Мимолётное влечение (СИ) - Ольховская Вероника
Наш разговор на повышенных тонах стал привлекать излишнее внимание соседей. Я понимала, что если сейчас мы не разойдёмся — завтра о моей семье будет судачить весь дом. Поэтому, не желая подвергать маму лишним расспросам и усмешкам, я схватилась за ладонь Марка и переплела наши пальцы.
— Пожалуйста, пойдём домой, — прошептала я. — Мила ждёт…
— Идём, — Гранин неожиданно поцеловал меня в лоб. — Устала?
Это было настолько внезапно, но настолько приятно, что у меня перехватило дыхание. Правда, показать я этого не могла — раздражённый Котов продолжал наблюдать за нашей неумелой игрой.
— Разговор не окончен! — прокричал вслед Никита, когда мы подошли к подъезду. — Я добьюсь того, что ты сделаешь тест!
Глава 24
Марк не отпустил моей руки даже в подъезде. Он так крепко сжимал пальцы, что, казалось, в следующую секунду я испытаю сильную боль. Но Гранин контролировал себя, лишь показывая, как недоволен произошедшей ситуацией.
— Ты всё вспомнил? — тихо спросила я, когда мы ждали лифт.
— Да, — вздохнул Марк, не удостоив меня взглядом. — Я всё вспомнил, но так и не понял, почему ты ничего мне не рассказала?
Внутри всё сжалось. Я чувствовала, как злится Марк, но сейчас не была готова оправдываться — встреча с Никитой окончательно выбила землю из-под моих ног.
— Так вышло.
Двери открылись, и Гранин затащил меня в лифт.
— Если я правильно понял, то это тот самый парень, что бросил тебя перед свадьбой? — Марк продолжал смотреть вперёд, словно боролся со своим гневом. — Теперь он считает, что Мила его дочь?
— Она не имеет к нему никакого отношения! — я резко повернулась к нему, практически вырвав руку из его ладони. — Мы предохранялись…
— То есть ты уверена, что она моя…
— Да, — твёрдо ответила я. — Мила твоя дочь, — попытавшись успокоиться, тихо добавила: — Даже тест никакой не нужен — она твоя копия. Ничего моего…
— Нет, так не пойдёт, — наконец-то Гранин посмотрел на меня. — Мы обязательно сделаем тест. И вообще, — Марк повернулся ко мне, — нужно установить отцовство и вписать меня в свидетельство. Я хочу, чтобы у моей дочери было моё, — он выделил это слово, — отчество.
Это было слишком неожиданно. Настолько внезапно, что я потеряла дар речи. Человек, который только несколько дней назад узнал, что у него есть ребёнок, пытался давить на меня, вынуждая менять документы.
— Нет, — ответила я, когда двери лифта открылись. — Я не готова… — выйдя в подъезд, развернулась. — Большое спасибо за то, что избавил меня от объяснений с Никитой и за то, что не стал сомневаться в моих словах, поверив в своё отцовство. Но я не уверена, что и дальше всё будет также гладко… Поэтому давай повременим.
— Повременим? — Марк вышел вслед за мной. — Тебе не кажется, что мы уже опоздали?
Теперь я слышала в его голосе злость. Казалось, он был раздражён из-за потерянного времени, моментов, которые, к сожалению, невозможно повторить. Но разве в этом была моя вина?
— Хочешь сказать, что это из-за меня? — нахмурилась. — Я искала тебя, Марк. Перерыла тысячи сайтов, пересмотрела сотню профилей в социальных сетях… Даже нашла приказы о зачислении в университете, в котором ты учился. Но там не было нужного мне Алексея — ты испарился. Стал невидимкой, найти которого стало нереальным. А сейчас ты заявляешься и требуешь с распростёртыми объятиями принять в нашу семью? — усмехнулась. — Нет.
Мужское лицо, ещё минуту назад искривлённое от гнева, медленно расслабилось. Казалось, Марк задумался над моими словами, потому что через секунду произнёс:
— Прости, — он отвёл взгляд. — Я не думал, что так получится…
Я до сих пор не привыкла слышать его извинения. Холодный айсберг, который временами превращался в извергающийся вулкан, мог становиться усыпанным ромашками летним полем. Метаморфозы Марка были настолько удивительны, что каждый раз буквально сбивали с ног.
