Научи меня любить - Каролина Шторм
Неужели она мне нравится?
Глава третья
Евгений
– И так, Евгений Петрович, вынужден вас огорчить. У вашего сына остались задолженности за предыдущий курс, и если он их не ликвидирует в ближайшие две недели, придётся ставить вопрос об отчислении.
– Понимаю вас, – отец натянутый, как струна, стоял напротив декана факультета юриспруденции и права, и так же прямо смотрел в его лицо. Он привык держать ответ. Я не помню случая, чтобы кто-либо заставил его опустить голову или отвести взгляд от собеседника. И я также знал, что в эту минуту он готов обрушить на меня весь свой гнев. Но воспитание не позволяет ему сделать это в кабинете декана, который вызвал его, чтобы рассказать о моих «подвигах» на учебном поприще. Мне ужасно стыдно. Не оттого, что я накопил кучу долгов по учебным дисциплинам. Мне эта юриспруденция и всё, что с ней связано, с самого начала была не по зубам. Но мне стыдно потому, что здесь мой отец, который терпеливо выслушивает жалобы на своего непутёвого сына. Мне жаль, что я не могу оправдать его надежд. Я вырос не таким, каким он хотел меня видеть. И я, к сожалению, у него единственный. Компенсировать нечем.
– Три экзамена и два зачёта, – декан зачитал мой приговор на ближайшие две недели. Срок совсем маленький. Если мне не хватило семестра, чтобы выучить конспекты и нормально подготовиться, то что я смогу сделать сейчас, когда времени почти не осталось? Тем более, если учитывать мои способности. Точнее, их отсутствие.
Но отец непоколебим.
– Мы постараемся решить эти проблемы в установленный срок, – твёрдо заявил он. – Сын будет под моим строгим контролем, так что, я думаю, всё будет сделано, как надо.
– Постарайтесь, пожалуйста, – попросил декан. – На чётвертом курсе быть отчисленным за неуспеваемость студенту не к лицу. Особенно, вашему Евгению.
Мне хотелось спросить, чем же я такой особенный. Но я бы ни за что не решился. И так ясно – особенный я, потому что мой отец – Евгений Петрович – вот кто, действительно, особенный человек. А я всего лишь его тень. Да и то, не самая удачная.
Мы вышли из кабинета декана, прошлись по коридорам универа. Отец не произносил ни слова. Только не здесь. Я хорошо знаю его стратегию. Всё, что нужно, он скажет мне потом, с глазу на глаз.
Мы вышли на улицу. Неподалёку за углом стояло несколько дымящих студентов. Отец недовольно поморщился.
– Кто у вас здесь следит за порядком? – поинтересовался он у меня. – Возле главного входа курилку устроили! Может, скоро в аудиториях начнёте?
Я не сказал ему, что это давно уже практикуется. Пока преподавателя нет (мало ли куда мог выйти во время пары), особо смелые курили прямо за учебными партами. Потом открывали окна и дверь и проветривали. Если бы отец знал, что я тоже этим занимался, он бы, наверное, меня убил. Такого разгильдяйства простить своему сыну он бы не смог.
– Садись, поговорим, – отец открыл мне дверь своего старого автомобиля, который, по-моему мнению, давно пора было отправить на металлолом. Но разве Евгению Петровичу можно такое сказать? Я молча сел и уставился прямо перед собой. Смотреть отцу в глаза было невыносимо. – Что молчишь? – спросил он. – Или сказать нечего?
– Ты сам всё слышал, – так же, не глядя, ответил я. – Ничего нового к этому я не добавлю.
– Жаль, – заметил отец. – А я надеялся узнать о причине такого провала с твоей стороны.
– Причин нет, – я пожал плечами. – Кроме той, что мне не нравится специальность, которую ты мне выбрал.
– Ах, вот оно что! – взъярился отец. – Ему дали возможность получить хорошее высшее образование, а он ещё недоволен! Да у тебя совести нет!
– Может, и нет. Только перед тем, как делать выбор, можно было бы меня спросить, чего я сам хочу, – мягко ответил я. Повысить голос на отца никогда не смел.
– А ты хоть знаешь, чего хочешь? – отец презрительно усмехнулся. – Помнится, когда заканчивал школу, собирался в музыкальное училище.
– Да, мне, действительно, этого хотелось, – признал я. Музыка – это моё всё.
– И кем бы ты стал после этого училища? – продолжал отец. – Музыкальным педагогом в детском саду? Репетитором по игре на гитаре?
Я не знал, что ему сказать. Мои увлечения отец никогда не принимал всерьёз. Когда я дома во время празднования какого-либо события играл на гитаре, ему нравилось. Он даже хвалил меня. Но стоило завести речь о продолжении карьеры, как он, в лучшем случае, резко менял тему разговора. А если был не в духе, то мог высказаться в мой адрес так, что желание говорить с ним об этом пропадало надолго.
Отец всегда знал, вернее, был уверен в том, что знает, что для меня лучше. И самое печальное то, что моё мнение при этом не учитывалось. Какая разница, что я думаю, если решения принимает он? Я глотал обиду за обидой, не чувствуя в себе сил противостоять ему. А потому уходил в первый попавшийся бар и там заливал и свою обиду, и все невысказанные мной слова. Мать покрывала мои пьяные похождения, и отец нечасто о них узнавал. Но когда узнавал, я получал по полной.
– Одного не пойму: в кого ты такой непутёвый? – любил говорить он. – Мы с матерью оба приличные люди, достойно себя ведём. Один ты у нас…
Выродок. Вслух он этого не говорил, но мне и так было понятно. Не такого сына Евгению Петровичу надо бы. Но уже поздно. Что есть, то есть…
– Ты мне скажи, сам до этого дошёл, или компания помогла? – спросил отец. – В общежитии какого только сброда нет! Отовсюду приезжают. Если тебе мешают твои приятели, ты так и скажи.
– Да нет, мне никто не мешает.
– Или может у тебя с девушкой отношения разладились? – продолжал он допытываться. – Как там её зовут?
– Лиза, – напомнил я.
– Точно, Лиза. Так у вас с ней всё нормально?
– Вроде, да.
– Смотри, – предупредил отец, – хотя бы с ней не наделай глупостей. Ты хотя бы предохраняешься?
– Пап! – возмутился я. – Мне двадцать лет. О чём ты говоришь? Думаешь, я не в курсе, что и как делать?
– Судя по тому, что ты творишь в
