Развод. Вина предателя - Катя Лебедева

— Ну так что, Полина, я жду, говори, спальня или кабинет. У тебя есть десять секунд, иначе я все решу за тебя.

Муж подходит ко мне, гладит костяшками пальцев по лицу, поправляет хвост на затылке, чтобы он снова стал упругим, а не грозился вот-вот распасться.

Такие простые жесты, заботливые, нежные, ласковые и в какой-то степени даже интимные. Раньше я их любила, они были для меня чем-то знаковым, серьезным и важным, а сейчас я вздрагиваю от этого мимолетного прикосновения к себе, потому что я не знаю, мой ли это мужчина.

Я больше не чувствую твердой почвы под ногами, больше не чувствую себя как за той самой каменной стеной. Я вновь выброшена в этот жестокий холодный мир, где можно рассчитывать только на себя. И это удручает, потому что раньше мне казалось, что, если у тебя есть семья, то совершенно не страшно, что происходит в мире вокруг, ты все выстоишь, все преодолеешь. Сейчас все рухнуло.

— Десять, — начинает обратный отсчет муж, а я нервно всхлипываю.

— Какая разница? Ты везде причинишь мне боль, будешь жесток, сорвешься за все, — в ответ на его отсчет говорю то, что сейчас творится в мыслях.

Не хочу врать, не хочу притворяться, не хочу делать вид, что не боюсь, когда это не так. Все равно не поможет, не спасет. Так зачем пытаться?

— Девять, — игнорируя мои слова, продолжает Саша.

— Зачем ты это делаешь, зачем, Саш? Почему ты вообще мне изменил? Почему ты предал нашу семью? Почему ты делаешь ей такие подарки, неужели она забрала тебя у меня, у детей?

— Восемь, — и снова этот отсчет. — И ты не водишь. Ты до сих пор не смогла побороть этот глупый страх перед вождением, поэтому не вижу смысла дарить тебе подарки такого рода. А когда надо, у тебя всегда есть водитель с машиной. Не вижу никаких проблем. Ну, если ты так сильно хочешь машину, я могу подарить тебе ее. Какую? Только пальцем покажи. Пять.

— Господи, Саша, дело не в машине, не в этом подарке. Ты наказываешь меня за свои проступки. Неужели ты этого не понимаешь, что не измени ты мне, не сделай так больно, ничего бы этого не было. Ты наказываешь меня за свои поступки, это жестоко.

— Три, — резко называет последние секунды, и я понимаю, что разговор заходит в тупик, особенно если судить по плотно сжатым в недовольстве губам, мои последние слова пришлись ему совершенно не по вкусу.

Но что поделать, если это правда?

— Два, Полина. Советую скорее решать, а не тратить время на пустые разговоры, это все равно ничего не изменит, — его слова очень жестоки, они больно бьют по мне.

Я ничего не говорю ему, не хочу, не вижу смысла. Он закрылся от меня, закрылся и не хочет увидеть все то, о чем я его прошу, а раз так, то, повторюсь, выбирать что-либо бессмысленно. У него в голове уже вынесен приговор, ему уже известна правда, а все остальное его не интересует.

— Один. Что же ты решила?

Глава 22

Глава 22

Полина

— Откуда в тебе эта жестокость? Ты ведь никогда не был таким, Саш, — стараюсь говорить как можно спокойнее, а у самой с его последним отсчетом поджилки начинают трястись от страха.

Муж ничего не отвечает, только начинает снова поглаживать меня по голове, обнимает лицо уже обеими руками, от чего я невольно всхлипываю, но не от слез, нет, а от какого-то дикого отчаяния.

— Ты сама довела меня до такого состояния, родная моя, — его слова оглушают.

Я могла ожидать от него чего угодно, но не этого. Сама довела? Но я все для него делала, все, абсолютно.

Я была хорошей женой, хорошим другом, идеальной матерью. Я давала ему все то, что он меня просил. Да я даже ни разу не пользовалась женской отговоркой, что у меня голова болит, потому что люблю своего мужа. Я хочу быть с ним, вернее, с прежней версией Саша.

Этот Саша — незнакомец, чужой для меня, опасный, необузданный. С этим человеком я не знакома, такому бы я никогда не доверилась, таким бы не пошла вслепую никуда.

За прежним Сашей, я могла, не глядя и в огонь, и в воду, через любые препятствия. Я знала, что вместе мы все преодолеем, что, идя рука об руку, нам любые помехи будут нипочем. А с этим мужчиной не знаю, ничего не знаю.

— Ты сошел с ума. Я точно ничего не делала, чтобы ты был со мной таким жестоким. Ничего.

— Ничего, вот именно, что ни-че-го! — последнее слово он разделяет по слогам.

Оно доставляет ему боль, я не понимаю, почему.

— Но об этом мы с тобой поговорим не здесь, дорогая моя, — Саша присаживается и резко закидывает меня себе на плечо, как варвар, как дикий человек.

В последний раз он себя вел так, когда мы только начали встречаться, когда еще чувства били ключом, когда мы были молодыми и беззаботными. Это было очень, очень давно, еще до рождения Никиты.

Я хочу кричать, возмущаться, но не делаю этого, чтобы не привлекать внимание, Алиски. Он прав, дочь не должна видеть то, что между нами происходит, но все же я позволяю себе ущипнуть его за спину, за бедро, за все, до чего только дотягивается рука. Ну, он даже легким шипением на это не реагирует.

— Ай, что ты делаешь? — и все же я ошиблась.

Муж нагло, со звоном, бьет меня по неприлично задранному месту, еще и усмехается. Ему доставляет удовольствие власть, которую он имеет надо мной в данную минуту. Ему нравится, что я ничего не могу, а он может, все. Он явно сошел с ума.

Саша ничего не отвечает, он молча несет меня по лестнице, а потом идет по коридору, заносит меня в кабинет, а потом ставит на пол, предварительно заперев дверь изнутри.

Радуюсь, что кабинет в отдалении от детских комнат и спален, а двери здесь такие, что с обратной стороны ничего не слышно. Значит, Алиска при всем желании нас не услышит. Саша в свое время хорошо позаботился о том, чтобы шум дома не побеспокоил его во время работы.

— А теперь поговорим, — с предвкушением и легкой агрессии говорит мне.

— Не подходи