Наше единственное лето (СИ) - Ли Мира

— Таня, кого мы делим-то? Сашу что ли?!

— Ну хватит уже! — она явно начинала сердиться. — Я о Дане говорю.

Тут я подавилась второй раз и кашляла так долго, что Тане пришлось постучать меня по спине.

— Ты тоже считаешь, что я ему нравлюсь? — не смогла сдержать полуистерический смешок я.

— Не считаю, а уверена! — сказала она так громко, что официант повернулся в нашу сторону. — Этого только слепой не замечает! А вот какие у тебя планы на него я не понимаю и от этого нервничаю. Вчера я именно из-за этого и не сдержалась. Захотелось, чтобы он уже понял, что ты с другим и на меня посмотрел! — Таня все-таки заплакала, отчего мне вдруг стало стыдно.

— Тань, не надо… — я взяла ее за руку, но она убрала ее. — Нас с Шустовым связывает только многолетняя вражда и ненависть, — сказала я и тут же почувствовала, что вру своей лучшей подруге. От этого стало неприятно, но весь наш сегодняшний разговор был неприятным с самого начала.

— Точно? — Таня, вытирая слезы, с надеждой посмотрела на меня.

Я незаметно выдохнула и как можно более уверенно произнесла:

— Абсолютно. Если помнишь, то я с Сашей недавно начала встречаться, — и улыбнулась, как можно более счастливо, хотя на душе кошки скребли.

Таня постепенно успокаивалась и уже начала весело щебетать о том, как закончился вчерашний вечер в клубе, я же хотела лишь одного — встать и прямо сейчас уйти. Но вместо этого я нацепила заинтересованное лицо, кивала, улыбалась и поддакивала. И даже радостно выдавила из себя: «Вот видишь!» после рассказа о том, что Даня отвез ее до дома, они долго болтали, сидя в его машине, а в конце поцеловались…

За всем этим театром мне было больно. Почему-то я вспомнила недавнюю колкость от Шустова: о том, что все мною пользуются, а я позволяю им это. Прямо сейчас я осознала, насколько он прав. Я не смогла сказать своей подруге о том, что чувствую я, уступила ей, сдалась перед ее слезами, спряталась, струсила…

Минут через двадцать, с трудом дождавшись подходящего момента, я попросила счет и, сославшись на домашние дела, простилась с Таней. Она выглядела счастливой и от этого мне становилось еще поганей: я отлично ее обманула, но вместе с этим я обманула и себя!

Выскочив на улицу, я быстрым шагом пошла к автобусной остановке, а когда кофейня скрылась из виду, побежала что есть мочи.

Мне хотелось, чтобы мысли успокоились, чтобы снова все стало простым и понятным, чтобы Таня выбрала кого-то другого, а не Его, чтобы мне не нужно было выбирать между ними…

Не знаю, сколько я бежала. Мои легкие перестали справляться, каждый вдох — как ожог, мышцы гудели, голова кружилась, все плыло перед глазами. Я опустилась на бордюр и, обхватив голову, заплакала.

Ну, какая же я все-таки дура! Обманывать всех кругом, строить из себя недотрогу, делать вид, что вижу всех насквозь, и все понимаю, кидаться обещаниями, которые не смогу выполнить, не замечать свои настоящие чувства и отталкивать людей из-за гордыни и страха показаться слабой и перед тем, что подумают другие… — вот она я! Так я защищаюсь от того, чего боюсь. Но, получается, что так я прячусь от самой жизни!

Глава 20

Вернувшись домой, я заперлась в своей комнате и провалялась, глядя в потолок до самого ужина.

Папа задерживался на работе, мама ушла на день рождения подруги, поэтому за столом собрались я, Дима и бабушка.

— Так, мои дорогие внуки, ужин сегодня совсем простой, поэтому едим и не жалуемся, — голос бабушки звучал ласково. Она ловко накрывала на стол и тихонько напевала.

Мы с Димой были не в настроении: он, видимо, еще не отошел от вчерашней попойки, а я… все еще не закончила самобичевание. Конечно же наши кислые лица не остались не замеченными:

— И что это за мрачные физиономии на ужин пришли?

— Жизнь, ба, это — боль, — попытался отшутиться Дима.

— Твоя боль, мой хороший, это плата за вчерашнее веселье! А вот что с нашей Элечкой случилось?

У меня предательски заблестели глаза. Бабушка заметила и это, поэтому решила не продолжать. Мы практически в полной тишине поужинали, а потом Дима ушел готовиться к зачету.

