Ларри Макмертри - Ласковые имена

– Нет, Флэп не захочет, чтобы я взяла его с собой, даже если мне удастся его разыскать. Мне кажется, он ревнует меня к Денни.

– Дорогая, это только его проблема. Не обращай внимания. Я твоя мать, и будет вполне прилично, если в отсутствие мужа тебя будет сопровождать друг. В цивилизованном обществе отсутствие мужа допускается.

– Мне кажется, на моего цивилизованное общество не производит никакого впечатления. – Неожиданная ирония, окрасившая положение, прибавила ей смелости.

– А тебе правда кажется, что это хорошая мысль? – спросила она. – Я хочу сказать, вообще. Чтобы замужних дам сопровождали мужчины, не их мужья? Разве это иногда не вызывает осложнений?

Аврора фыркнула.

– Естественно. Это чревато недоразумениями. Не понимаю, почему у меня самой не возникало проблем, если учесть мою активность и нежелание твоего отца сопровождать меня в гости. Ты со своими вопросами отнимаешь у меня слишком много времени. Можно сказать, что проблем множество, а хорошие вечеринки – редкость. Я буду ждать вас с Дэниелом в семь часов, надеюсь, что вы оба будете сверкать остроумием.

– Уймись. Я не знаю, где он, и не уверена, что смогу его найти.

– Ах, Эмма. Прекрати. Я случайно проезжала сегодня утром по твоей улице и заметила, что его машина исключительно дискредитирующего вида стояла перед твоим домом. Его автомобиль ни с чьим не перепутаешь. Так что достань его из той кладовки, куда запрятала, отмой как можно лучше и тащи сюда. Не задерживай меня по пустякам, мне готовить надо.

Эмма забеспокоилась. В итоге это ей с рук не сошло. Положение изменилось, хуже – стало неопределенным. Она почувствовала нарастающую враждебность, но постаралась проглотить ее. Надо же было выяснить, какую игру затевает ее мать.

– Трепло, – выпалила она, не сдержавшись. – Жаль, что я живу с тобой в одном городе. Мне нужна личная свобода. И я не могу прийти с Денни. Насколько мне известно, он уехал из города.

– Хм-хм. Мне кажется, он должен бы сообщать тебе о своих передвижениях, раз уж собрался поставить под угрозу твою репутацию. Я не питаю уважения к субъектам, которых нет, когда они нужны. Твой отец всегда оказывался поблизости, когда был мне нужен, правда, когда я в нем не нуждалась, он тоже был рядом. Придется мне, пожалуй, разрешить Альберто прийти с его немыслимым сынком.

– Мне не нравится, что ты ездишь по моей улице, – сказала Эмма, вешая трубку.

ГЛАВА V

К тому времени, как приехала Эмма, Аврора все переделала и за неимением других занятий, кроме завершения своего туалета, почувствовала упадок настроения; это ощущение особенно часто возникало у нее в ожидании гостей. Стоя у себя в спальне, она разглядывала Ренуара. Это была небольшая картина раннего Ренуара, но она была превосходна: маленький холст, писанный маслом, изображал двух молодых веселых женщин в желтых шляпах среди тюльпанов. Мать Авроры, Амелия Старретт, чьи ренуаровы зеленые глаза были несколько неуместны в Бостоне, приобрела эту картину в Париже, когда сама была молодой женщиной, а Пьер Огюст Ренуар был совсем не известен. Аврора была уверена, что эта картина доминировала в жизни ее матери, и в ее собственной, и надеялась, что она сыграет ту же роль в жизни Эммы. Она не поддавалась ни на какие уговоры, когда ее просили повесить картину на видном месте. Самые достойные допускались к ней в спальню и могли увидеть холст, но ее спальня была единственным местом, где должна была находиться эта картина. Женщины были в голубых платьях, а общую гамму холста составляли голубой, желтый, зеленый и розовый тона. И по прошествии тридцати лет слезы иногда наворачивались ей на глаза, когда она смотрела на эту картину слишком долго; они навернулись бы и в этот вечер, если бы дочь не появилась в дверях спальни именно в тот момент.

