Принцесса для Аспида - Мария Николаевна Высоцкая
Рука с телефоном обессиленно падает на диван, и мне уже абсолютно плевать, что я сижу перед ним практически голая. Одеяло упало на пол, а майку я так и не надела.
– Чего там?
– Авария, – передергиваю плечами, смотря в одну точку, – они попали в аварию.
– Кто?
– Виталик и Полина.
– Где? Тея, ты меня слышишь?
Слышу, но не так четко, как мне бы этого хотелось.
– В больнице. Скорая приехала вовремя. Вот адрес, – протягиваю ему свой телефон, Поли скинула геолокацию, – у Полинки несколько переломов, а Виталик все еще без сознания.
– Сука.
Он поднимается с дивана быстро, как ураган, натягивает на плечи куртку, вытаскивает пачку сигарет, смотрит на меня и убирает обратно.
– Я поеду с тобой, – выхожу из своего транса, надевая майку, а после спортивный костюм. – Пожалуйста.
Он кивает и без слов идет к двери, кидая ключи на столик в прихожей. Семеню следом, быстренько запираю дверь и, вцепившись в его руку, забегаю в лифт, задевая ногой закрывающуюся створку.
Этажи проплывают слишком медленно. Прижимаюсь виском к Лешиному плечу, смотря на свои влажные глаза в зеркало. Хлюпаю носом, и он крепче стискивает мою ладонь, гладит тыльную сторону большим пальцем. Успокаивает.
Не могу держать себя в руках в подобных ситуациях, любая боль навеивает воспоминания собственной, и я слишком остро чувствую эти страдания. Тьму. Шепчу про себя, что с Виталиком все будет хорошо, а ведь я его даже не знаю, но испуг Полины говорит о многом.
– Я вызову такси, – тянусь к телефону.
– Не надо.
Он пропускает вперед, и на улице я нос к носу встречаюсь с Лешиным байком. Смотрю на него как на что-то сверхъестественное.
– Я не поеду, – мотаю головой.
– Тогда дождись такси.
– А ты?
– Я не могу ждать.
– Это не опасно?
– Все опасно, – протягивает мне шлем.
– Ладно, – киваю, надеваю эту штуковину себе на голову. – А ты?
– Садись уже.
Нерешительно перекидываю ногу через седло байка и не жалея сил вцепляюсь в Лешу. Всю дорогу я зажмуриваю глаза. Не люблю мотоциклы, не люблю. Один плюс – мы оказываемся в больнице очень и очень быстро.
Полька вылетает нам навстречу. У нее куча ссадин, перебинтована рука, нога, где-то приклеены огромные пластыри, но в целом она в порядке. Если бы не истерика. Ее трясет, она заикается, пытается что-то говорить, но вместо слов изо рта вылетают лишь несвязные звуки. В какой-то момент перестает себя контролировать, и Леша оттаскивает ее чуть в сторону, за эти секунды она успевает расцарапать ему щеку своими ногтями до крови.
– Не надо, – маячу сзади, – отпусти ее. Сглатываю и подхожу ближе. Полька просто не в себе, и я должна ей помочь. – Успокойся, – прижимаю ее к груди, – слышишь? Ты ничего не изменишь слезами, не поможешь.
Перевожу взгляд на Лешу, стискивая зубы.
– Позови врача, – одними губами.
– Посиди с ней здесь, – он уходит сразу, как только я довожу Полю до диванчика, или же мягкой лавочки, в принципе, сейчас не имеет значения.
– Что с ним?
– Он не приходит в себя. Не приходит. Это я виновата, я, – она рыдает еще громче, растирая слезы по лицу, – все из-за меня, – сжимает ворот моей кофты и трясет как куклу.
– Успокойся. Слышишь, успокойся, – обнимаю и раскачиваюсь с ней из стороны в сторону, словно так нам обеим станет легче. Моя истерика тоже близко, не люблю больницы, ненавижу просто.
– Если бы мне не приспичило покататься, ничего бы не было. Тея, я такая, такая…
– Идиотка, – голос Леши очень близко. Он режет слух своей грубостью, заставляя нахохлиться, защищаться.
Полина начинает выть еще громче, а я совершенно не знаю, что мне делать. Наверное, он прав, но она моя подруга и у нее колоссальный стресс. Хоть разорвись.
– Домой ее отправь, – Леша поддевает меня под локоть, отлепляя от Поли, и тащит чуть подальше, – он в реанимации. Но там все плохо.
Не могу дышать. Даже вздохнуть не удается. Это же… это просто ужасно. Оглядываюсь на Полину и чувствую, что начинаю злиться. Не виню ее, но примешиваю к этой трагедии.
– Доктор сказал, что нужны какие-то лекарства, капельницы.
– Какие лекарства? – вытираю слезы. – Я могу купить на первое время.
– Лекарства я и сам могу, – переводит взгляд на Поли, – мозг вроде не поврежден, но, когда он очнется, все станет более ясным. Может понадобиться лечение и…
– Я понимаю, это дорого. Голова же…
– У него таких денег точно нет. Она должна рассказать все своим родителям. Заранее.
– Полина?
– Виновники аварии не они, но удар должен был прийти на пассажира, Белов в последние секунды вывернул руль. Подставил себя.
Смотрю на него не моргая. Только всхлипываю и раз за разом сглатываю собственные слезы. Он сделал это ради нее, знал о последствиях и…
– Я позвоню Игорю, это ее отец.
Леша кивает, а я, я просто не представляю, что со мной сделает мой папа, когда все это дойдет и до него.
Вдалеке слышу истеричный вой Полины и, накрывая лицо ладонями, отхожу к окну. Смотрю вниз и вижу припарковавшееся «БМВ» Мураса. Врачи тем временем делают ей укол, вырубают и укладывают под капельницу.
Игорь широким шагом проходит длинный коридор и останавливается за моей спиной. Я вижу его отражение в стекле оконной рамы.
– Привет, – поджимаю губы и поворачиваюсь к нему.
– Где она?
– Ей вкололи успокоительное.
– Врач?
– Вон, – киваю направо, и Игорь идет туда, там он встречает не только доктора, но и Лешу, они очень долго о чем-то говорят. Сначала втроем, но в какой-то момент белый халат я больше не вижу.
Напоследок Игорь пожимает Лешкину руку, направляясь в палату Полины.
Я же чувствую легкое головокружение. Опираюсь на подоконник, ужасаясь случившемуся. Всего несколько минут, и твоя жизнь может превратиться в сплошную агонию, настоящий ад. Обнимаю Лешу, который стоит передо мной, и закрываю глаза.
– Езжай домой, Тей.
– Нет, я останусь с тобой. Только кофе выпью, голова раскалывается.
Спускаюсь по ступенькам вместе с Лешей, думаю, а остановившись у кофе-автомата, не могу не сказать:
– Он знал о том, что может погибнуть, – шепотом, – я думала, что таких людей уже не бывает.
– Бывают, – Кирсанов вручает мне стаканчик с горячим кофе и тянет за руку наверх.
У него режущие глаз движения, точечно выверенные, словно он неживой. Но самое интересное, что даже его интонации не изменились. Он говорит агрессивно, в своей этой слегка надменной манере, но я не чувствую там сожаления, печали. Внешне складывается впечатление, что ему все равно. Но это не так.
