Каникулы влюбленного режима - Маша Брежнева
- Да все нормально, – неуверенно тереблю уже ставший многострадальным маленький букетик в руках.
- Поклонники? Может, дети из отряда одолевают своим вниманием? – Федя подмигивает мне, и я еще больше теряюсь. – Ты только скажи, и воспитательная беседа им обеспечена, мозги вправлю.
Сказать правду? Он только еще больше начнет подшучивать. Соврать? А вдруг он видел все произошедшее из коридора или из окна? А я как-то врать Феде не хочу, «бывший», все-таки.
- Нет, это не дети, – все, что могу выдавить из себя.
- Герман Юрич что ли старается? – судя по реакции Феди, он все же не видел ту сцену.
По-моему, он удивлен, а может, ему просто интересно.
- Ну и ну, – так и не дождавшись ответа, он уходит к своему отряду, загадочно улыбаясь.
Мне приходится отвиснуть: выкидывать цветы я не желаю, в таком случае, нужно набрать воды и поставить букет в вожатской. На завтрак мы идем тихо, даже дети какие-то сонные. Один только Степа пытается разрядить обстановку, но не встречает большой поддержки и замолкает в итоге. Так же сонно наши ребята уплетают кашу и бутерброды, запивая чаем (сегодня в меню не какао). Вскоре приходит время для завтрака вожатых, и мы с Германом садимся рядом, хотя и молчим. Ну что за детский сад? Он обиделся, что я за букет сорванных у дороги полевых цветов не бросилась на шею? Может, ждал какой-то особой реакции?
Откуда же мне знать? Спросить напрямую? Ой, нет, это не мои методы совершенно! Видимо, придется ждать, пока мы вновь будем играть компанией вожатых «сотки» в какую-нибудь откровенную игру. Может, даже в «бутылочку». Боже, ну что за мысли такие!
А ведь Шацкий хоть и особо не разговаривает со мной с самого утра, постоянно находится рядом. Обнимает меня, когда мы стройными рядами качаемся в такт под «Наутилус», сидит рядом со мной в отрядной беседке, когда мы с детьми обсуждаем «вечернее дело» и смотрим, как продвигаются съемки фильма. Он во время тихого часа хочет играть в «крокодила» с самыми активными, среди которых Степан и Влада. Кстати, там все понятно! Со стороны всегда видно, когда между ребятами симпатия, а вот про себя так и не поймешь…
К концу тихого часа в женской вожатской собирается наша стандартная тусовка. Герман, по-хозяйски развалившись на моей кровати, жует мармеладных мишек, которых ему подарили дети из отряда. Он и мне предлагал, но я взяла пару штучек и больше не стала, чтобы не соприкасаться с ним постоянно руками, вытягивая из пакета очередного мишку. Алина накручивает волосы, пока Федя, Виталик, Люба и Таня играют в карты. Бедный Дима, его пришлось оставить в коридоре на контроле ситуации.
- Слышали, Коля собирается приехать на день рождения лагеря, – вдруг заявляет Алина.
Интересно, и где это мы должны были такое слышать?
- Правда что ли? – не верит Федя. – А зачем? Обычно же зовут старичков разных, кто много смен отработал. Колян тут каким боком?
- Наверное, соскучился по нам. Ну или по своей несостоявшейся напарнице, – на последней фразе Алина-змейка специально смотрит в нашу с Германом сторону и злорадно улыбается. – Герман Юрьевич, вы же знали, что ваша напарница влюблена в того, кого вы заменили?
Вот же зараза! Я иногда понять не могу, кто же так сильно насолил Алине, что она такой злой и бесчувственной стала? Ведь растрепать про мою влюбленность в Колю всем старшим вожатым – это просто отвратительно! Особенно с тем учетом, что я не посвящала Алину в свой секрет! Хотя я не права: если бы посвящала, это было бы еще хуже.
Но даже если она и заметила со стороны, она не имела морального права рассказывать всем!
А в итоге сидит сейчас на кровати довольная и ухмыляется. Вот есть же такой тип людей, которым приятно делать гадости другим! Интересно, если я пожелаю ей спалить прядь утюжком, это жестоко или справедливо с учетом всех обстоятельств?
Перевожу взгляд с нашей змеючки на Германа. Его рука зависает над пакетом с мармеладными мишками. Отложив угощение на тумбочку, Шацкий приподнимается на кровати и бросает на меня быстрый и непонятный взгляд. А на Алину он смотрит… с презрением? Кажется, да. Ему тоже не понравился этот гадкий поступок девушки.
- Да ну, Алина, ты с кем-то перепутала нашу Марью. Она влюблена только в томик Чехова, который зачем-то привезла с собой в лагерь, и в свою работу. А всякие Коли идут лесом. Хотя, подождите, что он там сломал, ногу?
- Руку, – оперативно подсказывает Виталик.
- Тогда на своих двоих здоровых ногах он точно идет лесом.
- Но…
Алина действительно забывает снять накрученную на утюжок прядь, и ее черные волосы испускают легкий такой дымок. Очнувшись, она срочно убирает едва живую прядь, а сам прибор с грохотом падает из ее рук на пол.
- В смысле он идет лесом? Он решил приехать и приедет.
- Ну хорошо. Увидит, что без него никто тут не пропал, да, Марья?
Не могу выдавить из себя ни одного звука. Надо бы согласиться с Германом, чтобы мы закрыли уже эту тему.
- Да, – отвечаю в итоге, все еще с трудом открывая рот.
- Ну и всё, – Шацкий помогает мне, завершая этот глупый разговор.
Алиночке ничего не остается, кроме как поджать губы и накручивать свои еще уцелевшие пряди дальше. Ребята, понимая ситуацию, возвращаются к карточным делам и никак не комментируют. Но я все равно чувствую себя голой перед всеми – ведь только что человек обнажил, можно сказать, мою душу. Очень неприятное, гнетущее чувство.
- Кофейку? – Герман протягивает мне свою чашку, в которой я же и заваривала ему кофе пять минут назад. Напиток уже не такой горячий, и можно сделать глоток.
Правда, предложение напарника звучит так, будто в мою чашку нежно-розового цвета он бахнул коньяку. Недавно Виталик шутил, что если по утрам мы будем иногда добавлять в кофе коньяк, смена пройдет значительно легче. Одна проблема – Раиса, учуяв что-нибудь, может вызвать медиков с алкотестером, а мы все до конца смены доработать хотим.
- Лучше мармеладку, – честно говорю, потому что вброс глюкозы сейчас однозначно не помешает.
- Как скажешь. Теперь все мишки твои, – забирает с тумбочки пакет и отдает мне.
Захватив в этот раз приличную горстку мармеладных мишек, я держу их в ладони и поднимаюсь.
- Пойду сменю Диму, пусть с вами посидит, – решаю уйти и хотя бы какое-то время не видеть их
