Юлия Григорьева - Чужими руками
Люди из разных веков и сословий собрались на общей танцплощадке. Все полностью сосредоточены. Никто не разговаривает с партнерами. И не обращает внимания на соседей. Все происходит в полной тишине! Музыки нет! Вообще нет никаких звуков! Ни шелеста травы под ногами, ни шороха кринолинов, ни звона сталкивающихся шпаг. Ничего! Но больше всего поражает полное отсутствие эмоций на лицах танцующих. Никто не улыбается. Не обменивается кокетливыми взглядами. Они равнодушны к тому, чем заняты.
Во мне просыпается смелость. Смотрю своему спутнику в лицо:
– А что бы я увидела, если бы сказала, что не согласна с Амритой?
Губы мужчины снова складываются в саркастическую улыбку.
– Смотри! – звучит в моей голове его голос, полный зловещей угрозы.
Снова опускаю взгляд вниз. Там что-то изменилось, но в первое мгновение не могу понять, что именно. Потом до меня доходит. Всё: яркие платья, шарфы, банты, слепящие белизной манжеты, красные каблуки мужских туфель, позолота на дорогом оружии кавалеров – с нарастающей скоростью тускнеет! Только драгоценности продолжают рассыпать над поляной искры разноцветных бликов. Пудра с париков на мужчинах быстро осыпается, покрывая белесым ковром зеленую траву. Тускнеют румяна и белила на лицах дам. Кожа танцующих сначала стремительно желтеет и сморщивается. Потом становится сухой. А потом… Она растрескивается и кусками отваливается с лиц, рук и ног! На моих глазах чудные наряды превращаются в истлевшие лохмотья. Но танцоры ничего не замечают. Они продолжают кружиться в танце, хотя на них остались только обрывки истлевшей одежды, едва прикрывающие обнаженные тела, быстро теряющие плоть. И вот уже на площадке кружатся скелеты. По мере того, как разрушаются связки, кости распадаются. Скелеты теряют руки, ноги, головы. И наконец, всякое движение на площадке прекращается. Вся поляна усеяна беспорядочно разбросанными костями вперемешку с обрывками разноцветных тканей и ржавеющего оружия, среди которых по-прежнему, то тут, то там, сверкают драгоценные камни.
Мне становится страшно. По телу пробегает дрожь. В горле стоит комок колючей проволоки. Я поворачиваюсь к своему спутнику, но его нет!
Как нет чудесного дворца. Я снова стою на мраморном полу замка, в который меня привез дельфин. Передо мной черный круг. А в нем стоит Елизавета.
Она во всем черном: юбка, кофточка, колготки, туфли. Волосы тоже выкрашены в черный цвет и гладко зачесаны. На лице никакой косметики. Глаза Лизки широко открыты. Она смотрит на меня с доброй, даже нежной полуулыбкой. Потом обеими руками захватывает кофточку на груди и стремительным движением рвет ее пополам. Слышу треск ткани. Вижу молочного цвета кожу на груди Лизки, коричневые пятна сосков. Левой рукой Лизка поднимает левую грудь, а правую запускает под нее. Вижу, как кисть ее руки погружается в тело. Лизка стала хилером? Сестра вынимает руку. Вижу на ее ладони трепещущее сердце. Лизка протягивает сердце в мою сторону.
Мне становится не по себе. По телу пробегает волна озноба. Невольно делаю шаг назад. Но рука Лизки вытягивается, и ее сердце снова совсем близко. Делаю еще один шаг назад, потом следующий. Наконец упираюсь спиной в дверь. Но Лизкина рука вытянулась еще, и сердце сестры снова в полуметре от меня. Я вижу, что оно живое! Я чувствую идущее от него тепло и запах плоти. Сердце сокращается! Пальцы Лизки в крови. Она капает на пол и тут же исчезает.
– Возьми!
Узнаю голос моего недавнего спутника. Но где он? Голос раздается откуда-то сверху. В нем столько силы, что я не смею ослушаться. Зажмурившись, протягиваю дрожащие ладони вперед. Сейчас я почувствую горячую плоть и липкую кровь. Но ничего подобного! Вопреки моим ожиданиям в моих руках что-то холодное и тяжелое. Открываю глаза. Это не сердце вовсе!
Растерянно разглядываю лежащий в руке предмет. Пудреница. Тяжелая серебряная пудреница с мудреными завитушками на крышке. Точно такая была у мамы. Собираясь на работу, мама садилась за круглый стол, единственный в нашем доме, перед зеркалом и наводила марафет. Я в это время садилась напротив и молча постигала тайны женской красоты. На моих глазах мама из доброй феи превращалась в коварную искусительницу.
Мама втирала немного румян в щеки. Потом брала черный карандаш и, послюнив его, подводила глаза. Каждый раз, наблюдая это, я боялась, что мамина рука дрогнет, и острие воткнется в черный зрачок. Но карандаш всегда оставлял на мамином веке безупречно ровный след! Потом мама брала пудреницу и лежащей в ней ваткой проводила по лбу, носику, щекам.
– Запомни, дочь! – назидательно говорила она при этом: – Самое страшное на лице женщины – не морщины, а блестящий нос!
Завершала ритуал губная помада. Потом мама уходила на работу, а я садилась на ее место и представляла, как буду сама по утрам придавать лицу свежесть и загадочность. Я брала в руки тяжелую пудреницу, осторожно открывала ее и вдыхала аромат пудры. Да, у мамы была точно такая же!
Поднимаю глаза и вижу, что Лизки в зале нет. Разворачиваюсь лицом к выходу. Я помню, что дверь открывается внутрь. Но с этой стороны на ней нет ручки. Толкаю дверь от себя. Безрезультатно. Цепляю створку двери ногтями и тяну на себя.
Не получается. Стучу в нее пудреницей. Она выскакивает у меня из руки и падает на пол. Громкий стук. Белое облачко пудры на полу. Пол ровный и гладкий, но пудреница почему-то катится по нему в центр зала. Оборачиваюсь и вижу, как пудреница докатилась до черного круга и вдруг исчезла!
Я не успеваю удивиться. Слышу, как кто-то снаружи вставляет в замочную скважину ключ. Бью в дверь кулаком. И просыпаюсь.
Из прихожей доносится звук поворачиваемого в замке ключа. Смотрю на часы. Без пятнадцати девять. Я спала всего несколько минут. И за считаные мгновения успела увидеть полнометражный фильм! Вот только к чему вся эта хрень мне приплелась? С чего бы это я по воде ходила, словно Христос? Дельфин… Замок… А главное – Лизка. С ее жертвенным подношением мне собственного сердца. Что все это означает?
Можно, конечно, заглянуть в сонник. Да и в Интернете несложно найти расшифровку увиденного. Но себя-то чего обманывать? Я же знаю, что не буду искать скрытый смысл привидевшейся мне чепухи. Ну не верю я в вещие сны! Начиталась этой дурацкой брошюрки, вот и привиделось черт-те что. На фоне открывшихся намерений мужа любимого да сестрички единоутробной.
Василий шебаршится в прихожей. Заглядывает в комнату. Наши глаза встретились.
– Не спишь?
– Разбудил, – недовольно бурчу в ответ: – Чего там копошишься?
– Разувался… Пожрать бы чего-нибудь.
– Все в холодильнике.
– Компанию составишь?
Вместо ответа поворачиваюсь к нему спиной. Сейчас мне только задушевной беседы с супругом и не хватает. Для полного счастья. «Как работалось, милый? Устал, наверное? Добытчик ты мой». Фиг вам, Василий Акакиевич. Перебьетесь.
