Невеста на один день - Лэндиш Лорен
– Ничего, я привыкла, – говорит Поппи, повесив голову, и внезапно лихая языкатая стерва исчезает, ее место занимает маленькая неуверенная девчонка.
Да что с ней такое? Что я такого сделал?
– Поппи. – Я наклоняюсь ближе, но она еще сильнее сжимается. – Поппи, посмотри на меня.
Я не осознаю, что делаю, но моя рука сама собой прикасается к ее гладкой щеке, поднимает ей подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза. Большим пальцем я нежно провожу по ее мягкой коже, наслаждаясь ее шелковистостью. Я произношу слова, которые говорил, наверное, всего несколько раз за последние годы:
– Извини, я не хотел тебя обидеть. Это я здесь – нежеланный гость.
Она облизывает губы и осторожно выговаривает слова:
– Коннор, ты не прав. Мне кажется, Кейли очень рада, что ты пришел, да и твоя мама тоже. И вовсе не из-за ее странной вражды с Одри и Йеном. – Она встряхивает головой, словно пытается собраться с мыслями и найти логичные доводы, но это не получается, и она просто обрушивает на меня водопад эмоций. – Я не могла стерпеть, как они говорят с тобой и о тебе. Я едва тебя знаю, ты украл мой компьютер, но даже мне понятно, что ты вовсе не такое чудовище, каким тебя пытаются представить. Или каким ты пытаешься представить себя.
Я удивлен. Нет, я потрясен до глубины души. У Поппи нет ни малейших причин защищать меня или верить в меня. Я вторгся в ее жизнь, как то самое чудовище, и украл то, ради чего она живет. Так почему она защищает меня?
Почему?
Она кажется мягкой и уязвимой, глядя на меня снизу вверх, словно ожидая, что я буду возражать. Но тут я слышу приближающиеся шаги, и какой-то порыв заставляет меня сделать то, что совсем не в моем стиле.
Я целую Поппи. И не легким вежливым поцелуем. Нет, я впиваюсь в ее губы, страстно, грубо, словно беру ее рот в плен. Словно у меня есть право ее целовать и я уже делал это сотни раз. Словно она принадлежит мне. Ее руки рефлекторно ложатся мне на грудь, и секунду я думаю, что сейчас Поппи оттолкнет меня. Ей стоило бы это сделать – я ничем не заслужил ее поцелуй. Но вместо этого она сжимает в кулачках мою рубашку, удерживая меня рядом.
Я наклоняю голову, чтобы углубить поцелуй, и прикусываю ее нижнюю губу, когда она не поддается. Поппи тихо ахает, и я проталкиваю язык в ее рот.
Не понимаю, что на меня нашло, но мне это нравится, хотя в голове громко звенят предупреждающие колокольчики. Поппи словно тает, отвечая на мою страсть без сомнений и задних мыслей. Наш языки сражаются за контроль, и я не сдаюсь.
Я хочу ее, я хочу эту огненную женщину так, что между ног у меня все каменеет от желания. Я еще сильнее вжимаюсь в ее тело, вдавливаю Поппи в стену. Ее руки обнимают мою шею, она приподнимает ногу и прижимает к моему бедру, и я ощущаю исходящий от нее жар сквозь брюки.
Боже правый, она тоже хочет меня! После всего, что она видела… Поппи хочет меня. Я с силой сжимаю ее бедро ладонью и ловлю ее стоны губами. Мне хочется, чтобы эта страсть не угасала.
Где-то совсем рядом покашливают. Это Йен.
Поппи испуганно вздрагивает, ее губы отрываются от моих, и мне внезапно страшно хочется как следует врезать кузену в нос за то, что он помешал.
Поппи, хихикая, бормочет невнятные извинения, словно школьница, которую учитель застал в коридоре с мальчиком. Но я не мальчик, она не маленькая девочка, а Йен точно не годится на роль блюстителя нравов. Конечно, разлад между матерью и тетей Одри – не его вина, но яблочко недалеко укатилось от ядовитой яблони, и он тот еще подонок.
– Сожалею, что пришлось прервать это представление, но, понимаете ли… – Он кивает на столовую, где родня с жадностью прислушивается к происходящему. Взгляд, которым Йен окидывает Поппи, приводит меня в ярость. Он скользит глазами по ее телу, словно замечая то, что не имеет ни малейшего права замечать.
«Она моя, ублюдок».
Сам не знаю, откуда приходит ко мне эта мысль, но она заставляет меня встать между Йеном и Поппи, загородив ее от кузена, и резко ответить:
– Мы придем, когда закончим наш разговор.
