Измена. Развод. Моя (не)случайная беременность (СИ) - Ланц Лика
Я думала о нём. Не постоянно, но часто.
– Я не сдамся, – произнесла вслух и занялась подсчётами.
Что ни говори, а жизнь с Вадимом меня избаловала. Я могла бы составить сейчас длинный список бранных слов в его адрес, но одно знала точно: я ни в чём не знала отказа (если дело касалось меня лично), никогда не считала копейки, как сейчас, и не планировала свой бюджет в рамках жёсткой экономии.
В моей жизни бывали разные периоды. Но и всегда находилось плечо, на которое можно опереться.
Я могла позвонить родителям. Братьям. И нашла бы поддержку. Материальную – в том числе. Но в двадцать пять как-то неловко снова припадать к родительскому плечу. Это самый крайний случай.
Чтобы просить, нужно поделиться. Рассказать, что моё замужество закончилось, и я осталась у разбитого корыта: без квартиры, без поддержки, без денег, без ребёнка. Рассказать, что муж мне изменил и поднял на меня руку.
Кто-то назвал бы меня дурой. Но я не хотела рассказывать о проблемах, ныть, жаловаться, выворачивать душу наизнанку.
То, что со мной нянчились подруга и поневоле – Рейнер, жгло самолюбие. Я чувствовала себя голой и беззащитной.
Я не хотела чувствовать себя жертвой – и чувствовала. Может, именно поэтому не желала, чтобы жалели и помогали. Я так и видела жалостливый мамин взгляд. Хмурые брови отца. Кровожадные лица братьев, которые бы наверняка захотели наподдать Вадиму.
Андрей бы его точно закатал в асфальт. Старший брат вообще не отличался дипломатичностью. Внешне спокойный и даже флегматичный, он обладал взрывным характером, что вспыхивал внезапно и до небес. И тогда случались всякие катаклизмы.
Нет. Я не желала, чтобы вся семья втянулась в мои проблемы.
Мы созванивались пару раз в неделю. И я даже не заикнулась, что в моей жизни произошли перемены.
Сообщу потом, когда всё разрешится. Поставлю перед фактом – и бурю пронесёт мимо. Поволнуются, поахают – и всё успокоится.
Глава 25-2
Я вдруг поняла, что жизнь не остановилась. И что я вполне смогу выкрутиться, живя по средствам.
Я вела подсчёты с блокнотом в руках. Составила план, расписала бюджет, разложила деньги по кучкам, приплюсовала то, что осталось на рабочей карте. В очень крайнем случае можно влезть в кредитку.
Эти простые действия успокаивали. Ушли паника и растерянность. И уже не так болело в груди. Знала ли я человека, с которым прожила рядом пять лет? Могла ли я подумать, что он способен на жестокость? Может, как говорит моя Машка, всё – к лучшему? Иначе быть мне тенью при муже, который бы изменял, тиранил, выдвигал пустые претензии только потому, что я приелась, стала неинтересной… А я человек, личность!
Пуповину отношений рвать нелегко. Уходить тяжело. Оставлять позади кусок жизни – рвать с мясом по живому. Но лучше сделать это сейчас. И я даже благодарна Вадиму, что он показал себя не с лучшей стороны. Лишил иллюзий, что ещё жили во мне и заставляли сомневаться.
Спокойствие и уверенность, как и положено, разбились в прах, когда раздался звонок в дверь.
Я замерла. Провела рукой по лицу. Вадим приехал, чтобы окончательно меня добить? Нет, я не хочу с ним видеться. Смотреть в глаза. Разговаривать. Я не стала подниматься и красться к двери, чтобы проверить, кто там стоит. Я замерла, как кролик, и это мне не понравилось.
В эту же секунду завибрировал телефон. Чёрт. Хорошо хоть я звук отключила. Но на экране не Вадим, а Рейнер.
Имя его – как выстрел. То, чему я не могу сопротивляться. То, что гипнотизирует и тянет меня за собой. И я отвечаю, даже забыв, что там, за дверью, скорее всего, стоит мой муж.
Нажимаю на кнопку приёма вызова и молчу.
– Анна, я знаю, что вы дома. Откройте дверь.
Волна облегчения. Гора с плеч. Там не Вадим. Там Рейнер. И без разницы, зачем он пришёл. Но, кажется, в тот момент я даже не думаю об этом. Просто поднимаюсь и иду в коридор. Два щелчка – и в проёме дверей маячит высокая фигура. Рейнер.