— Я не хочу давить на тебя, — он снова посмотрел на меня. — Не хочу навязываться… Знаю, что, возможно, сейчас я слишком импульсивен. Но я хочу быть отцом для Милы, — Марк дотронулся до моего плеча. — Ничто не изменит того, что она моя дочь, — его голос стал тише. — Пожалуйста, позволь нам узнать друг друга… Позволь мне полюбить её. Я, правда, очень этого хочу.
Каждое его слово эхом отдавалось в голове, заставляя сердце трепетать. Я хотела верить ему, желала окутать Милу не только материнской, но и отцовской любовью. Но при этом я боялась. Так сильно боялась, что не решалась сделать шаг навстречу Марку.
Теперь я была трусом, пытающимся при первой возможности сбежать.
— Если бы ты знал, как мне страшно, — пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями, уткнулась лбом в крепкую грудь. — Я боюсь привыкнуть к тебе… Боюсь, что Мила довериться, а ты, наигравшись, просто исчезнешь, заставив её страдать. Я не хочу ошибиться…
— Я тоже боюсь, — Марк мягко прикоснулся к моему затылку, нежно поглаживая волосы. — Я всегда думал только о себе, никогда ни о ком не заботился — забыл, что такое любовь. Влачил жалкое существование. Но встретив вас, я понял, что не желаю больше просто существовать… — слегка отодвинувшись, он поднял мой подбородок, заставив посмотреть в глаза. — Даже если бы Мила не была моей дочерью, это бы не изменило моих чувств — ты нравишься мне Лида. Настолько нравишься, что я не могу с собой ничего поделать…
Его признание стало громом среди ясного неба. Мне всегда казалось, что Марку претит даже мысль о нашей близости — настолько яро он проявлял свою неприязнь. Но, оказалось, что из его ненависти родилось нечто тёплое, совершенно не поддающееся объяснению чувство.
— Доверься мне, — прошептал Марк. — Позволь доказать, что я способен любить… — он уткнулся лбом в мой лоб. — Я стану для Милы лучшим отцом. Обещаю…
Мы, не отрываясь, смотрели друг на друга. В этот момент время остановилось.
Я сходила с ума, ощущая терпкий запах парфюма, чувствуя горячее дыхание на коже и слыша истошное биение мужского сердца. Мне хотелось быть ближе к Марку, хотелось блаженствовать от его ласки, хотелось, забывшись, сгорать в сладостных объятиях.
И, кажется, Гранину хотелось того же…
Медленно наклонившись, он позволил себе прикоснуться к моим губам. Робко, несмело, словно неумелый мальчишка, Марк нежно целовал меня, позволяя моей душе воспарить над землёй.
Обхватив горячими ладонями подбородок, Гранин вызвал во мне давно забытые чувства. Привыкнув к одиночеству, я думала, что не нуждаюсь в мужской теплоте, считала, что должна посвятить жизнь дочери.
Но, оказалось, я тоже желаю любви.
— Ты нравишься мне, — оторвавшись от Марка, прошептала я. — Нравишься так, что я схожу с ума…
Я хотела услышать его голос, хотела знать, что теперь мы больше, чем просто коллеги. Но Марк не успел ничего ответить — входная дверь нашей квартиры открылась, и в проёме появилась голова мамы.
— Что это вы тут делаете?! — прошипела она, с прищуром посмотрев на нас. — Как не стыдно…
Быстро вышмыгнув из объятий Гранина, я виновато улыбнулась, сказав:
— Ничего такого, о чём ты могла подумать, — затолкав маму в коридор, я схватилась за дверную ручку и протараторила: — Встретимся завтра. Пока.
/Марк/
Лида быстро закрыла дверь, оставив меня в недоумении стоять в подъезде. Молча смотря на бетонную стену, я не мог сдержать улыбку.
— Словно сопливый школьник, — усмехнулся, взъерошив волосы. — Совсем обезумел, Гранин…
Всю дорогу до дома я не мог прийти в себя. Сердце так бешено билось, что, казалось, может в любую секунду остановиться.
Я вспомнил… Вспомнил то чувство, когда бабочки парили в груди. Меня переполняла тревога. Но это смятение было настолько приятным, что я не мог контролировать себя и неожиданно приехал к родителям.
Тепло, переполнявшее меня, желало вырваться наружу. Поэтому я решил вывалить всю любовь на самого родного человека.
— Привет, ты дома? — выехав на трассу, позвонил маме.