– Разговор? Так это теперь называется? – Мой неожиданный гнев только подогревает интерес Йена. – Может, ты лучше обсудишь свои проблемы по поводу свадьбы с матерью, а с Поппи поговорю я? Я бы с удовольствием рассказал ей историю нашей семьи.
Уверен, что все рассказы Йена сведутся к тому, что я законченный придурок. Но я не собираюсь оставлять его наедине с Поппи, видя, как он мысленно облизывается от грязных образов, возникающих в его мозгу. Это ему кажется, что он умен и хорош собой, на деле он просто липкий скользкий мерзавец.
Одна мысль о том, что он может иметь виды на Поппи, заставляет меня прийти в ярость. Словно красная завеса падает на глаза, прежде чем я успеваю подумать, с чего бы это я вдруг встал на защиту скандальной рыжухи, которая сейчас стоит за моей спиной.
Точнее, уже не стоит. Поппи одним легким движением оказывается передо мной, уперев руку в бок, а другой тыча в грудь Йена:
– Слушай, ты, чушь, которую ты несешь, на самом деле работает, или ты просто привык болтать что ни попадя, зная, что у тебя толстый кошелек?
Она еще сильнее вжимает наманикюренный ноготь в его грудь, почти наверняка оставляя следы на его тонкой коже под дорогой рубашкой и прерывая несвязные оправдания:
– Молчи лучше, ответ мы и так знаем. Все равно ничего не сможешь объяснить, ты же способен только повторять, что скажут другие, как попугай. Шел бы ты обратно к своей мамочке, пока взрослые люди разговаривают. Как сказал Коннор, мы придем, когда закончим беседу. А сколько это займет времени – это уже наше дело.
Йен ошалело смотрит на Поппи. Наверное, ему немного больно, потому что она напоследок еще раз вонзила в него ноготь. Я тоже потрясен… и в восторге. Еще никому не удавалось так отбрить Йена, но Поппи проделала это легко и непринужденно, врезав ему по самому больному месту.
«Лучше не зли ее, а то как бы она не оторвала тебе яйца».
Я делаю себе зарубку на память.
И в прихожей, и в столовой воцаряется оглушительное молчание. Все ждут, что ответит Йен. Все, кроме Поппи, которая не ждет никого и ничего. Видя, что мой кузен не двигается с места, она повелительно машет рукой, прогоняя его:
– Брысь отсюда. А то я отойду в сторону и позволю Коннору разобраться с тобой в его стиле.
Вообще-то я не дрессированный пес, которого можно натравить по команде, но злое удовольствие от ее слов чертовски возбуждает. Я могу только мечтать о давно заслуженной трепке, которую задал бы Йену при малейшей возможности.
Жаль, что сегодня не получится: хоть он и пытается показать, что ему все равно, но при первом же моем шаге к нему бросается обратно к гостям, по-мышиному пискнув.
Я с мрачным видом оборачиваюсь к Поппи, которая тщетно пытается унять приступ смеха, зажав рот обеими руками. Я с угрожающим видом подхожу к ней.
– По-твоему, устроить скандал при моей семье – это смешно?
Она небрежно пожимает плечами, едва сдерживая хохот, и выдавливает:
– Твоя мама и Кейли точно этого не заслуживают. Но вот он… – Она тычет пальцем через плечо. – Он заслуживает. И да, это было смешно.
Она права, но я продолжаю хмуриться, не желая снова терять контроль. Хмурюсь я секунды две, но тут Поппи сжимается и подтягивает плечи к ушам, передразнивая испуганного Йена:
– Мамочка, на помощь!
Я не выдерживаю и начинаю хохотать. Этой рыжей бестии явно начхать, что про нее подумают. Она делает что хочет, и это чертовски интересно и притягательно.
Поппи вдруг кладет ладонь на мою грудь, глядя мне в глаза.
– Что такое? – Мой смех угасает.
– Ничего, просто я хотела ощутить твой смех, – тихо отвечает она. – Сдается мне, ты не слишком часто смеешься.
Нечасто – это не то слово. Не помню, когда в последний раз хохотал от души. Вежливая усмешка? Запросто. Фальшиво посмеяться с Ханом Пабло, чтобы наладить отношения? Разумеется. Но искренний смех? Не могу припомнить, когда в последний раз мне было так легко и весело. Это заслуга Поппи, и мне кажется, что у нее это может получиться снова. Черт, да ей достаточно попросить меня рассмеяться.
