский роман
– А ты какими судьбами здесь? Пришел позаниматься?
Николай потихоньку отпивал горячий чай с лимоном.
– Да нет, я просто зашел ненадолго, время скоротать.
Моя чашка была без ручки, я никак не мог ухватиться за нее, она была слишком горячей, и я ложкой разминал на дне измочаленную дольку лимона.
– Я слышал про отца… Ну как он там?
– Пишет, что скучает по мне.
Я бы мог сказать больше, но промолчал. Николай увидел мое выражение лица и, поняв, что я не в восторге от этой темы, сразу сменил ее.
– У тебя в Москве дела какие-то или ты просто так, к родственникам?
– И так, и так.
Поговорив в такой же манере о всякой ерунде, я взглянул на часы. Сказал Николаю, что мне пора. Он, в свою очередь, дал мне свой номер телефона, сказав, чтоб я обращался по любым вопросам. Было тепло и приятно после нашей хоть и недолгой, но полезной беседы. Николай производил впечатление открытого человека, со своей жизнью и историей, впоследствии я хорошо узнал эту историю.
Быстрыми шагами я направился в «Ящер». Я был амбициозен и уверен в себе, именно эти качества помогли мне в те нелегкие времена. Нырнув в метро и оказавшись через пять станций и двух пересадок на месте, т. е. у входа в клуб, я снова во второй раз повторил процедуру с нажатием видеокнопочки.
Мне ответили, и через несколько минут вышел Роман.
– Ну что, готов? – спросил он, вероятно, полагая, что я передумал.
– Готов, – более чем уверенно произнес я.
– Ну, пошли…
И вслед за Ромой я шагнул в мир, о котором ничего не знал и даже не догадывался, какой он.
Выкрашенные черным стены и потолки, липкий пол (это чувствовалось местами даже под ботинками). Большая сверкающая картина из каких-то зеркальных переливающихся блесток с изображением мускулистого юноши с карнавальной черной маской на лице и в тесных стрингах, который зазывал гостей в мир страстей и порока. Пройдя мимо этой и других разных причудливых картинок на стенах, мы попали, как мне показалось, на главный танцпол.
Отовсюду веяло специфическим запахом клуба, я не мог понять, что это за запах, было похоже на смесь дорогого парфюма с разными алкогольными напитками и коктейлями и даже откуда-то доносился запах спермы – вся эта вонючая смесь была, видимо, неотъемлемой частью клуба. Высокая черная сцена с небольшой лестницей в углу. Стены выдержаны в тех же черных тонах. Но что больше всего меня поразило – это три металлические высокие клетки в форме стаканов. В тот момент я еще не понимал, для чего они стоят, может, для некоего интереса клуба? Но я ошибался, все было гораздо проще. Эти так называемые стаканы были вроде мини-сцены наверху.
Пройдя через танцпол, мы очутились в очень узком, но довольно длинном коридоре, откуда можно было попасть и в гримерную, и на кухню, и в сортир, и в ресторан, и даже на этаж ниже, на маленький танцпол под названием «Детище» – специальное место, где были только геи. Все это «сказочное» и «прекрасное» я узрел и почувствовал этой ночью, но об этом чуть позже.
Небольшая каморка: на стенах висели вырезки из мужских журналов, фотографии разных годов и с разными моделями. Где-то играла музыка. Одна из песен «Мадонны» доносилась из хрипучей мыльницы, у меня сразу промелькнула ассоциация с моим стареньким магнитофоном. На длинном, грязном и рваном диване, стоявшем вдоль запечатанного газетой окна, сидели три понурых парня, находившиеся каждый в своей нирване и звездном пространстве. Они не заметили, как я вошел в гримерку, вообще ноль реакции, я почувствовал себя вставшим в очередь к врачу-наркологу. Я был удивлен, но заметил в этом странном, узком и тесном месте огромный деревянно-железный стеллаж, отремонтированный, видимо, несколько раз. А вместо книжек там угрюмо и серо тусовались вещи для шоу: костюмы, снаряжения, плакаты, ботинки, различные игрушки гигантских размеров, а также моему взору предстала очаровательная картина – метровый негритянский бутафорский член, воткнутый в не менее уродливую резиновую дамочку с белыми редкими волосками и открытым ласковым ротиком.
– Это наша гримерная, располагайся вон там, можешь переодеться. – Рома показал мне на вторую комнату – Как будешь готов, выходи в зал.
– А во что мне переодеться? У меня из «такой» одежды ничего нет, – сказал я ему, поймав уже на выходе из гримерной.
– А-а, там бандаж есть, ты его надень, он абсолютно ничей.
«Бандаж, – подумал я, – интересно, а я ведь даже и названия этих тонких трусов не знал». Я зашел в ту другую комнату и понял, откуда доносилась песня. Молодой парень с явно женскими повадками и жестами что-то бурно и старательно репетировал под музыку.
– Извините, – сказал я, но он не среагировал или не услышал, тогда я повторил еще раз. – Извините, – на этот раз он обернулся. – Я не помешаю вам, если тут переоденусь? А то я в первый раз, и мне сейчас надо перед хореографом показаться.
Огромные раскрашенные глаза парня захлопали, будто в ладоши, и он сказал:
– Какой мужчина у нас на празднике жизни. Уж позвольте мне выйти, пока вы переоденетесь.
Честно говоря, от таких слов с женско-девичьей интонацией я слегка покраснел, не каждый день слышишь таких додиков.
– Да, кстати, на случай, если тебя возьмут сюда, мое имя «Кила», – и он, или она, протянул (протянула) мне свою руку.
– Михаил.
Я переоделся. Надел этот стремный бандаж на себя, посмотрелся в зеркало, которое стояло на груде разных вещей, и, поняв, что я не так уж плох и худоват, отправился на просмотр.
Выйдя в пустой и холодный зал, я чувствовал себя нелепо, так как, кроме бандажа и ботинок, на мне ничего не было. Я подошел к Роме, он, в свою очередь, с кем-то разговаривал. Я себя не чувствовал неловко и неуверенно, потому что понимал, в каком месте нахожусь, и пришел сюда сам своими ногами, по своему желанию.
– Давай, Мих, залезай в стакан. Сейчас под музыку немного потанцуем.
– Ты имеешь в виду, танцевать тут, в стакане?
– Ну да, в стакане.
– ОК.
Я молниеносно, как обезьяна, забрался в этот стакан, и уже через несколько секунд громко заиграла быстрая музыка. Мои ноги и руки пустились в ритмичный танец, сначала я немного был зажат и скован, но осознал, что все это доставляет мне удовольствие, и в конце концов разошелся, попадая точно в такт. Видели бы меня сейчас Морис и Оля в этом металлическом сооружении под радостным названием «Стакан» и в тонюсеньких трусиках, да я и сам бы ржал над собой, будь я в иной ситуации.
– Достаточно, слезай, – сказал мне Роман.
Краем глаза я видел со стакана, как наблюдали за мной и Роман, и тот парень, с которым разговаривал Роман, по-видимому, он и был хореографом.
Спустившись вниз, я думал, о чем они перешептывались между собой и что сейчас скажут мне?
