Мой самый-самый... - Ана Сакру
- Лиза, - качает головой, вдруг мягче заулыбавшись, и делает ко мне шаг, протягивая руки, - Успокойся. Просто надоедал звонок и всё…
- Просто надоедал? Надоедал??? Да не трогай ты меня! – уворачиваюсь от его рук, всё больше злюсь, - Признайся, ты специально! Ведь специально! Да, Ариэль? Ведь так?! Просто хотел поддеть его. Но зачем???
- Спрашиваешь - зачем? –жует нижнюю губу, будто раздумывая, щурит болотные глаза, задумчиво меня разглядывая. А потом все-таки ловит ладонью мое пылающее лицо и гладит костяшками по щеке.
- Лиза, я же говорил, ты практически сразу заинтриговала меня. А он…Это было дурачество, достойное подростка, я понимаю. Только ты на меня способна так повлиять, ты удивительная женщина…- его большой палец проходится по моим губам, взгляд темнеет, - Ты из тех, кто способен достать из мужчин их самые потаенные чувства…
Наверно, это должен был быть комплимент, но во мне всё наоборот холодеет.
- И твои самые потаенные, видимо, зависть и подлость, да, Ариэль? А еще неуважение к чужой личной жизни. Руки убери! – ударяю его по пальцам, отступаю на несколько шагов.
- Лиза, это был глупый поступок, но что такого по сути-то произошло?! – он тоже начинает злиться, повышая голос, но уже плевать.
В голове только одно – он это специально сделал. И это один из пазлов той невыносимой боли, которую я пережила. И он специально… Ему эгоистично было плевать, что будет со мной, с моим браком. Просто решил получить как трофей, как шкуру убитого оленя…Да пошел он! Я тоже отлично умею быть эгоисткой, и мне плевать, что он подумает и почувствует сейчас. Так же, как ему было на меня.
- Что ты делаешь? – интересуется Ариэль, когда я, крутанувшись загнанным зверем по прихожей, сажусь на кушетку и утыкаюсь в телефон.
- Ищу билеты обратно. Все кончено, Ариэль. Ты не для меня.
18. Саша
Громкая музыка на просторной террасе, танцующие с бокалами люди между столиков, веселые выкрики, улыбающиеся лица, тяжелые басы, льющиеся из профессиональных колонок, и десятки гирлянд - лампочек, развешанных по периметру танцевальной зоны - всё это я оставляю за спиной, углубляясь в лесную чащу. Мокрый снег характерно хрустит, надламываясь, под ногами, над головой всё ярче звезды в черном-черном небе и полная красноватая луна пугающе оргомна.
Выхожу на пригорок, облокачиваюсь плечом на старую сосну и, прикурив, смотрю на общее веселье из своего случайного укрытия. Здесь уже такая тьма, что разглядеть можно если только тлеющий кончик моей сигареты. Музыка отсюда отчетливо слышна, но обретает приглушенную форму, смешиваясь с естественными шумами леса. И будто я фильм смотрю, а не являюсь частью происходящего. Я и чувствую себя так же. Зрителем собственной переломанной жизни.
Смотрим в небо
Жаль, что не найдём больше ответов
Веришь слухам
Что сладко говорят все эти суки
Я просто улетаю, как дым
Нет, это ладони сквозь сны
И она говорила, говорила «Жаль»
А я о любви говорил
И ты ветрена, прощальные глаза
Мокрою ладонью по щеке слеза
Вижу, как Марат, сын Алика, кружит мою Алиску на небольшом танцполе между плетеных столов с диванчиками. Не могу разглядеть их молодые, разрумянившиеся на легком морозе лица, но уверен, что они друг другу улыбаются. Мы с Лизой тоже улыбались друг другу, танцуя под эту песню, и не особо вслушивались в слова. Сейчас же меня режет острым стеклянным осколком каждая фраза, обретая четкий смысл.
Я стал слишком сентиментален. Если бы я умел красиво складывать слова, я бы уже завалил Лизку слезливыми стихами по самую ее рыжую, пахнущую домом макушку. Но я не умею. Даже просто выразить всё, что у меня на душе, четко не получается. Да и не уверен, что это ей действительно нужно.
Я уже вообще ни в чем не уверен кроме того, что хочу обратно свою жену. И мне плевать, что она с другим сейчас. Плевать. Пусть...
Оказывается, я совсем не гордый. Если ей так легче. Если это то, что ей необходимо, чтобы почувствовать, что отомстила, или просто развеяться - я переживу.
Лишь бы потом вернулась...
Лишь бы это не было чем-то хоть вполовину таким же настоящим, как было у нас. Лишь бы не влюбилась в него.
И после сегодняшнего утра у меня появилась надежда, что так и есть. Что "рыба" - просто Лизин пластырь, который она еще и совершенно неумело лепит на открытую рану. И что скоро ей это надоест.
А я подожду.
Лиза сама вручила мне эту надежду, которая горит теперь словно сердце Данко в груди, обжигает до термических ожогов и сладко греет одновременно. Вручила, когда целовала меня, когда обнимала так, будто ей страшно хоть на чуть-чуть ослабить хватку, когда смотрела своими затуманенными расфокусированными глазами.
И когда впервые за эти два месяца выдвинула хоть какие-то условия, на которых она может попытаться вернуться.
Раньше ведь было просто "нет" и всё. Категорически. Наотмашь.
А сегодня мы внезапно перешли к торгу, пусть и с туманными перспективами.
Но, значит, она уже допускает такую мысль, да?
Не знаю пока, что делать с этим. Переезжать? Всё бросать? Но куда? В Москву? Даже в мыслях это звучит для меня дико...Но...Посмотрим. Надо обдумать. Да и пока Лиза с "рыбой" своей не наиграется, смысла торопиться нет...
При мысли о Коце внутри ожидаемо разъедает кислотой ревности и непроизвольно сжимаются кулаки -так, что ломается сигарета, но я гашу в себе этот порыв. Видимо, это мое такое наказание. Видимо я заслужил. Умирать от мысли, что жена не со мной, так же, как умирала она.
Не знаю, случайно или специально Лиза это делает, но лучшей прививки верности сложно себе представить. Такие
