Любовь в прямом эфире (СИ) - Султан Лия
Семейная жизнь была вполне хороша, ведь Вероника очень старалась и, глядя на нее, Лев тоже подстраивался и делал все для семьи. А когда родилась Алиса, то весь его мир стал вращаться вокруг нее. Она подобно солнечному свету озарила его жизнь. И все говорили, что Лисенок — папина копия. Через несколько лет у девочки случился первый приступ астмы, который страшно напугал и Льва, и Нику. И все закрутилось: походы по врачам, подбор правильного лечения и препарата. Но одновременно с этим супруги начали отдаляться друг от друга. Ника все чаще была не в настроение, цеплялась к мужу. обвиняя в изменах, которых не было, недостатке внимания, черствости. Лев тоже подливал масло в огонь, отвечая, что целый день работает, устает и не хочет слушать истерики дома.
Много позже Лев анализировал прошлое и понял, что между ними уже давно не было ни любви, ни страсти. Симпатия, привязанность чувство долга, уважение, благодарность за дочь — вот, что он все эти годы испытывал.
У обоих накопилась усталость, обиды, претензии и разочарование. Отношения, в том числе и сексуальные, сошли на нет. А вот Никины истерики только участились. В какой-то момент Лев сказал, что больше так не может и съехал на квартиру. После долгих переговоров оба решили развестись.
И на следующий день после подачи заявления он встретил Софью у горящего дома. И все внутри перевернулось от ее прикосновения, улыбки, голоса, запаха. С каждой встречей, он все больше влюблялся в нее, отмечая про себя, что его впервые кроет так, что страшно. Страшно потерять эту удивительную, красивую, добрую, девушку с чудинкой. А затем Соня доверилась ему и он понял, что стал для нее первым. Лев наивно полагал, что к декабрю уже разведется и тогда сможет перевести их отношения на новый уровень. Ведь как он думал, они с Никой уже практически в разводе. Но новость о беременности жены все перечеркнула.
Ника отказалась разводиться. Более того, суд был полностью на стороне матери, а это значило, что повторный процесс можно начать только, когда ребенку исполнится год.
Лев метался словно дикий зверь в запертой клетке. Искал выход и не находил. Хотел признаться во всем Софье, но проявил слабость. Боялся, что не простит, не примет, возненавидит, бросит. И даже не станет слушать. Так и случилось.
На сторону Ники встала даже мама Льва, которая твердила, что семью надо спасти ради детей. А любовницу гнать поганой метлой. Ника успела нажаловаться свекрови и та теперь считала Соню разлучницей. А вот сестра Юлия поддержала брата и считала, что жить с нелюбимым человеком не стоит даже из-за малышей. Судья же ожидаемо супругов не развел.
Потеряв Соню, Лев полностью ушел в работу. Но в его сердце и голове она все еще была полноправной хозяйкой. Лев приезжал к ее дому, сидел несколько минут и ждал, пока выйдет. Были еще две попытки поговорить с ней, но она быстро запрыгивала в такси и уезжала. А потом и вовсе переехала в Астану. Он попросил коллег “вести” ее, и получал еженедельные отчеты. Через полгода пришли снимки, где улыбающаяся Соня принимает цветы от мужчины. И это был первый раз, когда он решил дать ей возможность начать новую жизнь и быть счастливой. Наблюдение за Софьей Лев тогда снял. Но и после этого ему было физически больно без нее. О двух месяцах счастья с любимой женщиной остались только воспоминания и фотографии в "облаке" телефона.
Уже после расставания и побега Софьи в другой город, его дочь неожиданно спросила:
— Папа, а та женщина, из-за которой плакала мама, все еще приходит к тебе?
Он поначалу не знал, что ответить. Но потом погладил ее по голове и сказал:
— Нет.
— Это хорошо, — улыбнулась девочка. — Потому что если бы она приходила, я бы тебя никогда не простила. Эта тетя — плохая. Из-за нее мама кричала и плакала. Из-за нее я не могла дышать.
