Так Бывает - Никтория Мазуровская
Вова сглотнул, побледнел, но все-таки отошел от меня, потом и вовсе, бросив злой взгляд мне за спину, развернулся и ушел к своей машине. К этому моменту к нам подошли Олег с Кириллом, о чем-то увлеченно споря.
– Привет, дядь Дим.
– Привет, орел. Кому по роже съездил?
– Да был там один шибко умный, а ты, дядь Дим, тут зачем? Тоже будешь мне мораль читать?
– Ну, вообще-то, я Таню хотел у вас перехватить, но теперь думаю не выйдет, – он смотрел мне в глаза и видел все, что я так неудачно пыталась скрыть от него. Смотрел и уже в его глазах мне виделось многое, слишком многое. – Тане нашей нужно передохнуть.
– Ага, ей все-таки стакашку надо хряпнуть. – мы с Димой на это рассмеялись, понижая градус общего напряжения, Кирилл непонимающе посмотрел сначала на Олега, потом на нас, покрутил пальцем у виска и пошел в машину, что-то недовольно бурча себе под нос.
– Если он будет считать меня алкоголичкой, виноват будешь ты.
– Он парень взрослый, сам разберется что и как ему о тебе думать. А куда Вовчик так резво поскакал? – стоило ему только сказать об этом, как обстановка вновь накалилась, мне резко захотелось хряпнуть тот самый стаканчик и уснуть на пару часов, иначе меня просто бомбанет от всего, что в этот день произошло.
– Я с ним сам поговорю, Олежа, не переживай.
– Да? А то я бы тоже с ним беседу провел.
– С чего вдруг?
– А с того, Дмитрий Сергеевич, что у парня есть отец, который способен только орать на баб, но уж никак не защитить сына, а меня такие мрази бесят, вот и хочется ему все объяснить и растолковать как следует.
– Становись в очередь, вторым будешь.
Олег кивнул, немного замялся, но все же направился к моей машине.
– Мы тебя подождем.
Дима проводил его внимательным взглядом.
– Ты ему нравишься, – утвердительно сказал, все так же наблюдая как Олег садится в машину. – Я понимаю, что не как женщина, а как друг, но меня так и тянет ему по роже дать… так, для профилактики.
– Не думаю, что у тебя все еще есть право так реагировать на мужчин рядом со мной, – тихо заметила я, отходя от него подальше, -слишком близко он стоял.
– Господи, Таня, что мы делаем?
– А что мы делаем?
– Все, что угодно, но только не пытаемся наладить нашу жизнь.
– Нашей жизни больше нет, Дима. Есть моя, есть твоя.
– Врешь! – он резко шагнул ко мне ближе, почти впечатывая меня в себя, – Врешь, Таня!
Мы стояли на парковке детской поликлиники, у всех на виду, а мне было плевать на это. Чувствовала только его руки на своей талии, спине, как сильно он прижимал, как стискивал. Слышала тяжелое дыхание. Ощутила дыхание в волосах, такое жаркое, такое необходимое, согревающее. Вдохнула такой знакомый запах…и пропала. Уткнулась носом в его шею, пытаясь надышаться и согреться его теплом. Снова ощутила себя целой в его руках. Снова почувствовала себя сильной, способной решить любые проблемы, потому что меня саму защитит он, мой Димка, всегда!
И хотелось надышаться этим чуть терпким запахом впрок, чтобы это ощущение покоя, своего места не терялось как можно дольше. А он все обнимал, гладил спину, стискивал, слегка размял плечи, потянул за распущенные волосы, заставляя запрокинуть голову и посмотреть ему в глаза.
И посмотрела, утонула в омутах темных, таких знакомых и любимых. Он склонился так близко-близко, едва касаясь моих губ своими, выдохнул со всей присущей ему уверенностью:
– Врешь, Таня… и мне и себе, – и, наконец, поцеловал.
Меня, как током ударило, даже колени подогнулись, но его руки удержали, -всегда удерживали и сейчас не подвели.
Он целовал грубо, показывая нам обоим ту самую правду. А я не находила в себе сил не отвечать, потому что этого давящего, собственнического касания его губ ждала и жаждала неимоверно сильно. Отвечала ему с не меньшей страстью, и желанием показать, что он до сих пор мой мужчина, только мой! Дорвалась, что называется.
Они целовались так, как никогда прежде: с жаждой обладания, желанием заклеймить, показать всем, кому принадлежат.
– Ты моя, Таня, моя! – шептал он, покрывая ее лицо поцелуями, – Мы все исправим, наладим, – снова безумные поцелуи щек, век, висков, всего, до чего мог достать, – Я тебя люблю, слышишь?
Эти заветные, для кого-то слова, ее словно водой холодной окатили. Любовь она с ним уже проходила, так до сих пор отойти и не может. Этот конкретный мужчина у нее, занозой в сердце застрял, а вытащить пытаешься,-такое кровотечение открывается, что умереть можно. Вот и получается, что с ним не могу, и без него тоже жить не получается.
Его ладони держали ее лицо, ей хотелось по-детски зажмуриться, посчитать до десяти и, открыв глаза, обнаружить себя одной, без него.
Мотнула головой, сбрасывая его руки, отступила на шаг, потом еще на один, а потом развернулась и бегом побежала к машине. Она не оборачивалась, -боялась своих действий, но и так знала, что Дима стоял, зло щуря глаза и ухмылялся, глядя на ее бегство.
Дура она, прав Саныч, как есть дура. Только что совершила очередную ошибку, дала Диме очень-очень большую надежду, что его холодная война с ее напускным безразличием может окончиться в его пользу.
В машине, на заднем сиденье сидел Кирилл и делал вид, что он слеп и глух. Олег, заводя мотор, поглядывал на нее с сомнением, но потом не удержался, и снова предложил:
– Вечером вызываем Саныча в приказном порядке и устроим попойку, так и знай! Возражения не принимаются, Кирилл вот предложил нам стол организовать, а сам пока… – посмотрел на Кирилла, – во что ты там играть будешь?
– Ни во что, он к экзаменам готовиться будет, – сурово посмотрела на Кирилла, тот вздохнул, но кивнул.
– Да ладно тебе, чего ты. У парня боевое крещение, дай ему расслабиться чуток.
– Если только чуток.
Дальше ехали молча.
Что за день такой? Мыслей,– вагон и маленькая тележка, но самую большую мыслю и самую большую глупость она уже совершила. И как полагается, сначала получила удовольствие, пару мгновений эйфории, а потом реальность обрушивается на тебя кирпичной стеной, и все эти кирпичи бьют, исключительно, по голове.
Осмысливать ничего не хотелось, но срочно надо было что-то придумать.
И по приезду домой, Таня заперлась в своей спальне и позвонила единственному человеку, который был способен вправить
