Изменяя правила - Сагара Люкс
Чувствуя себя в ловушке, танцовщица пытается закричать. Синдзо быстро затыкает ей рот и даёт понять, что она не должна привлекать внимание. Её светлые глаза судорожно ищут бармена. Он ей не поможет. Я могу приказать ему раздеть её догола и трахнуть на глазах у всех, и никто и пальцем не пошевелит для спасения.
Стряхиваю пепел с сигареты, а затем делаю ещё одну затяжку.
— Как давно ты здесь работаешь?
Синдзо освобождает ей рот, позволяя ответить.
Конечно, она может закричать. Но если умна, то не станет.
— Д-две недели.
— Ты когда-нибудь видела меня с женщиной?
— Если тебе не нужна моя компания…
— Ты когда-нибудь видела меня с женщиной? — повторяю вопрос.
Несмотря на громкую музыку, мне не нужно повышать голос. Всё внимание женщины приковано ко мне. Если она неглупа, то поймёт, что не стоит мне лгать или расстраивать.
— Нет, никогда.
— Другие танцовщицы не подходят ко мне. Ты не задумывалась почему?
Она прикусывает губу, прежде чем ответить.
— Они боятся.
— А ты не боишься?
— Да, но мне нужны деньги. Вот почему я подошла.
Мой взгляд скользит по её телу, медленно и безжалостно.
Нужда — это большой уродливый зверь.
Даже самое невинное существо, движимое нуждой, может зайти далеко и совершить самые мерзкие поступки. Или самые аморальные.
Зловещая усмешка растягивает мои губы.
Молодая женщина вздрагивает, почуяв опасность.
Поздно. Ей следовало подумать об этом прежде, чем впиваться ногтями в мою руку. Теперь она завладела моим вниманием. А я — её.
— Мои желания отличаются от желаний других мужчин, — предупреждаю я. — Трахнуть женщину не доставляет мне никакого удовольствия.
— А что же тогда нравится?
Вдоль позвоночника пробегает беспечная дрожь. За закрытыми веками мелькают образы, которые вызвали бы отвращение у любого. Изуродованные конечности. Кровь. Крики. Мой член пробуждается пульсируя. На мгновение я представляю себе эту женщину, как она стоит передо мной на коленях, её тело покрыто порезами, ранами и ожогами. Глаза полны ужаса, а руки полны денег, на которые её купили.
Эрекция угасает так же быстро, как и пришла.
Мысль о том, чтобы уничтожить — или испачкать, — кого-то, кто так отчаянно пытался продать себя, меня совершенно не привлекает.
Потому что легко.
Я вскакиваю с жестом раздражения. Тушу сигарету, проведя по стойке, и поворачиваюсь к танцовщице спиной. Синдзо тут же оказывается рядом со мной, готовый сопроводить меня к выходу. Краем глаза я вижу, как парень, следовавший за ним, что-то говорит девушке, будто хочет её утешить. Думая, что его не видят, он достаёт из бумажника пару банкнот и вкладывает ей в руку.
Я кривлю рот от отвращения.
— Ты должен избавиться от него.
Синдзо ничего не говорит. Он просто кивает.
Он знает, что я чувствую: даже если парень умён и предан, пока он позволяет своему сердцу брать верх над разумом, в нашей семье для него не будет места.
Я поднимаю лацканы пальто и выхожу из клуба. На улице низкая температура. Хотя дождя нет, я чувствую странное электричество в воздухе. Смотрю на небо.
Тёмное. Тяжёлое.
Большие чёрные тучи скрывают луну и звёзды.
«Тёмные ночи приносят мрачные мысли», — говорю себе. — «И ещё более тёмные желания».
— Думаешь, я был не прав, отпустив её?
Не говоря ни слова, Синдзо проходит мимо меня и открывает дверь машины, на которой мы приехали. Думаю, это его способ сказать мне, что я принял правильное решение. Хоть и с колебанием, я сажусь в салон и жду, пока он займёт место водителя.
Парень, которого Синдзо тренирует, догоняет нас бегом.
— Куда мы едем?
Прежде чем ответить, я проверяю свой мобильный телефон. Дядя только что прислал мне сообщение. Я напрягаюсь, встревоженный.
— Возвращаемся домой.
Как бы я ни старался скрыть, что-то, видимо, просочилось в мой тон, потому что парень смотрит на меня в замешательстве.
— Что-то случилось?
Встречаюсь взглядом с Синдзо в зеркале заднего вида.
— Мой двоюродный брат вернулся в Сиэтл.
Больше мне ничего не нужно говорить. Он встраивается в транспортный поток и направляется к месту назначения так быстро, как только может.
* * *
Перед дверью в поместье дяди стоят двое мужчин. Я никогда их не видел. Мне кажется маловероятным, что Оябун позволил иностранцам войти в дом, но в то же время не считаю возможным, чтобы они вошли сюда силой.
Сразу, как припарковался, Синдзо кладёт руку на пистолет. Уверенный, что могу найти в нём союзника, я решаюсь выйти из машины. Один из двух мужчин подходит ко мне. Он сдвигает куртку настолько, чтобы показать мне приклад пистолета.
— Если хочешь войти, тебе придётся оставить оружие снаружи.
Я едва шевелю пальцами, готовясь отреагировать.
— Это мой дом.
Мужчина делает очередной шаг вперёд.
— У меня есть приказ, который я должен выполнить.
— Чей приказ?
Прежде чем успевает ответить, на пороге появляется силуэт Оябуна. Я тут же опускаюсь на колени, выказывая уважение, которого он заслуживает. Мужчина, который только что говорил со мной, не делает того же. Он стоит, спина прямая, руки на бёдрах. Я касаюсь ножа, что закреплён у меня на лодыжке.
Жду кивка. Приказа.
Если Оябун захочет, я могу уложить наёмника на землю и обездвижить. Могу убить его быстро или заставить страдать. Я могу пытать его или оставить шрамы, которые будут вечно напоминать ему об этом вечере.
Неестественная тишина окутывает поместье. Тихо дует ветер, покачивая ветви вишнёвых деревьев. Взгляд Оябуна внимательно изучает меня, словно это я не на своём месте.
Он разочарованно кривит губы.
— Пойдём со мной, Джун. Хочу поговорить с тобой.
Как только он поворачивается ко мне спиной, я встаю. Прохожу мимо человека, который попросил меня отдать ему пистолет, и следую за Оябуном, опустив голову и всё больше напрягаясь. На нём не обычный костюм, а одно из традиционных кимоно, он надевает их только в особых случаях. Когда мы доходим до его кабинета, один из его людей открывает дверь, а затем закрывает за нами.
— Садись, Джун.
Голос дяди звучит устало, как и его движения.
За свою жизнь я сталкивался и побеждал мужчин гораздо крупнее и могущественнее его. И всё же я боюсь. И не только сейчас. С тех пор как я прочитал послание, с которым он вызвал меня в свой кабинет.
Место, которое я занимаю
