Набросок скомканной жизни (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна
Когда личные темы иссякли, спросили и о картинах, но уже как-то вяло. Вика вякнула шепотом, что все пропало, что без пороков и странностей Матвей нахрен никому не будет нужен, на что тот отмахнулся и с широкой улыбкой выдал вдохновенную четырехэтажную тираду о световой концепции и игре кистью с цветами. Журналисты быстро заскучали и тараканами разбежались к фуршету, на ходу разбирая шампанское с подносов невозмутимых официантов.
Вот тогда Матвей вздохнул, почти не скрывая облегчения, и повел Ксюшу под руку по аллее галереи. Критики с завороженными лицами скучковались перед серией картин и рисунков, простенько и со вкусом объединенных под названием «Война». Интеллигентного вида дамочек в модных роговых очках и нетрадиционной ориентации мужчин в повязанных на шее цветных шарфиках колбасило от простоты и точности переданных на холстах эмоций. Они однозначно не знали, что сказать и каким умным словом обозвать это «художественное падение Белинского». Питерский бомонд явно скучал по пятнам, квадратным кругам и прочим изыскам вроде тени от жалюзей, и затравленно озирался в поисках какой-нибудь мало-мальской, ни к селу ни к городу поставленной точки.
Матвею было плевать на критиков. Обняв Ксюшу за талию, он смотрел на ту самую, законченную еще в заточении, картину разрушенной бомбами Приштины. В центре лежала убитая девушка, словно куча ненужного тряпья, словно огромная подстреленная птица, такая прекрасная и величественная в полете и такая уродливая в смерти. Из тела девушки, наполовину закрывая белесым туманом разметавшиеся по обожженной траве черные волосы, взлетала ее душа. Оборачиваясь на руины родного города, на сожженные взрывами дома, чуть неправильное, но оттого не менее красивое лицо было полно сожаления и грусти. Глаза девушки смотрели на остающегося в бренном мире войны, упавшего на колени от отчаянья и боли, молодого десантника в запачканной кровью и грязью тельняшке и сбитом на затылок голубом берете. Он был всего лишь маленькой фигуркой на большом холсте, главным образом картины оставалась летящая с неохотой в небеса непорочная душа любимой девушки.
Ксюша вздохнула, прижимаясь к мужу:
— У меня всегда мурашки по коже, когда я смотрю на «Ангела»…
Матвей промолчал. Он знал почему. Ведь Ксюша была рядом с ним все время, пока он мучал себя этим своеобразным мазохистским психанализом, рисовал сквозь слезы, бился с боксерской грушей от бессилия перед смертью и собственного бессилия перед картиной. Ксюша молилась в один голос рядом с ним после задушевной беседы по телефону с отцом Никодимом, гладила Матвея по волосам, пока он беспокойно спал, мучимый кошмарами, отдавала свое тело данью за его страдания, слушала сбивчивые рассказы о Югославии, о Милене и о смерти… Они все прошли вместе. Матвей уже не мог представить свою жизнь без Ксюши. И поэтому, как только железная входная дверь наконец распахнулась перед ним, повел девушку прямиком в ЗАГС, минуя милицию.
— Моя муза, моя козявка, — шепнул он Ксюше в пряди светлых волос, — я задолжал тебе по-крупному!
— Пожалуй, я возьму долг натурой, — усмехнулась Ксюша. — Все равно никто ничего не купит сегодня, ты наконец-то станешь нормальным, талантливым и бедным художником!
Матвей хотел притвориться разгневанным, но их беседу прервала Вика:
— Хорош лизаться, голубки! Там один сумасшедший хочет купить всю «Войну»!
— Не продается, — лениво качнул головой Матвей. — И не обсуждается.
— Матюшечка! — взмолилась вспотевшая от ужаса Вика. — Такие деньги! Ну помнишь «Зеленую точку»? Прибавь два нуля сзади! Ну?!
Аргумент пропал даром. Матвей лишь удобнее устроил руку на талии Ксюши и поменял угол взгляда на «Ангела». Ксюша сердито глянула на Вику:
— Ты агент или уборщица? Всучи ему «Призрак двери» и все ужастики иже с ним, пусть пугается на здоровье за свои же деньги!
Вика, посопротивлявшись для порядку, прониклась идеей, но отходя буркнула достаточно громко, чтобы девушка услышала:
— Все-таки Нелли была сговорчивей…
— Хочешь, я поменяю агента? — задумчиво спросил Матвей. Ксюша тихо засмеялась:
— Да куда ж ты без Вики! К тому же она права…
Матвей покачал головой, косясь на принявших свой обычный самоуверенный вид критиков:
— Без тебя я никуда… Поехали домой.
