Татьяна Веденская - Загадай желание
– Женя, можно тебя на минуту? – раздался наконец его голос у нее за спиной. Он отводил глаза, не смотрел на нее.
– Зачем? – прошептала она. – Как ты мог?
– А что я должен был делать? Я не могу сейчас остаться без работы. Я купил машину в кредит. У меня такое положение, что я просто оказался припертым к стенке.
– К стенке? – вытаращилась на него Женя. – А что же будет со мной?
– Ну, а что будет с тобой? Я… я не знаю, найдешь другую работу. Я напишу тебе такие рекомендации, что будет еще лучше, чем сейчас. В конце концов, кто ты здесь – простой менеджер? Таких мест полно.
– Я не понимаю тебя. Ты не собирался мне как-то помочь? – уставилась она на него. – Вытащить меня?
– Ну, как же я могу тебя вытащить? – развел он руками. – Ты же понимаешь, я бы с удовольствием, но… что я могу сделать?
– Пойти и рассказать ему обо всем! – крикнула Женя, и слезы полились у нее из глаз.
– Я не могу, – покачал головой МММ.
Еще минута потребовалась Жене, чтобы окончательно осознать, что она не имеет для него никакого значения. Через минуту она вскочила и рванула к выходу под злые крики МММ.
– Он тебя и слушать не станет!
– Иди на хер! – пробормотала Женя себе под нос и распахнула дверь кабинета директора. Генеральный все еще сидел за столом, с бутылочкой уже почти без воды, и что-то читал с экрана своего планшета. Когда дверь открылась, он поднял холодный взгляд на раскрасневшееся Женино лицо и молча, насмешливо улыбнулся.
– Это я ездила за плиткой. А он бросил офис, – выпалила Женя.
– И что? – пожал плечами карлик, явно не поверивший ни одному ее слову.
– Я могу доказать это!
– Доказать? Что именно? Что вы, хрупкая девушка, поехали за плиткой, которая весит черте сколько? Может быть, вы еще и сами ее грузили? Вы что, держите меня за дурака? Вы ее даже не поднимете! Думаете, я не понимаю, что вам хочется удержаться на непыльной работе?
– Это не так! Я…
– Если вы не могли придумать ничего лучше, чем эту нелепую уловку про плитку, то вы, простите, дура. А уж дур нам тут точно не надо, поймите правильно.
– Да как вы смеете?! – вспыхнула Женя.
– А что вы сделаете, засудите меня? – усмехнулся генеральный и, так и не убрав похабную ухмылку со своего лица, встал и ушел из кабинета, оставив Женю в состоянии ступора.
Нонна всемогущая
Примирение – это всегда прекрасно. Это похоже на первый проблеск солнца после дождя и холодного ветра. До этого вы ходите, погруженные в обиду и раздражение, как в тугой липкий клей, из которого невозможно выбраться. Миллион раз вы обещаете себе не думать больше об Этом, но ни о чем другом думать просто не в состоянии. Перебираете в памяти то, из-за чего все испортилось, пытаетесь понять, что не так и, отдельно, в чем можете быть виноваты именно вы. Одни и те же диалоги снова и снова прокручиваются в голове, и даже просто молчать вам стоит огромных сил.
А потом случается – примирение. Оно начинается с улыбки. Или с какого-нибудь неожиданного доброго слова, шутки, над которой вы еще пытаетесь не смеяться, но уже не можете злиться по-настоящему. И объятия раскрываются, и на душе становится хорошо и светло, как в солнечное утро на опушке подмосковного леса.
После страстной ночи на голом полу в квартире Максима все вернулось на круги своя. Померанцев опять переселился к ней, и вот теперь Олеся лежала с ним на своей кровати, раскинув руки, и улыбалась голубому небу в окне без занавесок. Максим спал, отвернувшись от солнца, и одна ладонь Олеси лежала на его плече. Олеся давно проснулась, хотя поспать удалось всего несколько часов. И рука затекла, и было так жарко – настоящее лето, но она не шевелилась, боясь спугнуть это лучезарное чувство счастья, которое поселилось у нее в области солнечного сплетения. Иррациональное чувство счастья, как сказала бы Нонна. Ложное чувство счастья. Похмелье будет жестоким, но сейчас Олеся не стала бы об этом думать, даже если бы ей за это предложили заплатить денег. Счастье в неведении.
– Что, уже не спишь? – раздался сонный голос. Максим повернулся, скинул ее руку со своего плеча и потянулся. Олеся улыбнулась и промолчала. То, что он лежал тут, рядом с ней, было так странно, так неожиданно и невозможно, но сам Максим при этом держался так, словно и не было этого года между ними. Словно бы они не расставались. Возможно ли, чтобы они просто продолжили с того места, на котором все оборвалось?
– А сколько времени? – спросил он, перекатываясь через нее к тумбочке, где лежали их телефоны.
Олеся подумала, что ничего не знает о том, чего Максим хочет и чем он живет теперь. Какие у него планы относительно их двоих.
– Половина девятого, – пробормотала она. О, как она не хотела снова запускать колесо их мельницы, перемалывающей дни и ночи в одну серую муку воспоминаний. Олеся хотела бы лежать тут вечно, и чтобы не было никаких серьезных разговоров и никаких проблем. Просто застыть рядом, молодыми и сонными, залитыми ярким солнечным светом. И чтобы время просто исчезло, остановилось навсегда, оставив мир, как фотографию в рамке, висеть в недвижимой вселенной вечно.
– Как полдевятого? Блин, я же проспал! – крикнул Максим, и мельница со скрипом задвигалась, тяжело передвигая лопасти.
Олеся побежала на кухню, готовить омлет и зеленый чай. Она бы хотела выпить кофе, но Максим не терпел ни кофе, ни его запах – причем если в кафешках и маленьких ресторанчиках он переносил его относительно нормально, то у Олеси дома кофейный запах, даже вчерашний, выветрившийся, мог вызвать бурю и цунами. Олеся покорно распрощалась с кофе – выпьет на киностудии, куда она собиралась ехать на пробы.
– Тебя подбросить? – спросил Максим, ловко орудуя ножом и вилкой.
Олеся помотала головой, не сводя глаз с мужчины, из-за которого пролила чуть ли не океан слез. Сейчас, когда еще действовала сила Примирения, он был тем самым Максимом, от которого все и всегда были без ума. И все же, что будет потом? Да и будет ли это самое «потом» вообще.
– У меня сегодня прослушивание, я не знаю, во сколько буду дома, – пробормотала она, потягивая остывший чай из высокой чашки.
– Прослушивание? А где? – спросил он так, словно бы ему действительно было интересно.
И Олеся рассказала бы, что едет на студию Горького, что там собираются снимать цикл фильмов из серии «Понять и услышать», а иными словами, миллион нудных слезливых шоу о жизни простых женщин, с замесом на драму. И в каждую серию им нужны разные лица, причем чем проще, тем лучше – чтобы уж идентификация была полной. А еще на крупном телеканале с осени будут снимать новый сезон каких-то судебных страшилок, и там нужны разного рода свидетели. И вообще, сейчас много чего происходит. Но Олеся хорошо знала Максима и то, с каким презрением он относился к ее работе. Вряд ли в этом он изменился.