– А, шпионка, ты здесь, – сказала Эмма. Она решила, что лучше всего сразу же перейти в наступление, это было проще всего, потому что ее все еще переполняла враждебность. Ее мать была одета в одно из своих многочисленных длинных платьев, на этот раз розовое, перехваченное крученым поясом, который она нашла где-то в Мехико. В руке она держала необычное ожерелье африканского происхождения из серебра с янтарем, которое, как раньше было сказано Эмме, было потеряно.

– А, так ты нашла свое янтарное ожерелье. Какое красивое! Может, подаришь мне, пока снова не потеряла?

Аврора оглядела свою дочь, которая на этот раз была одета вполне прилично, в красивое желтое платье.

– Может быть, и подарю, когда ты до него дорастешь. А я смотрела на Ренуара, – добавила она.

– Красиво, – протянула Эмма, сама им залюбовавшись.

– Еще бы. Пожалуй, я бы предпочла смотреть на Ренуара, чем разговаривать с Альберто. По твоей милости я была вынуждена пригласить его сына. Так что, вероятно, Генуи нам сегодня достанется в избытке, ничего не поделаешь.

– Зачем ты с ним встречаешься, если он тебе не нравится? – полюбопытствовала Эмма, следуя за матерью, выплывшей на верхнюю площадку внутреннего дворика. – Этого я в тебе никогда не пойму. Почему ты видишься со всеми этими людьми, если их не любишь?

– К счастью для тебя, ты слишком молода, чтобы это понять, – ответила Аврора. – Я чем-то должна себя занять, иначе старость наступит завтра же.

Опершись о балкон, Аврора стояла вместе с дочерью, глядя, как луна поднимается над вязами, над кипарисом, который она любила больше всех деревьев на свете, над высокой стеной сосен, которые окружали задний двор.

– А кроме того, я их люблю, – задумчиво продолжала она. – Они в большинстве своем очаровательные мужчины. Но мне, видимо, суждено встречать людей, в которых шарма или слишком мало, или чересчур много. Слишком мало у меня уже было, а теперь я не могу найти, где его будет больше. А ты явно удовлетворилась вариантом, где о шарме и говорить не приходится.

– Ненавижу этот шарм, – сразу же заявила Эмма.

– Да, до моего ожерелья тебе еще надо созреть, – сказала Аврора, надевая его на шею. – Помоги мне, пожалуйста, застегнуть.

Еще минуту она в задумчивости смотрела на луну. Эмма часто наблюдала у нее такое задумчиво-спокойное выражение лица, обычно перед приходом гостей. Словно ее мать ненадолго зависала в бездействии, чтобы потом проявить еще большую энергию.

– Кроме того, вполне логично, что я предпочитаю Ренуара данному мужчине. Ренуар – прекрасный. Мало что может с ним сравниться.

– Я люблю его, но Клее мне все-таки нравится гораздо больше, – заметила Эмма.

Это была другая прекрасная картина ее бабушки, купленная ею уже в очень пожилом возрасте. Ее мать никогда не любила эту картину, хотя и не возражала, чтобы она висела у нее в гостиной. Видимо, это был последний предмет многочисленных разногласий между Авророй и Амелией Старретт, потому что та покупала картину, когда она уже стоила недешево. Аврора не хотела, чтобы мать тратила большие деньги на картину, которая, как ей казалось, того не стоила, и тот факт, что со времени покупки она многократно увеличилась в цене, не развеял ее неприязни. Это была поразительная, смелая композиция нескольких линий, одни серые, другие черные, третьи красные, расположенные под углом друг к другу и не соприкасающиеся. Ее мать отвела для картины место на белой стене рядом с пианино, как казалось Эмме, слишком близко от больших окон. По временам картину заливал такой яркий свет, что она становилась почти невидимой.