Козни качка (ЛП) - Ней Сара
— Я могу проводить тебя домой.
— Ты уверен?
Я киваю.
— И где ты живешь?
— В той стороне, откуда мы пришли, ближе к бейсбольному клубу.
— Неужели?
— Да. Примерно в трех кварталах от кампуса. — Скарлетт поднимает свою сумку. — А как насчет тебя?
— Я живу напротив стадиона.
— Какого стадиона?
Если бы это был кто-то другой, я бы запрокинул голову и рассмеялся им в лицо за то, что они задали такой тупой гребаный вопрос. Но это Скарлетт, и каким-то образом ей удалось проскользнуть в мою жизнь, как дурная привычка.
— Бейсбольного стадиона.
— О, — она нервно смеется, изображая, как хлопает себя ладонью по лбу. — Угу.
Боже, она восхитительно невежественна.
— Сейчас позволь мне твою сумку. — Я тянусь к ней. — Я провожу тебя домой.
— Нет, нет! Черт возьми, тебе не обязательно её носить, — возражает она.
Я хватаю ее сумку, прекращая любые другие споры или протесты, которые собираются выйти из ее великолепного рта, слегка подтолкнув ее бедро в процессе, чтобы подтолкнуть ее вперед.
— Я никогда в жизни не…
Стон Скарлетт прерывает меня, и теперь, когда ее руки свободны, она подбрасывает их в воздух.
— О господи, вот опять.
Я смотрю на нее сверху вниз.
— Что? Ты бы предпочла поиграть во что-нибудь другое?
— Мы не можем играть в «Я никогда в жизни не…», у нас нет ничего, чтобы выпить, если мы проиграем.
— Но у нас есть пирожные. — Я поднимаю ее сумку с банкой десертов, встряхиваю ее, полностью готовый пожертвовать всем этим на обратном пути к ней домой.
— Если я съем все эти шоколадные пирожные, меня вырвет.
— Ты так уверена, что тебе придется их съесть?
— С вопросами, которые ты любишь задавать? Определенно.
— Это не так уж много кварталов. Ты будешь жить. — Как только мы становимся в линию, я роюсь в ее сумке, чтобы достать контейнер, наши шаги синхронны. — Я никогда не читал ничьих дневников.
— Фу, черт возьми, Роуди!
Я открываю крышку, чтобы Скарлетт могла достать маленький кусочек из пластикового контейнера и положить его в рот. Она жует и глотает.
— Чей дневник? — Я хочу знать.
— Моей старшей сестры, когда мы были моложе. В нем было что-то чертовски хорошее, например, как в первый раз, когда ее пощупал парень, она подробно описала весь опыт, и я прочитала об этом.
— Ты подлая маленькая засранка.
Скарлетт пожимает плечами.
— Она же не прятала его — держала на книжной полке вместе с прочим хламом. Но, честно говоря, я была печально известна тем, что рылась в ее вещах. Все это было слишком хорошо, чтобы держать мои руки подальше. — Она вздыхает, а потом ухмыляется: — Тебя когда-нибудь били по лицу?
Я колеблюсь, затем откусываю кусок влажного пирожного.
— Да.
Самодовольная улыбка расползается по ее губам, и это заставляет меня нахмуриться.
— Ты не должна быть такой самодовольной, умник. Я не получал пощечину от разъяренной девчонки.
— Да ладно. Ты хочешь сказать, что тебя ударил парень? — Ее скептицизм распространяется по всему лицу.
— Да. Получил пощечину от чувака, если хочешь знать.
— Держу пари, это хорошая история, — хихикает она, пританцовывая рядом со мной, ее черные кроссовки подпрыгивают на тротуаре. — Ты собираешься рассказать мне об этом?
Это та история, которую я, вероятно, никогда не забуду.
— Я был с несколькими парнями на первом курсе, и у меня был друг в команде, который был геем. Ну, мы познакомились во время ознакомительной недели, и он встречался с одним парнем — настоящий театральный тип, — который думал, что у Лэндона был роман или он изменял ему, или что-то еще, потому что он так много практиковался. Проводил слишком много времени с командой, понимаешь? — Я делаю паузу для драматического эффекта. — Парень Лэндона застает нас однажды вечером за игрой в бильярд, после того как Лэндон сказал ему, что он тренируется. Чувак хлопает меня по плечу и шлепает по щеке, когда я оборачиваюсь. Это был один из тех вялых ударов, не полный шлепок, и он испугался, что я ударю его в ответ.
— Он прижимал руку к груди?
— Точно. Ахнул тоже.
— Они после этого поссорились?
— Нет, я думаю, что они, скорее всего, пошли домой и трахнулись. — Я достаю из контейнера еще одно пирожное и запихиваю его в рот. — Боже, эти штуки похожи на крэк.
