Всё, чего ты никогда не узнаешь - Тея Лав
Он смеется.
– Другое дело. Наконец-то я вижу ту самую пчелку, с которой познакомился несколько месяцев назад.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
сейчас
В очередной раз кисть в моей руке замирает у мольберта. Вздохнув, я опускаю руку и плюхаюсь на пол. Вокруг меня куча акварельных красок.
Ничего не выходит.
Назвать это творческим кризисом сложно. Я просто перестала рисовать и все.
Возможно, что я лишь пытаюсь себя убедить в том, что ничего не произошло. Но с другой стороны, обвинять кого-то или что-то в собственной лени очень глупо. Будь во мне больше упорства и уверенности, никакие бы слова не застряли в моей голове, и я бы рисовала дальше.
Я слышу шаги Калеба у двери, но он ее не открывает. Между нами все еще стоит невидимая стена и с каждым разом она становится все больше осязаемой. Я стараюсь об этом не думать. Сегодня за ужином я хочу сказать ему о собеседовании, на которое меня пригласили вчера. Мне не хочется этого делать, но и скрывать я это тоже не могу. Так странно, что обыденное, такое повседневное явление, как поиск работы и собеседование, ты не можешь нормально сообщить собственному мужу. Человеку, с которым создала семью.
Услышав, что парадная дверь за Калебом закрылась, я поднимаюсь на ноги и подхожу к компьютеру, стоящему на подоконнике. Когда музыка заполняет комнату, я завязываю волосы на затылке и надеваю косынку. Больше нет смысла ждать вдохновения. Нет смысла себя жалеть. Нет смысла во всем том, что я делаю сейчас со своей жизнью.
Разложив на полу огромный ватман и закрепив его углы банками с краской, я снимаю обувь и решительно смотрю на белоснежный лист. Никогда не поздно все начать заново.
Из компьютера звучит песня Арианы Гранде «breathin», под которую я начинаю пританцовывать и решительно хватаю свою самую большую кисть. Макнув ее в банку с синей краской, я брызгаю на ватман. Брызги краски летят не только на ватман, но и на пленку, лежащую под ним и на пол. А также на мой джинсовый комбинезон и кажется на лицо. Улыбнувшись, я повторяю то же самое с розовой краской. Затем с зеленой. И желтой.
Через несколько минут я уже танцую полностью испачканная краской, из головы испаряются плохие мысли, и это прекрасно. Чуть позже я полностью вхожу во вкус и начинаю смешивать краски. У меня уходит много времени на смешивание разных оттенков зеленого, чтобы получить именно тот теплый цвет, который я видела на одной из картин в галереи. Я ходила туда одна на прошлой неделе. Цвет глаз девушки на этой картине был не просто зеленым. Он был мягким, нежным, теплым. Получив нужный результат, я улыбаюсь, а затем брызгаю краской на ватман.
Моя студия начинает медленно погружаться во мрак. Я настолько увлеклась, что даже не заметила, как прошел почти весь день. Посмотрев на время, я обнаруживаю, что съела сэндвич примерно два с половиной часа назад. Розовая полоска заката начала окрашивать стены студии. Я вытираю пот со лба предплечьем, потому что мои руки полностью в краске.
Дверь открывается так неожиданно, что я подпрыгиваю от изумления, увидев в дверном проеме Калеба. Он улыбается. Его улыбка не усталая, не поддельная. Она настоящая. Пиджак на нем расстегнут, галстук ослаблен. Он упирается головой о косяк и изучает меня с головы до ног.
Я смотрю на него в ответ. Ноутбук уже давно разрядился, и так как я не взяла шнур, то уже несколько часов сижу в полной тишине.
Вдруг меня осеняет.
– Боже, я забыла про ужин.
Калеб улыбается еще шире.
– Не страшно. Мы что-нибудь закажем.
Я складываю руки в молитвенном жесте.
– Тайская кухня.
Мне так давно не доводилось видеть своего мужа с такой улыбкой. Он кивает и отдает мне честь.
– Все, что пожелаешь.
За ужином я не решаюсь на разговор о собеседовании. Все слишком хорошо. Мы едим мою любимую тайскую еду, болтаем о всякой ерунде, о фильмах, книгах, о нашем сексе в прачечной. Мы не говорим о том, что я якобы снова рисую. Пока нет, но Калеб так счастлив. Он рад этому больше меня. Я не могу сказать, что он рад этому только потому, что я буду дома. Было бы жестоко так считать. Он однажды сказал мне, когда я рисую, я погружаюсь в мир своих фантазий. А когда я погружаюсь в мир своих фантазий, я счастлива.
Огромный плюс в заказанной еде, это то, что не нужно мыть посуду. Выбросив пустые контейнеры, мы усаживаемся у телевизора и смотрим «Ночное шоу с Джимми Фэллоном».
Нашу идиллию нарушает звонок Исайи – одного из ближайших друзей Калеба.
– Что? Где вы? – Калеб выпрямляет спину, и я быстро перебираюсь с его колен на диван. – Хорошо, я скоро буду.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Калеб встает и потирает шею.
– У парней машина заглохла. Они ехали с боулинга.
Я смотрю, как он быстро собирается: надевает ботинки, куртку и хватает ключи из большой стеклянной емкости, стоящей на столике у парадной двери. Затем он замирает и смотрит на меня. На моем лице сомнение. Но у меня и в принципе не должно быть никаких подозрений.
– Милая, все в порядке? Я скоро вернусь.
Я медленно киваю.
– Да, конечно.
Он неуверенно тянется к ручке двери, и тут я выпаливаю:
– Меня пригласили на собеседование в галерею «Улыбка».
Калеб медленно поворачивается и хмурится.
– О чем ты, Никки?
– О работе. Если все получится, я буду работать. Эта галерея для детских выставок. Разве это не здорово?
Он смотрит в сторону, затем на меня, затем снова в сторону.
– Да, но… почему ты решила мне это сказать именно сейчас?
Я встаю на колени на диване.
– А когда?
– Никки…
– Все в порядке. Я
