Татьяна Дубровина - Высший пилотаж
От блеска выставленных бриллиантов зарябило в глазах. «Это ловушка, — предостерегал внутренний голос. — Гипнотизеры всегда используют мерцающий свет, такой же, как исходит от этих драгоценностей, чтобы усыпить подопытного и полностью подчинить его своей воле. Безошибочный прием».
Но даже бдительный внутренний голос захлебнулся, поддавшись очарованию «безошибочного приема». От разложенного на бархатных подушечках великолепия захватывало дух. А стоимость… Она столь фантастична, что трудно понять: тут и вправду столько нулей или это просто двоится в глазах? Мелкие цифирки множатся и множатся.
Проклятая дальнозоркость!
Продавец, весь преисполненный такта и деликатности, мягко отвел ее от витрины с массивными колье, доступными разве что дочери Рокфеллера:
— Это, мне кажется… не совсем в вашем стиле. У вас такая строгая внешность! А вот здесь то, что будет вам к лицу: золотые знаки зодиака с одним небольшим бриллиантиком. Неброско и со вкусом.
Продавец-поводырь уже многозначительно переглядывался с коллегой, стоявшим непосредственно за прилавком и одетым в такой же малиновый пиджак: дескать, перехватывай инициативу, пока жертва не вышла из транса!
И тот перехватил:
— Итак, мадам, ваше созвездие?
— Дева, — прошептала Маша, завороженная и замороченная. Никогда еще она не бывала окружена таким вниманием, никто не занимался так долго персонально ею, да еще в столь роскошном заведении!
— Дева — прекрасный знак, — елейно пел тот, что за прилавком. — Самый женственный! Самый сексуальный!
Видимо, второй гипнотизер был не столь опытен, как первый. Каких-то нюансов в психике клиента он не учел.
Маша вздрогнула — что-то ее резануло:
— Дева — сексуальна?
Первый сделал второму страшные глаза и вновь принялся солировать:
— Дева — это сама святость и чистота! Дева Мария, Богородица, Мадонна!
Второго, однако, заело. Самолюбие взяло в нем верх над коммерческой выдержкой.
— Сексуальность и притягательность! Уверяю вас! Под созвездием Девы родились Грета Гарбо и Софи Лорен!
Первый кашлянул со скрытой угрозой:
— Пушкин писал: «Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна, чистейшей прелести чистейший образец!» Чистейшей, понятно? Он обращался так к своей невесте!
— А невеста потом снюхалась с Дантесом, — уже с явной враждебностью гавкнул второй.
Видимо, сотрудники торгового дома жестоко конкурировали между собой, и сейчас их соперничество вдруг выплеснулось наружу.
— Чистота, — твердил первый.
— Сексуальность, — не сдавался второй.
— Мадонна, — настаивал первый.
— Певица Мадонна? — ехидничал второй. — Верх целомудрия!
Ай-яй-яй, о клиентке-то и забыли. Маша медленно, но верно выходила из состояния транса.
Полезла в сумочку.
Продавцы заметили это и в один миг прекратили дискуссию. Кажется, посетительница собирается раскошелиться?
— Я выписываю? — радостно спросил тот, что был за прилавком.
Однако торжество его было преждевременным. Девушка достала вовсе не кошелек, а очешник. И, склонившись над витриной, сквозь толстые плюсовые стекла разглядела ценник.
Все сразу встало на свои места. Мария Колосова вновь была самой собой: трезвой, реалистичной и немного насмешливой. Правда, насмешливость и ирония служили скорее для самообороны.
— Это мне не подходит, — прищурясь, сказала она. — Бриллиант не совсем чистой воды. И мелковат.
— Да, но… — икнул первый.
— Зато цена… — оправдываясь, развел руками второй.
М-да, цена. Три библиотекарских оклада.
— Цена значения не имеет, — сухо произнесла Мария. — Важно качество!
И пошла от издевательски сверкавшего отдела не оборачиваясь, чувствуя на своей спине уважительные и обескураженные взгляды торговцев…
Но радостное возбуждение, предвкушение обновки не прошло. Наоборот, даже усилилось от сознания того, как ловко она отбрила этих коварных искусителей, уверенных, что кругом одни простаки.
Мария освободилась от наваждения!
И, как бы в ознаменование этого, в глаза тут же бросился висящий в углу плакатик: «Распродажа». А значит, там имеется что-то по доступным ценам.
Правда, она только что гордо заявила, что цена ее не волнует, но ведь это была лишь бравада.
Так что же там есть, на этой самой распродаже? Какие-нибудь бракованные утюжки или некомплектная посуда? Вопиюще яркая бижутерия? Но все равно, все равно она что-то, да выберет. Нацелилась на покупку — так негоже уходить с пустыми руками.
Подошла. Никто из продавцов больше ее не сопровождал и не донимал назойливыми советами. Видно, непрестижный был отдельчик. Да и неприбыльный.
Глянула — и обомлела: «Неужели предзнаменование?»
Распродавались… мягкие шали с кистями! «Вам пойдет шаль с кистями…» — вот что Иоанн тогда сказал.
— Мне пойдет шаль с кистями, — обрадовала она молоденького продавца, видимо, практиканта. Он совсем не походил на тех двоих — возможно, оттого, что еще не удостоился малиновой униформы, и поглядывал на Машу робко и недоверчиво.
— Правда? Вы любите шали? — обрадовался мальчишка неожиданной удаче. — Хотите купить?
— А почему распродажа? Они что, с браком?
— Нет, зачем! Просто не сезон. Уже лето, а вещь теплая. Вам какого цвета?
Вспомнилась детская присказка: желтый, красный, голубой, выбирай себе любой!
— А фисташкового нету?
— Извините, — залился краской практикант. — Я не знаю, какой это.
— Как это не знаете! — возмутилась Маша. Она бы с удовольствием подсказала ему, но… сама понятия не имела, что это за таинственный цвет такой — фисташковый. Просто именно о таком пелось в том глупом романсе.
На продавца жалко было смотреть. Сейчас придирчивая покупательница пойдет качать права в дирекцию, и тогда — прощай коммерческая карьера! Выставят на улицу — и глазом не моргнут!
Маша поняла его состояние. Мальчишке выпал шанс — подвернулось хорошее место. А с работой сейчас сложно. Может, у него мама старенькая или есть младшие братишки с сестренками? У начинающего продавца, наверное, душа в пятки ушла, и все из-за того, что ей вздумалось выпендриваться! Тоже — миллионерша! Будто на себе не испытала, как обычному человеку деньги достаются! Стыдно быть такой жестокой.
— Ладно, не пугайся, — успокоила она. — Давай я сама выберу из того, что у тебя под руками.
— Ага, — выдохнул практикант с таким облегчением, словно у него с шеи сняли петлю, готовую вот-вот затянуться. — Выбирайте! Тут много разных…
И на прилавок полетели, своенравно разворачиваясь, ворсистые ткани. Кисти сплетались и расплетались, как в калейдоскопе, соединяясь то в экзотические цветы, то в оперения заморских птиц. Складки драпировались и вновь распрямлялись. Мальчишка старался от всей души. Он еще не привык экономить силы.