Зачем он здесь? Я так и стою с телефоном в руках. Сердце грохочет в груди. Пульс бьётся в губах.
Он делает шаг, переступая порог. А я пялюсь на него, как дурочка.
– С новосельем, – сухо поздравляет он меня.
Он следит за мной – доходит медленно, сквозь шум в ушах, сквозь грохот ошалевшего сердца.
Он проходит в комнату, не спрашивая разрешения, оглядывается. Это очень деловой взгляд, будто щупающий изъяны или несоответствия.
На его лице ничего не отражается. Он инспектирует. Но в этом изучающем взгляде нет ничего брезгливого или пренебрежительного, как у свекрови, которая почти так же оглядывала комнату, где мы жили с Машкой.
Я вспыхиваю, потому что его взгляд проходится по кучкам банкнот, разложенных на кровати. Я готова провалиться сквозь землю.
А затем он делает нечто немыслимое – заглядывает в мой шкаф. Так, будто имеет на это право.
На вешалках – жалкая кучка одежды, которую мы купили с Машкой.
– Ты так и не забрала свои вещи? – спрашивает он, оборачиваясь ко мне. – Хочешь, съездим сейчас?
И это его обыденное обращение на «ты», словно так и надо, этот внимательный взгляд, приводят меня в чувство. Я наконец-то отмираю, готовая дать отпор, поставить его на место.
______________
Дорогие мои девочки и мальчики (может, и мальчики читают)
Я приболела, валяюсь с температурой.
Продолжение будет ежедневно, на комментарии отвечу, как только немного очухаюсь.
Глава 26-1
– Нет, – качаю я головой. – Вам не кажется, Илья Эдуардович, что это… несколько лишнее?
– Очень гордая девочка, – кивает он в ответ, и губ его касается всё та же кривая усмешка. Но она не издевательство, а скорее – удовлетворение. – Вообще-то я пришёл обсудить детали с поставкой лингафонного кабинета. Судя по всему, вы не собираетесь засиживаться на больничном, Анна Романовна. А я обещал и должен быть готов.
И то, как он подчёркнуто обращается ко мне на «вы», говорит о том, что он принял мою позицию. От этого узел в груди развязывается, но, как обычно, завязывается где-то гораздо ниже.
– Чаю? – спрашиваю из вежливости.
– Кофе, – шагает он в кухонную зону.
В лофте нет даже условных стен и перегородок. Здесь всё до безобразия просто. Но, к счастью, есть два стула. И две чашки тоже находятся.
С чаем и кофе тоже особых проблем нет – Машка позаботилась. И в холодильнике не пустота.
– Я сам, – говорит он и забирает из рук моих чашки.
Пальцы его касаются моих, и отчего-то слабеют колени.
Он по-хозяйски осматривает шкафчики. Уверенно, легко, будто это не мой дом, а его. Я мысленно благодарю Машку: кофе достаточно сносный. У нас с ней пунктик: мы любим молотые зёрна и таинство турки.
Вадим никогда не готовил. Ни кофе, ни еду. Я даже представить не могла до сегодня мужчину на кухне. Рейнер ломал все мои устои. Он смотрелся у плиты органично, будто там ему и место.
Он большой, а двигается легко. Всё у него, как надо. Он пиджак скидывает небрежно, возится с туркой, будто ничем другим в жизни и не занимался. А я сижу и хлопаю глазами. Смотрю на него и не могу отвести взгляд.
– Какой кофе предпочитаете, Анна Романовна?
– Мне всё равно.
– Тогда я сделаю, как и себе, – открывает он мой холодильник и достаёт сливки. – Скажу по большому секрету, – светятся иронией его глаза, – принято считать, что деловые мужчины должны литрами глушить очень крепкий кофе. На людях я придерживаюсь образа. А в жизни предпочитаю кофе со сливками. Теперь ты знаешь мою тайну.
Я вдруг поняла, что эти его переходы с «вы» на «ты» – почти интимный момент. У меня сердце в груди подскакивает.
– А с кабинетом дело обстоит так, – ставит он чашки и садится напротив, – нужна комплектация. Я помню про пятнадцать мальчиков и двенадцать девочек. Но, насколько я понимаю, кабинет будет для всех.
