Все пышечки делают ЭТО - Инга Максимовская
– Это, Варвар, а можно я у тебя поживу немного? – Полька вообще обнаглела. Смотрит на меня, как кот из мультика. Даже лапки на груди сложила.
– А чего так? Поля, прекращай. У меня и так нервы на пределе.
– Да там. В общем… У меня немного бойлер от стены отвалился, когда мы с пожарным… не важно. Ну и…
– Соседей затопила? – ахнула я, представив как на голову несчастной чете Мурыгиных, имевших несчастье поселиться в соседях у Польки льется сто литров кипятка.
– Нет, там короче… Дырка у меня в полу, размером с ракету Апполон. Пашка сосед сказал, что ноги мне вырвет, – всхлипнула Полинка. Так вот причина ее вчерашнего стремления пойти со мной на рандеву с Яровым и его невестушкой. – А пожарник этот смылся.
– Что же вы там делали то? Подожди, так он шашку домой к тебе принес? – шепчу я, заруливая во двор нашего с Корюшкой семейного гнезда, в котором, судя по всему, сегодня поселится чума, сеющая голод и мор. – Висели на бойлере, вымазавшись сливками? Господи, это Мурыгиным повезло еще.
– А ты не завидуй. Хотя. Тебе и некогда будет потому что, смотри чо делацца.
И я смотрю. Смотрю туда, куда направлена указующая длань этой идиотки и немею от ужаса и шевеления в моих, воняющих чертовым дымом, волосах.
– А они страшно похожи, – жует губу Полька. И следует признать. Она права. Корюшка стоит напротив Лавра, выпятив вперед губу. И насколько я знаю мою девочку она сейчас зла и растеряна. Что он там ей наговорил, что у моей доченьки на лице столько эмоций и кажется слезы в глазках блестят? Какого черта ему опять надо? Я дергаю застежку ремня безопасности, которая никак не желает отщелкиваться. Или это просто я ослепнув от ужаса, забыла нажать на рычажок?
– На вот, возьми, – сует мне что-то в руку Полинка. Я даже не понимаю, что это. Просто выскакиваю из машины, зажав, судя по всему, страшное оружие против мерзких зажратых мужиков, и несусь к моей маленькой девочке, молча размахивая…
– А, вот ты где, – рычит Лавр Яров, когда я в два прыжка оказываюсь возле него. – Ты где шлялась? Скажи мне, толстозадая, почему я должен твою личинку отбивать у местного бомонда? Что вы за адские созданья такие? Кто вы вообще, мать вашу. Отряд самоубийц, или армия возмездия? Меня в жизни столько раз не били, не поджигали и не роняли об землю. Я Лавр Яров. Я всех раком ставлю. Ясно вам? Идиотки, мля. А и эта тут, – смотрит побесневший мужик мне за спину, налитыми кровью глазами. А меня вдруг отпускает лютый ужас. И малышка моя сжавшаяся словно воробей, смотрит себе под ноги виновато. Черт, что он сказал? Что она натворила?
– Поля – луковое горе, – хрипит Лавр. – Знаешь почему, толстая, у тебя все не как у людей?
– И почему же? – господи, ну почему я снова ведусь на провокации этого толстокожего носорога. Почему? И почему я сейчас не злюсь на него, а переставляю, как… О. нет, только не это. Только не взбитые сливки и бойлер. Я же не такая. Я даже представляя это краснею как помидор. Я же…
– Потому что подобное, притягивает подобное. И дочь твоя вырастет преступницей малолетней. Я не знаю, кто ее отец, но точно знаю, что он отбитый на всю башку Бармалей. Потому что от осинки не родятся апельсинки, – уже орет Яров. – Это же надо было додуматься, в каску байкеру клея налить. Ты знаешь, сколько мне стоили уши твоей мелкой паразитки, которые ей чуть не оторвал разъяренный бородатый мужик с ожогом на лысой башке. Его к слову Паша Топор зовут. Звали точнее. Теперь его зовут Паша Суперклей. Это я узнал уже после того, как получил по шее от расстроенного милого парня, за то что…
– Он ему сказал, что он мой отец, – шепчет Кира. И у меня сердце падает куда-то в пятку и там трепещет, словно раненая птица. – Иначе этот придурок хотел меня прямо за уши отволочь в полицию. А дядя Лавр ему денег заплатил, чтобы он отвалил. Много денег. На новый шлем и… Мотоцикл еще. Ма, я не виновата вообще. Это все Вовка Матроскин. Я просто рядом стояла. Вовка смылся, а меня видеорегистратор засек. А клей я дома нашла, у тебя в ящике. Я ж не думала, что он термоядерный. Просто этот хмырь татуированный нам сломал своим мотоциклом домик для кошек, который мы с ребятами построили. Там у нас Муська котят родила. Хорошо еще мы их перенести не успели, а то бы…
– Вы ему голову отпилили? – скалится Яров. Если честно, я ему сейчас благодарна. А Киру надо бы наказать, но… Черт, что же все как сложно то? – Похоже этот торт свадебный мне в горло не полезет, – трет шею чертов мерзавец.
– Лавр, спасибо, – хлюпаю я носом, – ну, что дочь мою выручили. И вообще. А торт я вам испеку закачаетесь.
– Этого то я и боюсь. Но я тут по другому вопросу. Чаем угостишь? Надо обсосать вопросики наши.
– Я ничего с вами не буду сосать, – тут же напрягаюсь. Я ему не доверяю. Я его ненавижу. Я его…
– Ма, давай его чаем угостим, ну пожалуйста. Ты же сосачек наделала вчера, ну этих, в форме лебедей. Очень вкусные, – дергает меня за куртку Корюшка. И Полька затихла как то странно, словно перед бурей. – Дядя Лавр, это… Спасибо. Пойду я чайник поставлю. Да мам? Поль, пошли. Ты мне поможешь. Идем, чего встала?
– Нет, – хнычу я. Но моя дочь уже уносится, почувствовав явно мою слабину и решив что пронесло.
Ну почему я не умею говорить – нет твердо? Когда-нибудь меня погубит эта дурацкая черта. А лебеди… Да черт с ними с лебедями, они все равно не будут смотреться на торте. Наверное лучше слепить носорогов разъяренных для торта этому мерзавцу и его невесте стерве. Или…
– Так что, идем, Варя? – словно змей искуситель. Под кожу мне запускает ядовитые нити ядовитый Лавр. – И подружка твоя вон сливки взбитые несет из машины, признайся, ты меня ждала.
– Нет, – выдавливаю я короткое слово с таким трудом, что кажется вечность проходит прежде чем я произношу последний звук.
– А в руке то у тебя что? О, а ты у нас с огоньком, – словно сквозь вату слышу я смех человека, которого надо гнать из моей жизни в три шеи. Но я упрямо лезу