Бабушка налила мне свежезаваренный пряный облепиховый чай и присела рядом за стол.

— Что случилось, милая?

— Я сегодня очень плохо поступила, — слезы не дали продолжить, я закрыла лицо руками и попыталась собраться с силами. Нужно было рассказать кому-то обо всем, что я натворила, а вернее и мудрее слушателя, чем моя бабушка не найти. Так было с самого раннего детства: бабушка всегда была на моей стороне, готова была выслушать и старалась понять, беззлобно ругала моих обидчиков и подсказывала правильные решения.

— Ничего, ничего, поплачь, раз так хочется, — тихо сказала она.

— Я не знаю, что мне делать? — я с трудом подняла на нее глаза, я еще ничего не рассказала, а уже было безумно стыдно. — Сегодня я обманула Таню, а еще…Сашу… Мне так неприятно, аж тошно! — бабушка ласково гладила меня по спине своей теплой рукой и молча слушала. — Я дала Саше ложную надежду. Мне показалось, что он мне нравится, а потом поняла, что — нет. Но я до сих пор так ничего ему и не сказала, продолжаю эту глупую игру в отношения… А сегодня Таня сказала, что ей нравится Даня Шустов. И попросила, чтобы я не мешала ей, не общалась с ним…

На большее меня не хватило. Я снова заплакала, а бабушка тихонько вздохнула.

— Надо понимать, что ты согласилась не мешать Тане в ее походе по завоеванию Даниила?

— Ага-а-а, а что я могла сделать?

— Ты могла честно сказать, что он тебе тоже нравится.

— Бабушка! — я даже на стуле подскочила. — Во-первых, не могла… Я струсила. А во-вторых, с чего это ты взяла, что Шустов мне нравится?

Бабушка улыбнулась и вытерла мне ладонью слезы:

— Какая же ты еще глупенькая, хоть и такая взрослая. Ну, не хмурь свой красивый лоб, морщины появятся! То, что с Сашей запуталась — это бывает. Но поговорить вам обязательно нужно. Будь искренней, он все поймет, он очень сообразительный мальчик. Таня… Это не ты плохо поступила, это она заставила тебя дать угодное ей обещание. А что обещание? Слова! Обещать можно что хочешь, но сердцу не прикажешь. Вы с Даней уже нравитесь друг другу и тут ничего не попишешь. Она не в силах что-то изменить, — бабушка неспеша и тихо говорила, а я чувствовала, что с каждым ее словом успокаиваюсь все сильнее.

— Тогда почему мне так страшно?

— Потому что ты впервые влюбилась. Это всегда волнительно и немного страшно, потому что впервые…

— И что мне теперь делать?

Бабушка засмеялась и крепко обняла меня:

— Чувствовать, конечно! Любишь — люби, не любишь — не трать силы и время, и человека не мучай! А еще — слушай только свое сердце, а не подруг. Сейчас для тебя наступила самая чудесная пора жизни — твоя юность. Живи полной жизнью!

Какая простая формула! И звучит замечательно! Я улыбнулась. Вот только мне сейчас все это не кажется таким простым.

Какое-то время мы еще посидели с бабушкой, обнявшись. Тикали часы на кухне, из открытого окна доносился веселый гомон грачей, ворчал наш пес и пахло свежей листвой. Еще немного и начнется это лето…

Но со следующего дня началась пока только подготовка к экзаменам.

Из своей комнаты я выбиралась лишь для того, чтобы поесть. Мои домашние старались не шуметь и всячески помогали преодолеть это непростое время.

Обычно организованная и собранная я хваталась то за один предмет, то за другой, то бросала все и разглядывала часами потолок своей комнаты. Напряжение росло с каждым днем. Я понимала, что наступило то самое важное время, когда я должна показать все, на что способна. Но именно сейчас мне меньше всего хотелось рассуждать об «идеале русской женщины» или решать тригонометрические функции. Все мои мысли были заняты светловолосым парнем с серыми глазами. Я ничего не могла с собой поделать: ни забыть о нем, ни отложить эти мысли «на потом». В тот самый момент, как я призналась себе, что он мне нравится, меня словно накрыло: я почувствовала жуткую неуверенность в себе. Конечно, мне бы хотелось, чтобы я тоже нравилась Дане, но непонятного происхождения сведения Димы и ревность Тани совсем не доказывают его чувств ко мне. Не исключено, что я втюрилась в парня, который просто издевается надо мной, и ему это нравится, а я, наслушавшись своих друзей, навыдумывала чего-то…