Людмила Леонидова - Часовые любви
— И что вы делали?
— Гуляли по морозу и мечтали. Да, — горько усмехнулась Катя, — он сказал, что может мне подарить только небо… много неба, понимаешь? Это в день моего рождения! После этого я и поехала к Юрке. Приезжаю, а там у него пир горой, все ломится, он очередную партию машин продал.
— И ты решила бросить Диму и остаться с Юрой?
— Да. Сейчас у нас с ним все хорошо. Может, даже замуж за него выйду.
— Он какой, твой Юра?
— Он… — Катя помолчала, — он простой, как лист.
— Не поняла.
— Голова чистая, без извилин.
— Не может быть!
— Может. Зато бизнес умеет делать.
— Значит, не такой уж простой. И извилин хватает. Вот у нас с извилинами все в порядке, а бизнес не пошел. Спасибо, что в криминал не вляпались.
— Да, это точно. И у Димочки бы не получилось тоже. У него вообще ничего не получится. Сначала за мамину юбку держался, потом за юбку жены.
— Это неправда. Диму я видела, он умный, гордый, образованный, он еще станет большим ученым.
— Ученые не в почете нынче. А вообще не расстраивай меня, давай лучше поговорим о твоей работе. Значит, этот, у которого в доме кинотеатр, Юркин близкий приятель. Приедешь к нему на дачу в воскресенье, вот тебе адрес.
— У него там телефона нет?
— У него специальный аппарат, мобильный называется.
— Я видела их в Германии.
— Ты ему можешь из дома предварительно позвонить на этот мобильный, чтобы попусту на электричке не таскаться.
По телефону Маша сразу поняла, что с такими людьми, как приятель Юры, ей не приходилось встречаться никогда. Говорил он на каком-то птичьем языке, коверкая слова. Маша убедилась в своем подозрении, когда наконец добралась до дачи и увидела хозяина дома. В бордовом пиджаке, бритый наголо, с выбитым передним зубом, он все время плевался на пол. Поманив Машу пальцем, он вплотную притянул ее к себе.
— Я тя конкретно спрашиваю, чё не ясно?
— Все ясно. — Маша невольно отпрянула от неприятного человека. От бритоголового несло перегаром и смесью лука с чесноком.
— Ты поняла, будешь переводить за артистами, что в этом кино играют. Только ничего не пропусти. Это важно.
— Конечно, я все понимаю. Это называется синхронный перевод. Он самый трудный.
— Я тя не спрашиваю, легко или трудно. Те за это деньги платят.
— Хорошо. Наушники там есть? — заробела от такого обращения Маша.
— Спросишь, там прислуга у меня есть, блин, бестолковая. — Он махнул рукой, указывая на балкон. — Еще чё?
— Хорошо бы хоть пробежать глазами по тексту.
— Пробеги глазами, знаешь по чему? Сказал бы я тебе. — Бритоголовый презрительно скривился.
— Ну ладно, не надо. И так справлюсь, — испугавшись, что тот передумает платить, отказалась она.
— Я и сам хотел, чтобы ты пораньше приехала и хоть разок фильм этот без нас посмотрела. Только ты особо не переживай. — Вдруг вспомнив о фильме и оглядев волнующуюся Машу, подобрел бритоголовый. — Народ тут у меня собрался нетребовательный. Я так про то, что ничего пропускать не надо, сказал. Они выпьют, закусят, погогочут, особо слушать тебя не будут. Там и слов-то у артистов мало. Только вздохи да ахи. Фильм-то, понимаешь, какой?
— Ну да, наверное, романтический.
— Ага, можно сказать и так, — ухмыльнулся парень. Он стянул с себя бордовый пиджак. Золотая цепь на черной майке блеснула толстой вязью.
— Название не знаете?
— Не знаю. А зачем тебе?
— Может, видела.
— Не, непохоже. — Он с презрением посмотрел на худенькую, скромно одетую девушку с темными от недосыпа кругами под глазами.
Она не стала выяснять, почему на нее не похоже.
— И вообще, не доставай меня. Ты денег просила?
— Да.
— Вот тебе. — Он вынул из кармана пачку зеленых купюр. — Как с тобой Юрасик договаривался?
— Мы с ним про рубли говорили.
— Эх, честная ты наша. Зачем тебе деревянные? Они с каждым днем худее становятся.
— Да я не возражаю против долларов. Вы меня не гак поняли.
— Вот бери, иди с глаз долой и жди. Тренируйся. Небось никогда такие фильмы не переводила?
— Я, если честно признаться, никакие фильмы не переводила. Но думаю, что справлюсь.
— Вот и валяй. Только уговор, — он опять странно посмотрел на Машу, — ты это…
— Что?
— Не вздумай сбежать, если что!
— Если что что?
— Ну, если фильм тебе чем-нибудь не придется.
— Да что вы такое говорите, вы же мне хорошо заплатили, я не вправе выбирать, нравится или не нравится.
— Вот это разговор правильный! Мы платим, ты работаешь.
— Только…
— Что еще?
— А эти ваши друзья…
— Это не друзья, это все мои братаны, сечешь?
— Да мне все равно… Ну хорошо, ваши братья, они не будут ко мне приставать? А то напьются и полезут.
— Не волнуйся, у них для этого свои бабы имеются.
— Вы как-то странно предупреждаете.
— Я предупреждаю про фильм.
— А-а, — так и не поняв, о чем это он не хочет ей сказать, простодушно отмахнулась Маша. — С фильмом-то я справлюсь!
Эти слова выветрились сразу, как только закончилось долгое и нудное вступление. Сначала Маша никак не могла взять в толк, почему в фильме по сценарию так долго собираются на вечеринку несколько пар совсем некрасивых и непрофессиональных актеров. Почему они постоянно теряют друг друга в четырех стенах? Игра заблудившихся походила на самодеятельный театр. И только по мере того как они медленно и со вкусом принялись обнажаться, раздевая друг друга, до Маши стал доходить смысл предупреждений бритоголового. Из зала стали раздаваться нетерпеливые возгласы, обращенные к участникам фильма. Увидев крупным планом на экране групповой секс, Маша поняла, что ее наняли переводить порнофильм. Она резко замолчала и после первого возгласа, что ее нужно пустить на мыло, будто они на футболе, а она судья, бросилась бежать.
— Поймаю, убью! — кричал ей вслед раззадорившийся бритоголовый. — Слышь, дура, и Юрасика приговорю за тебя, и бабу его тоже, вернись!
Последних угроз Маша уже не слышала.
Глава девятая
После неудачных попыток заработать Маша пала духом. Володя совсем не уделял ей внимания, стараясь как можно реже бывать дома. Жизнь в небольшой квартире с его престарелой родительницей и уже семилетней дочкой стала невмоготу. Но Маша не роптала. Она сама выбрала все это. Девочка росла задумчивой и серьезной, не переняв веселый нрав Маши, которым та отличалась в юности. Дочь просиживала за книжками, проглатывая одну за другой. Почти никогда не улыбалась. Ссоры между родителями воспринимала очень болезненно, хотя Маша старалась при ней не выяснять отношения с мужем.
