Рода Лермэн - Зов сердца
Благодарность. Только в этом причина, сказала она себе строго. Как и прощальный поцелуй прошлым вечером, этот тоже почти не затронул ее чувств. Почти. Хотя то был мимолетный поцелуй, он не помешал взметнуться горячей волне желания — но буквально на секунду — и оставил Дану в полной готовности сохранять иллюзию безопасности.
— Вы прелесть! — объявил Джейсон, все еще держа в ладонях ее лицо. Может быть, хоть раз в жизни дед угадал, и вы действительно справитесь. Идеальный девиз! Всем понравится, особенно деду. Для него традиция единственное, что имеет значение.
Дану не мог оставить равнодушной его порыв. Она, правда, удивилась, что он с такой готовностью принял ее предложение и явно не собирался при каждой малейшей возможности вставлять ей палки в колеса.
— Вы уверены? Я ведь сказала то, что лежит на поверхности.
— Иногда первая инстинктивная мысль — самая правильная.
В этот момент они вдруг оба поняли, что его руки лежат на ее плечах и что их разделяют буквально дюймы.
Ну да, поговорим об инстинктах, а то вдруг они больше ничего не смогут найти в текстиле! Новая горячая волна желания потрясла ее, заставив напрячься. Он так близко, что его дыхание освежает кожу. И Дана поняла, что жизнерадостный поцелуй несколько секунд тому назад был прелюдией к этому, главному. Ощущение невинности отношений ушло. Растущая близость, требовательное напряжение волной билось между ними, а притягательность Джейсона была так сильна, что ей стало трудно сопротивляться.
— Дана? — это мольба. Она была в его глазах. Дана просто вздохнула, ее сердце забилось. Небеса должны ей помочь: она хотела, чтобы Джейсон ее поцеловал. Она хотела, чтобы их дыхания соединились, она хотела узнать вкус его губ, какая у него кожа. Она могла бы отказывать ему до Страшного Суда, но это было бы ложью. Она хотела его объятий, ну, просто для поцелуя, ну, хотя бы на миг открыть его для себя.
Поскольку она не могла выдавить ни единого протестующего звука, чтобы остановить Джейсона, оп склонился еще ниже. Она колебалась, а он словно давал ей время сказать «нет». Но Дана не могла заставить себя сделать это. С каждой секундой ее желание росло. Она хотела, чтобы его губы ласкали ее, чтобы это мгновение тянулось как можно дольше, чтобы вкусить незнакомое чувство, уже готовое взорвать ее.
Первое прикосновение было мягким и прохладным, как бархат, но где-то внутри загорелся пожар. Поцелуй стал горячим, ее беспокоили нежные, мягкие прикосновения его пальцев. Жажда его рта росла, и хотя двигатель машины был выключен и воздух в ней охладился, Дане стало жарко, как в солнечный день при тридцати пяти градусах тепла.
А когда его язык раздвинул ее губы, то неожиданной силы желание потрясло ее.
Почему раньше она не знала, что даже обыкновенный поцелуй способен пробудить удивительные, до боли сильные желания? Почему прежние поцелуи казались незрелыми, незначительными, как в детской игре? Этот же дарил обещание удовольствия и опасность — отравляющую смесь.
Когда Джейсон наконец отодвинулся, они оба тяжело дышали. И Дана подумала, что если заметно ее волнение, он тут же поймет, что обладает над ней властью, которая простирается гораздо дальше границ агентства Лэнсинга. Она отчаянно надеялась, что Джейсон этого не заметит, что выражение победного удовлетворения на его лице все еще относится к девизу, придуманному ею, а вовсе не к нескольким секундам, бездыханно проведенным Даной в его объятиях.
Но в глубине души она понимала, что их отношения поднялись на ступень, которая ей неведома. Раньше она доходила с мужчинами до этой черты, но никогда не шла дальше. Во всяком случае, никогда прежде она не чувствовала неистребимое желание увидеть, к чему способны привести несколько подобных поцелуев.
— Я думаю, нам следует ехать дальше. Правда? — спросила Дана, задыхаясь, и это разозлило ее. Она понимала: задыхающимся голосом доказывать, что поцелуй был ошибкой — пустая трата времени. Она сознавала это с тревожной определенностью. И Джейсон знал это не хуже нее. Поцелуй был неизбежен, как восход солнца, как морские приливы и отливы.
— Я бы согласился остаться здесь, — сказал он тихо, глядя на нее так, что пульс стучал, как сумасшедший.
— Джейсон, — предупреждающе проговорила она, чувствуя, что, может, ей придется попытаться, в конце концов, протестовать.
— Ну хорошо, едем, — сказал он, включая двигатель. — Но это не конец. Отнюдь нет.
— Но должен быть, — тихо возразила Дана. Он серьезно посмотрел на нее.
— Почему?
— Я думаю, и так ясно.
— Мне — нет.
— Потому что вы привыкли получать то, что хотите.
Он кивнул.
— Запомним это.
— Я не думаю, что забуду, — пробормотала Дана, радуясь, что здание «Халлоран Индастриз» уже перед ними.
Как она собирается защититься и не попасть в беду? Он же понимает, что они не подходят друг другу. Он — порывистый, требовательный, сильный. Она же все время борется за свое место под солнцем. Она никогда не ждала, что ктото что-то ей даст. Все, данное в жизни как подарок, может быть отнято. Сможет ли она объяснить это Джейсону, сможет ли удержать себя от страсти поцелуев, нежных и желанных?
Эти вопросы мучили Дану, когда они ходили по фабрике. Ей нравилось здесь все — от необработанной шерсти до чанов с краской, от огромных станков до рулонов тканей. И хотя еще стояла зима, уже вырабатывались летние ткани прекрасные набивные ситцы — на деревянных станках, еще сто лет назад вывезенных из Франции. Она могла стоять здесь часами и смотреть, как волшебные нити превращаются в радугу красок.
Но несмотря на все это великолепие, Дана ни на секунду не забывала, что Джейсон рядом. Он касался то ее спины, когда они шли от станка к станку, то ее руки, трогающей ткань, но ничто — ни прохладный шелк, ни мерцающий сатин, ни ворсистая шерсть — не могло по ощущению сравниться с теми секундами, когда невинные прикосновения Джейсона обжигали ее плоть.
Они вернулись в его офис. Дана чувствовала себя так, будто провела шесть месяцев в саду Эдема, избежав первородного греха и не надкусив яблока. Нервы ее были обнажены, желание едва не выплескивалось наружу.
— Как насчет бокала вина? — спросил Джейсон, заставляя Дану посмотреть ему в глаза.
— Вина?
— На ланч.
Вино — самое последнее, что ей сейчас требовалось. Голова и без того кружилась, как и все ее существо, а это было опасно. Напоминания разума о том, что надо сдерживаться, становились все слабее, пока не пропали вовсе. Но все-таки она сказала как можно решительнее:
— Только чашку кофе. Я действительно должна вернуться обратно.