— Нет, Лисенок, это не правда, — нахмурившись проговорил Лев. — Во всем, что происходит, виноваты только мы с мамой. И я в большей степени.
В семью он так и не вернулся. Де юре Ника все еще была его женой, де факто они стали чужими людьми, и все, что их объединяло — дети. После рождения Матвея он старался приезжать каждый день и помогал с сыном, которого полюбил не меньше дочери. Ребенок ведь не виноват в том, что натворили его родители. А когда ему исполнилось шесть месяцев, случилась трагедия.
В то время у него резались зубки, и по ночам он постоянно просыпался, хныкал или кричал. Ника была измотана. Днем она решила выпить кофе, пока Матюша спал. Но как только села за стол, сын проснулся. Взяв ребенка на руки, она подошла к столешнице, подняла кружку и в этот самый момент Матвей резко дернулся. Все содержимое вылилось на малыша. Он стал истошно орать и плакать без остановки. Ника с ужасом смотрела, как он краснеет и через несколько секунд некоторые участки кожи покрылись волдырями. Она вызвала скорую и тут же позвонила Льву.
Матвея увезли в детскую больницу, где после обработки ожогов перевели в реанимацию. Родителей туда не пустили, вся информация — строго по телефону. У самой Ники случилась истерика, в больницу приехала полиция, чтобы выяснить подробности инцидента, и уже самому Льву пришлось объяснять, что никакого злого умысла не было. Это просто несчастный случай.
На следующий день Матвея подняли в палату. У него были перебинтованы ручка, ножка и живот. Ежедневные перевязки давались тяжело, особенно Веронике. За дверью перевязочной она плакала, слыша крики своего мальчика. Ей самой нужна была психологическая помощь, потому что она уже не могла справиться ни со своими эмоциям, ни с чувством вины.
Через год после этих событий и поддержания отношений ради детей, и Лев, и Вероника поняли, что пришло время окончательно поставить точку в их браке, в котором они оба задыхались. Ни один из них за последние два года не был счастлив.
Наше время
Софья слушала его внимательно и ни разу не перебила. Он, конечно, не стал пересказывать ей диалог с женой и дочерью. Но был максимально честен, и сейчас ему казалось, что огромный камень упал с души. Соня задумчиво смотрела в окно, за которым дождь лил стеной. Не поворачивая голову, она тихо спросила:
— Как твой сын сейчас?
— Хорошо. Небольшой шрам от ожога на руке.
— Сколько ему? Семь?
— Да.
— Столько бы было и моему малышу.
Она, наконец, посмотрела на него и в ее глазах отражались не только горящие свечи. В них были боль и разочарование, страх и сомнения.
— Знаю. И по-прежнему знаю, что виноват в этом.
— Так было угодно Богу. Пусть я и агностик. Но эта мысль меня успокаивает. И сейчас я в этом никого не виню. Даже себя.
Глава 20
Софья
Наше время
— Очень много ошибок в прошлом, — эти слова даются Льву тяжело. — Куда ни глянь, виноват везде. Меня сгубила самонадеянность, уверенность в том, что я тихо разведусь и ты ничего не узнаешь. А потом проблемы росли как снежный ком и я, взрослый тридцатипятилетний мужик уже не смог с ними справиться, — он качает головой. — Я знал, что даже если расскажу правду, ты уйдешь от меня. А я уже не мог от тебя отказаться, вдыхал твой запах словно наркоман.
— И тем не менее, шесть лет назад ты отпустил меня во второй раз, поверив бывшей жене, — горько усмехнулась я.
— Я ей не поверил и поехал убедиться во всем лично. А ты была на этих качелях с мальчиком, который звал тебя мамой. Ты была счастлива и я, помня сколько боли тебе причинил, просто ушел с дороги. Кто я, чтобы рушить чужую семью? Так, неприятное прошлое, — он смотрит на остывший чай, к которому даже не притронулся.
— Давай, налью новый, — беру кружку и иду к столешнице. Все делаю молча, прикусив губу, потому что не хочу перед ним плакать.
— Я знаю, что восемь лет назад ты жила на правом берегу Астаны, в районе старого вокзала.
