Татьяна Алюшина - Двое на краю света
Мы вернулись вдвоем на центральную площадь поселка, если это можно так назвать, где собирались уж толпой наши экспедиционные товарищи, выделяясь на общем фоне своими красными куртками, как громко щебечущая стая снегирей на снегу. Мы больше ни о чем не говорили с Красниным, когда возвращались, и не держались за руки – молча шли, благополучно не встреченные ни Анжелой, ни кем-то другим любопытствующим. Впрочем, в рядах ученых таковых не имелось – эти люди заняты совсем иными делами, куда более интересными и значимыми.
Экспедиция шла по намеченному графику. Все мы попривыкли друг к другу и вошли в ритм напряженного расписания работы. Я постоянно ходила с камерой и снимала всех участников экспедиции, и телевизионщиков, и членов судовой команды, даже умудрилась уговорить нашего капитана и сделала его портрет в парадной форме и в рубке, и в его каюте, и в кают-компании. Неплохо получилось.
Поначалу народ реагировал на камеру как все – принимались позировать, экранно улыбаться или отмахивались, стараясь избежать съемки, но очень скоро настолько привыкли ко мне с фотоаппаратом в руках, что перестали обращать внимание. То что надо! Вот именно этого я и добивалась и именно тогда и началась моя работа!
После разговора на берегу мы с Красниным вновь вернулись в партикулярную закованность официального тона и выкания. Все логично – я была расстроена, он утешал, немного успокоительной нежности еще никому не помешало. Собственно, я и не ждала иного, и больше того скажу – сильно бы удивилась, если бы Павел Андреевич вдруг стал проявлять ко мне какое-то особое внимание и фамильярно обращаться.
Я завела привычку после своей основной, лаборантской работы, которой теперь хватало с лихвой, вечером приходить в кают-компанию, где, как правило, собирались практически все участники экспедиции, и слушала их, наблюдала, снимала и поражалась, влюблялась в этих необыкновенных людей до глубины души!
Вы не представляете – это потрясающие люди! Необыкновенные!
Экспедиция комплексная, и собрались здесь ученые разных направлений: геофизики, гидрологи, географы, мои коллеги биологи и гляциологи – исследователи льда, и зоологи, и орнитологи, и океанологи, и еще несколько разных специализаций. Но все как один люди одной крови, одной веры и религии – науки, настолько увлеченные и влюбленные в свою профессию и в эту прекрасную и загадочную, непостижимую и сакральную Арктику, к которой они относятся как к нежному созданию и любимому малому дитяти, требующему опеки.
У меня каждый день проходил как праздник – это невероятно завораживает, общаться с людьми высочайшего уровня профессионализма – ведь многие из них ученые с мировым именем, талантливые, гениальные, влюбленные в дело своей жизни энтузиасты. Не передать, какой испытываешь душевный подъем, когда общаешься с такими людьми.
Если учесть к тому же, что они очень мало получают! Сейчас-то еще ничего, хоть гранты всякие и инвестиции, да и государство обратило на науку свое пристальное внимание и старается повышать им зарплаты, но все равно это настолько скромно по сравнению с их коллегами из других стран, да и по сравнению с заработками, скажем, менеджеров высшего звена! Даже смешно! И обидно!
А ведь эти люди работали и в девяностые, когда совсем не платили, и из окон родины не повыпрыгивали за границу – здесь трудились и спасали свою науку, как могли! Подвиг, между прочим, если кто не понял!
Но сами они к этому так не относятся – а просто любят свое дело, живут, им дышат, спасают и отдают ему все свои силы. Поразительные люди! Они все такие молодые! В коллективе есть несколько мэтров, которым за шестьдесят, так они как мальчишки – впереди всех, глаза горят, энергии море или их любимый океан, разумеется Северный Ледовитый, энтузиазма на всех хватит.
И они все такие. Особые люди.
Думаю, вы уже поняли, что все эти восторги повышенной вибрации и восхищения в самой большой степени относятся и к Краснину Павлу Андреевичу.
А то как же!
Если бы я даже очень-очень постаралась, аж до крайности, ну, например, сиганула бы с кораблика в холодные воды Баренцева моря, – я бы и тогда уже не смогла остановить своей растущей влюбленности в него.
Это просто невозможно контролировать при таких обстоятельствах!
В замкнутом пространстве, путешествуя по территории его пристального изучения, любви, таланта и реализации, да к тому же имея его самого в роли руководителя, причем классного руководителя – Трофимов-то на него все перекинул, занимаясь только наукой… При этом ежедневно Краснину приходилось выступать с малыми и большими речами и обращениями к коллективу, вытворяя с людьми свое шаманское волшебство словами и модуляциями голоса, – не влюбиться в этого мужчину, который к тому же мне нравился, и у меня имелась некая тайная причина для пристального внимания к нему, было так же невозможно, как пешком отправиться обратно в Архангельск!
Я и не пыталась. Подумала: «Ну и что? Это же мне не повредит, правда? Вот вернемся каждый в свою жизнь, и все. Я же с ним в отношения вступать не собираюсь и любовь крутить или чего-то там ждать от него!»
Приблизительно так думала глупая девочка Павла тридцати, казалось бы, взрослых и мудрых лет!
Но как художнику и творцу, к коим я себя нескромно, но уверенно причисляю, такое состояние души меня вдохновляло необычайно, расцвечивая настроение яркими, приподнятыми и немножко восторженными красками, насыщая и переполняя эмоциями жизнь. Мне и поймать больше классных моментов в объектив удавалось, и ухватить красоту мимолетную, и запечатлеть.
Я парила!
Я была влюблена в этих людей, испытывала к ним чувство глубокого уважения и восхищалась их силой, целеустремленностью и стойкостью, готова была слушать их лекции и рассказы сутками, я совершенно утонула в восторженном восприятии Арктики и влюбилась в конкретного мужчину.
Чем не самый лучший коктейль чувств и эмоций для сотворения художественных шедевров! А? Вот и я была уверена, что у меня получится грандиозная, офигенно талантливая работа!! А как же!
Нас ждала очередная высадка – на мысе Желания. Прикольное название. Баренц назвал в черт-те каком году шестнадцатого столетия, назвал, правда, по-другому – мыс Желанный, но наши неправильно перевели. А что, мне такое название больше нравится, загадочней как-то, и звучит как приглашение – приходи и желай, загадывай!
Да, так вот. Справка. Ни черта там, на этом мысе, нет, только камни – обрывистый утес, вдающийся в воду, поверх которого тянется плато – растительность практически отсутствует. Была гидрометеорологическая станция. Во время Великой Отечественной войны немецкие подлодки обстреливали ее, а люди, работавшие там, ее обороняли. В наше же время – уже до зубовного скрежета традиционно – ее законсервировали в девяносто седьмом году! Сейчас там только метеостанция и… новое веяние! Госинспекторы Минприроды, которые оборудуют опорный пункт парка «Русская Арктика»! А вот это приятно! Радует, что есть движуха реальная и видно, что Арктикой занялись серьезно и надолго.