Уже на выходе он серьезно бросил оторопевшей Вике и изумившемуся покупателю:
— Продашь войну — сожгу все картины!
* * *Августовское жаркое солнце томно блестело в блекло-голубом небе, почти над головами, уже не в зените, но еще высоко. Листья березы тихонько шелестели под легким, почти невесомым ветерком, создавая иллюзию прохлады. На старенькой деревянной даче царила тишина, лишь изредка прерываемая далеким лаем потревоженной собаки или вялым жужжанием одинокой пчелы.
Матвей встал с табуретки, отошел на пару шагов от мольберта, пытаясь понять, что ему не нравится в картине. Фиг поймешь… Вроде все прекрасно, но что-то не так. Причем заметное что-то, не маленькая деталька. Глаза отказывались сотрудничать, и Матвей вздохнул, отложив кисть.
— Самый лучший муж в мире, — нежный голосок позвал его с кресла, и Матвей улыбнулся Ксюше. Она сидела в старом потрепанном кресле, которое он перевез сюда из питерской квартиры только из-за его удобства для жены. Ксюша спустила поджатые ноги на пол и неловко выпрямилась. Большой живот мешал ей сидеть, и Матвей сердито спросил:
— Ну? И чего встаешь?
— Йогурта захотелось… — виновато ответила Ксюша.
— Ну так принесу! — буркнул он. — Это не ребенок, это помесь бегемота с крокодилом какая-то…
— Нормальный ребенок, — удивленно заметила Ксюша. — Хорошо развивается…
— С чем принцессе йогурта?
— Как мило! Я принцесса! — усмехнулась Ксюша, но Матвей качнул головой:
— Не ты, а детеныш бегемота у тебя внутри!
— Пфффф! Хам! — притворно обиделась Ксюша. — За это сделаешь мне йогурт с фисташками! С целыми орешками!
— Может тебе еще соленого огурчика туда накрошить? — съязвил Матвей, но жена неожиданно восхитилась:
— Класс идея! Ты гений!!! Фисташки и огурчик!
Матвей обреченно покачал головой, не решившись высказать своё впечатление от данной смеси. Впрочем, было бы бесполезно. Беременная Ксюша лопала самые ужасные сочетания несочетаемого.
До кухни он дойти не успел. От калитки раздался громкий гнусавый гудок, и веселый голос позвал:
— Мисьё художник! Вам посылка!
Матвей озабоченно нахмурился. Что за внеплановые посылки, интересно, и от кого? Подойдя к пазику почтальона Димы, бесшабашного местного донжуана с кудрявой челкой а ля 60-е годы, Матвей принял на руки большой ящик и от неожиданности чуть не уронил его:
— Дима, что это за хрень?
— Бренчит, — доверительно ответил ему на ухо почтальон. — Бутылей вам прислали!
— Нафига? — удивился Матвей. — И кто?
— Сербия! — выразительно поднял большой палец кверху Дима и протянул ручку с бумагой: — Распишитесь тут! Расскажете потом, а?
Кивнув машинально, Матвей понес посылку к крыльцу, напряженно думая, кто бы мог ему прислать бутылки (?) из Сербии.
Ксюша недоуменно уставилась на ящик:
— Что за посылка?
— Знаю не больше твоего, — Матвей пожал плечами, принес из прихожей молоток и принялся отдирать гвозди крышки. Ксюша тяжело встала, принюхиваясь, подошла:
— Мммм как вкусно пахнет!
— Кто мог мне прислать колбасу из Сербии? — проворчал Матвей, снимая крышку. Источник запаха обнаружился сверху — здоровенный, любовно замотанный в промасленную белую бумагу, кусок копченого мяса. Под ним, укутанные в пузырчатый пластик, лежали бутылки вина с этикетками на сербском, бутылки без этикеток, наполненные прозрачной желтоватой жидкостью, бутылки с вроде водой… И листок линованой бумаги.
— Письмо! — ухватилась за него Ксюша.
— Оно нас не спасет, — усмехнулся Матвей. — На что спорим — оно на сербском?
— Гугл твой друг! — Ксюша с трудом перегнулась через стол и включила компьютер.
Через пять минут несколько строчек из письма были введены в рабочую строку Гугл Транзлэйтора, и через шесть минут Матвей и Ксюша переглянулись с твердым убеждением, что Гугл напился вчера вечером. Стало ясно, что без нормального переводчика не обойтись.
