Собственность Дьявола. Право на семью (СИ) - Елена Николаева
— Зачем? Ты мне чего-то не договариваешь? Чего? Как он тебя отпустил? Как ты объяснила моё странное поведение? Мне пришлось удрать. Что тебе сказал Руслан?
— Поверь мне, ему сейчас не до нас с твоим отцом. И не до моей нервной подруги, у которой в больнице находится при смерти мать… — вздыхает Мила.
— Мать? При смерти? — ошарашено округляю глаза.
— А как я по-твоему должна была объяснить твой нелепый поступок? — разводит она руками. — Земля пухом твоей мамочке. Надежда Романовна давно умерла. А вот у Исаева, походу, какие-то проблемы с той беременной девицей.
— Девицей? Разве она ему не жена? Она бежала к моей машине, словно её должны были сжечь на костре.
— Она не жена, — сухо выдаёт подруга, приступая задумчиво жевать губу.
— Откуда ты знаешь? — схватив Милану за плечи, прожигаю пытливым взглядом её отрешённое лицо.
Молчит. Мне приходится встряхнуть подругу, чтобы получить невнятный ответ.
— Она — суррогатная мать.
— Что?
* * *
— Что слышала. Она ему не жена. Всего лишь контейнер для его ребёнка. КОН-ТЕЙ-НЕР, Маша, — повторяет Мила по слогам, а я словно погружаюсь под ледяную воду. Задыхаюсь. Глаза застилает тёмная, непроглядная пелена. Пол под ногами становится шатким. И я сползаю куда-то вниз. Будто в пропасть. Или оседаю на пол. Не осознаю, что делаю. Когда в груди начинает жечь и возобновляться трепыхание сердца, улавливаю неразборчивые голоса.
— Маша! Машка, твою мать! Господи, господи, очнись!
Щеки обжигает хлестким огнём. То слева вспыхивает. То справа. Пробую открыть веки, но они слишком тяжёлые. Словно свинцом налились. В голове, набитой ватой, витают приглушённые звуки.
— Что с ней? — кажется, я слышу голос Томы. Где-то далеко-далеко… На задворках сознания. Но с каждой новой секундой он нарастает и с болью ввинчивается в уши. — Милана? Что произошло?
— Мы разговаривали. Она «уплыла». Осела на пол без чувств.
— Иди, мужа позови. Живо!
— Н-не надо… мужа… Всё… нормально, — едва шевелю языком, приходя в сознание. К губам прикасается холодный стакан с водой.
— Пей! — командует няня.
Морщусь, словно по мозгам ударяет колокольный звон.
Делаю несколько маленьких глотков, а когда окончательно возвращаюсь в себя, допиваю залпом всю воду и распахиваю глаза.
Милана сидит передо мной на коленях. На полу. Испуганно изучает моё лицо. Тома, где-то рядом тихо матерится. Шебуршит в шкафчике своими травами.
— Надолго он к тебе отца отпустил? — уточняю, вытирая тыльной стороной ладони пролитую на подбородок и шею воду.
— Мы не оговаривали время, — отвечает Милана. — Руслан просил каждый день докладывать ему о состоянии тестя. Что у тебя за шишка на лбу?
Прищурившись, Мила бережно прикасается кончиками пальцев к гематоме.
Шишка небольшая, но всё ещё побаливает. И я шиплю от неприятных ощущений.
Одёрнув руку, подруга виновато озирается на Тамару.
— Она тебе ещё не сказала? — интересуется та у Миланы.
— Что не сказала? — сглатывает Мила, переводя на меня вопросительный взгляд.
— Тома… — недовольно простонав, даю понять, что не хочу обсуждать аварию.
— Что, «Тома»? — ворчит няня, принимаясь заваривать какой-то чай. — Благодари Бога, что осталась жива. И что детей твоих сиротами не оставил.
— О чём это она? — вздёрнув бровь, Милана подозрительно пялится на меня.
— Я разбила подарок Геры, — виновато пожимаю плечами. — Не справилась с управлением тачки на скользкой дороге. Влетела багажником в дерево. Как раз на выезде из посёлка.
— Это когда умчалась от Исаева?
— Угу, — поджав губы, мычу.
— Твою ж мать… — Миланка досадливо морщится. — Нужно было молча всё сделать. Это моя ошибка. Прости, Машка. Я хотела тебе помочь. Хотели сделать как лучше, а получилось как всегда…
— Не вини себя, Милана. Ты очень много для меня сделала. Я жива. Всё обошлось. Главное, папа рядом.
— Да уж… Обошлось, — ворчит подруга, вставая на ноги. — Я вижу, как обошлось. Тёть Тома, помогите Машку поднять.
— Я сама. Не надо. Лучше ужином займись. Я сейчас. Только на ноги встану и помогу вам нарезать салат.
— Лучше посиди на стуле. В сторонке, — предлагает Мила, отодвигая подальше режущий предмет. — Тебе нож доверять нельзя.
— Да ладно тебе, — усмехаюсь, почувствовав прилив сил. — Лучше дай мне руку, я поднимусь.
* * *
Заставив меня выпить очередную порцию успокоительного, Тома принимается разогревать в духовке жаркое из говядины. Мила берёт на себя готовку овощного салата. Я делаю бутерброды с ветчиной и клюквенный морс. У меня всё ещё кружится голова, но я стараюсь не думать об услышанном.
Стараюсь. Но, честно говоря, хреново выходит. Настолько хреново, что у меня руки чешутся набрать его номер и спросить: почему? Почему он не чтит память обо мне после того, как хотел разбиться, когда подыхал из-за моей смерти?
Уже отболело? Забыл? Вырвал меня из своего сердца раз и навсегда?
Не могу смириться с тем, что у Руслана появится ещё один наследник.
Не наш с ним ребёнок. От абсолютно чужой женщины. И уж точно не от любимой. Младенец — наполовину Исаев.
Зачем? Господи, почему так скоро ему понадобился отпрыск?
Что подтолкнуло моего мужа к такому решению? Ведь если та девушка и вправду суррогатная мать, значит, он по-прежнему принадлежит мне, как законный супруг. Любой его или мой брак будет считаться незаконным.
Он носит моё кольцо? То самое, которое я надела ему на палец в день нашего бракосочетания? Он когда-нибудь его снимал?
Божечки, мы всё ещё муж и жена, но между нами настолько глубокая пропасть, что её нереально перепрыгнуть. Если только Всевышний не решит иначе…
— Милан? Это от него ты узнала о суррогатной матери? Руслан тебе сказал? — интересуюсь, заканчивая возиться с бутербродами. — Или Дан проговорился?
— Ты опять? — подруга таращит на меня глаза.
— Ответь мне только на этот вопрос, и я больше не стану спрашивать об Исаеве. Клянусь.
— Так я тебе и поверила, — вздыхает Милана. — Ладно. Я спросила у твоего мужа, почему он не чтит память о погибшей жене? Почему так скоропалительно женился? Животы у нас с той девушкой практически одинаковые, а значит, и сроки беременности приблизительно те же. В общем, Руслан сразу закрыл вопрос, поставив меня перед фактом, что он предпочитает быть вдовцом, но с наследником. Посему выбрал вариант попроще. Воспользовался услугой сурмамы. То есть, той девушки, которую мы видели рядом с ним. Всё.
— Всё?
— А что ещё? Он по-прежнему разговаривает сдавленным голосом, как только речь заходит о тебе. Всё ещё тоскует. Ты бы видела его глаза вблизи. В них столько боли. Исаев не послал меня только потому, что мы были подругами. И он доверил мне заботу о твоём отце. Не знаю почему. Даже не пытался противоречить. Он