Элис Хоффман - Дитя фортуны
Через открытую дверь было слышно, как жужжат пчелы. Лайла стояла, прижав к груди стопку фарфоровых тарелок, и думала о том, как смогла переродиться здесь, в Восточном Китае. О том, что скажет Ричарду, когда разденется перед ним в спальне и он увидит шрамы на ее запястьях, она не думала.
— Пойми меня правильно, я не жалуюсь, — продолжала свекровь, — но у меня была нелегкая жизнь. Меня спасает одно — любовь к мужу. Но иногда, — честно призналась Хелен, — мне хочется услышать и другой голос.
Однако Лайла ее уже не слушала. Она думала о том, что если когда-нибудь Ричард узнает о ее прошлом, то немедленно ее бросит, а это значит, что она сделает все, чтобы он никогда не узнал о ребенке. Она пришла к нему как человек без прошлого, словно родилась в тот день, когда впервые его встретила.
Отец Ричарда, тот самый Краснокожий, о котором судачили во всех столовых и гостиных, пришел на кухню за шампанским и бокалами. Он был такого же роста, как и сын, хотя Ричард считал, что отец будет чуть повыше. Всем было наплевать, как его зовут, а звали его Джейсон Грей. Когда он увидел печальные лица жены и невестки, то хлопнул пробкой от шампанского прямо на кухне, и от этого неожиданного хлопка женщины вздрогнули и рассмеялись.
Свою первую ночь Лайла и Ричард провели в спальне на первом этаже. Перед свадьбой Джейсон Грей переклеил в ней обои, а Ричард сколотил новую кровать из сосновых досок. Но даже когда был погашен свет, Лайла отказалась раздеться. Густые ветви сосен закрывали звезды, но лунному свету как-то удавалось проникнуть в комнату, в которой было так светло, что Лайла не сомневалась: как только она сбросит одежду, Ричард ослепнет при виде шрамов на ее руках.
Пока Лайла стояла у окна, Ричард сел на кровать и принялся стаскивать сапоги. Он был так счастлив, что боялся даже мигать, словно Лайла могла исчезнуть как сон. В свете луны Ричард видел ее прямую, точно струна, спину. Внезапно Лайла показалась ему ужасно робкой, и поскольку она и в самом деле была новобрачной, только что переехавшей в дом родителей мужа, и доверилась человеку, о котором почти ничего не знала, Ричард почувствовал, как бешено забилось сердце. В тот миг он полюбил Лайлу еще сильнее.
— Знаешь что, — тихо сказал он, — раз уж мы с тобой все равно муж и жена и всю жизнь проведем вместе, нам вовсе не обязательно сейчас заниматься любовью, если ты этого не хочешь.
Но Лайла хотела этого больше всего на свете. И все же она была готова расплакаться: ну как она объяснит мужу, почему хотела свести счеты с жизнью? Не зная, что делать, Лайла быстро расстегнула пуговицы на белом платье и сбросила его на пол. Она подняла руки над головой, словно сдавалась в плен. Она еще не распаковала чемодан, и если бы Ричард стал расспрашивать ее о прошлом, то немедленно ушла бы.
Когда Ричард подошел к ней и обнял, Лайла зажмурилась и съежилась, словно приготовившись к сильной боли.
— Не могу поверить, что ты такая красивая, — произнес Ричард.
Лайла открыла глаза и шагнула назад. В тот момент она испугалась, что вышла замуж за дурака.
— Ты даже на меня не смотришь, — одернула она мужа.
Ричард наклонился и поцеловал ее.
— О нет, я на тебя смотрю, — сказал он.
Оттолкнув его, Лайла поднесла руки прямо к его глазам. Неровные шрамы на ее запястьях становились все белее. Любой, кто находился в здравом уме, должен был их заметить.
— Посмотри на это, — повысила голос Лайла.
Всю свою жизнь Ричард испытывал странное чувство, что его очень любят и что он очень одинок. Родители так сильно любили друг друга, что в их жизни как-то не оставалось места ему, Ричарду. Ему было наплевать, что в Восточном Китае его считали изгоем. Он нуждался в ком-то одном, кто был бы таким же, как он. И теперь, когда у него появилась Лайла, он не собирался ее терять, пусть даже шрамы на ее руках и говорили о том, что он получил немного больше, чем рассчитывал. Ричард Грей не был дураком и кое-что знал о смерти. В десять лет он случайно увидел, как покончил с собой человек. Это случилось в лесу за пустыми армейскими казармами, где жили рабочие-мигранты. Ричард и сам родился в такой казарме. И до того как отец купил автозаправочную станцию и они переехали в собственный дом, Ричард частенько наведывался в казармы, где, между прочим, водилось больше оленей, чем во всем Восточном Китае.
Как-то в конце октября Ричард, затаившись в лесу, ждал, когда к нему выйдет олень. И вдруг увидел одного из рабочих-мигрантов — тот вышел на поляну, держа в руке ружье. Ричард подумал, что рабочий просто решил подстрелить оленя, но человек направил ружье прямо на себя и выстрелил.
Ричард побежал прочь, но даже за несколько миль все еще слышал звук выстрела. Когда же его привели в местное отделение полиции, чтобы расспросить о случившемся, он, к своему стыду, распустил нюни прямо перед всеми. После того случая его было невозможно затащить в лес. Он доходил до опушки, где кончалась стриженая трава и начиналась лесная чаща, и останавливался, не в силах сделать ни шагу.
И тогда однажды к Ричарду подошел Джейсон Грей.
— Пойдем, погуляем, — сказал он сыну и, раздвинув ветви деревьев, шагнул в лес.
Судорожно сглотнув, Ричард двинулся за ним. В лесу было совсем темно, и всякий раз, как под ногой отца трещала ветка, Ричард вздрагивал. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что отец ведет его как раз туда, где застрелился рабочий.
— Давай, — скомандовал Джейсон Грей, увидев, что сын остановился. — Чего испугался?
В густой тени сосен отец внезапно превратился в чужака.
— Я туда не пойду, — заявил Ричард.
Джейсон подошел к нему и вытащил из кармана сигарету.
— Ты, небось, гадаешь, что заставило его это сделать, — сказал он.
— Ничего я не гадаю, — возразил Ричард.
Джейсон Грей сделал затяжку и закашлялся.
При звуках этого кашля Ричард вдруг понял, что придет время и отец его станет больным и старым.
— Если б мы захотели, — начал объяснять Джейсон Грей, — то легко узнали бы о том человеке все. Мы узнали бы, сколько и кому он был должен и с кем сбежала его жена. Но мы никогда не узнаем, что творилось в его голове. И правильно — этого не должен знать никто. Одно мы знаем наверняка: у него больше не осталось сил бороться. И это его право. А теперь пойдем, — кивнул сыну Джейсон, затушив сигарету.
Вместе они дошли до поляны. На деревьях еще оставались желтые листья, и сквозь них просвечивало солнце. Казалось, что светится воздух. Ричарду страшно хотелось ухватиться за отцовскую руку, но он молча стоял на поляне и смотрел на желтый свет.
— В умах людей есть потаенные уголки, — сказал Джейсон Грей. — Но это вовсе не значит, что они ненормальные. И даже не значит, что они трусы, если решили сбежать от чего-то ужасного.