— Я люблю печь.
Скарлетт смотрит прямо перед собой, притворяясь, что ее интересует пейзаж, но я замечаю ее улыбку, когда называю ее брауни крэком, вижу, как она прикусывает нижнюю губу.
— Ты когда-нибудь ел пирожные с марихуаной? — Она звучит шокированной этим вопросом, и я хихикаю.
— Нет. А ты?
— Нет! — раздается ее возмущенный ответ. — Конечно, нет.
— А ты когда-нибудь хотела этого?
— Нет! А ты бы хотел?
Мои губы надменно кривятся.
— Ты видела это тело, Скарлетт? Это тело — храм. Мы не изнашиваем его, мы строим его. — Я приглашаю ее поглазеть, желая, чтобы она могла видеть больше моего тела. — Не стесняйтесь поклоняться святилищу.
Я наблюдаю, как ее взгляд скользит вниз по моему торсу, к ногам, затем снова к лицу. Слишком темно, чтобы сказать, покраснела ли она, но держу пари, что это так.
Усмехнувшись, меняю тему разговора.
— Ты предпочитаешь поесть или помочь приготовить еду?
— О, мы делаем это сейчас? Играем в «Ты бы предпочел…»?
— Ты достаточно храбрая? Это может стать рискованным.
— Рискованно — так говорит мой папа. — Она хихикает. — Я бы предпочла, чтобы кто-нибудь приготовил мне еду, но я лучше испеку для кого-нибудь другого.
Я игнорирую комментарий про отца.
— Ты бы предпочла не принимать душ в течение недели или не чистить зубы?
— Это отвратительно.
— Нет, это не так. Я могу провести несколько дней без душа, легко.
Она обдумывает это.
— Да, пожалуй, ты прав. Вот почему был изобретен сухой шампунь — теперь им просто нужно сделать сухой шампунь для моего тела.
— Э-э, почти уверен, что это называется духи…
— Нельзя распылять духи под подмышками.
— Э-э, почти уверен, что это называется дезодорант.
Скарлетт издает цокающий звук, прищелкивая языком.
— Ну, разве ты не полон ответов на все вопросы?
Я закатываю глаза, потому что обычно у меня есть ответы на все вопросы.
— Если бы тебе пришлось спасать коралловый риф или косяк рыб-клоунов, кого бы ты спасла, а кому позволила бы умереть?
Скарлетт задыхается, из ее сжатых губ вырывается облачко пара.
— Что ты за чудовище такое? Это такой подлый вопрос! И то, и другое! Я бы спасла обоих!
— Ты должна выбрать! — я спорю. — Таковы правила игры, Скарлетт.
— Фу, прекрасно, тиран ты этакий. Вероятно, рыба-клоун, потому что она может смотреть мне в глаза, но я буду сожалеть о своем решении вечно. — Она поворачивается ко мне, сверкая глазами. — Навсегда.
Несколько секунд мы молчим, пока она обдумывает новый вопрос.
Затем…
— Ладно, вот тебе первый вопрос: ты бы предпочел, чтобы была сломана кисть твоей ловящей руки или сломана твоя метательная рука?
Какого хрена!
— Что это за чертов вопрос, Скарлетт? Ни то, ни другое!
Господи, она же садистка.
— Ты должен выбрать — таковы правила игры, Стерлинг, — передразнивает она, и ее ровные белые зубы блестят под уличными фонарями, маленькая засранка. — Сломана рука или кисть?
— Ты жестокий человек, Скарлет… — Я понятия не имею, какая у нее фамилия, поэтому не могу отчитать ее должным образом. — Какая у тебя фамилия?
— Рипли.
Скарлетт Рипли.
— Перестань увиливать от ответа.
— Отлично, — фыркаю я. — Я лучше сломаю свою метательную руку… Нет, погоди, ловящую кисть. Черт возьми! Рука. — Я сжимаю эту руку, нежно баюкая ее, ласково разговаривая с ней театральным шепотом. — Извини, я не это имел в виду. Она заставила меня выбрать, потому что она дьявол.
Смех Скарлетт эхом отдается в темноте, отражаясь от неба, облаков и домов, легкий, беззаботный и веселый. Затем, когда я, наконец, сосредотачиваюсь на нашем окружении, я вижу, что мы остановились перед маленьким белым домиком в конце квартала, мимо которого я проходил десятки раз, узкий каменный тротуар, ведущий к аккуратному переднему крыльцу. Он имеет зеленый навес и короткое крыльцо. Единственный свет исходит из того, что, как я предполагаю, является гостиной, но шторы задернуты, так что это невозможно определить.
