Этель Хэмилл - Пока сияют звезды
Кульминационный момент праздника настал, когда молодые мускулистые гавайцы, одетые только в malos, традиционную одежду домиссионерских времен, открыли специально приготовленную ямку, выпустили пар, чтобы из недр раскаленных вулканических скал достать зажаренного поросенка. Сочное, с золотистой корочкой лакомство подняли на вытянутых руках и выставили на всеобщее обозрение. А потом знатоки своего дела начали отрезать нежные, сочные кусочки мяса и раздавать их по тарелкам, с жадностью поднесенным гостями. Вдруг чуть вдалеке кристально чистый гавайский фальцет затянул первые душераздирающие ноты известной «Королевской серенады».
Певца поддержали голоса прогуливающихся мужчин и женщин, которые исполняли песню то соло, то втроем, то хором, а струны их гитар передавали печаль и радость, воспевающиеся в серенаде. В этом была заслуга Тима Неирна и Косимы. Им удалось собрать всех местных жителей с роскошными голосами. После серенады начались танцы.
Многие гости с континента, включая Феликса Гааса, представляли, что hula, полинезийский женский танец, где главное — движение рук, есть hula, и не более. Но когда перед их взором предстало все разнообразие танца, они завороженно застыли с открытым ртом. Гавайские танцовщицы, стройные, как стебельки, молоденькие девушки и крупнотелые матери семейств, предложили публике свои грандиозные волнообразные танцы, причем грация каждого движения руки рассказывала свою историю с едва уловимыми нюансами. А потом настала очередь мужских танцев. Под дробь барабанов, словно под звуки грома, появились танцоры с Таити и дали волю своим ритмичным, неистовым, первобытным движениям. Когда представление закончилось, зрители долго аплодировали стоя.
Надо отдать должное Марго Амброс, она безупречно просчитала ситуацию. Когда последние аплодисменты смолкли в дымчатом от фонарей воздухе, она уже не спеша направлялась со стороны променада в самое сердце праздника. Она была неотразима. Ее яркие волосы горели, словно живой фонарик. Шикарное, оголяющее спину платье из блестящей парчи без каких-либо бретелек или застежек подчеркивало ее изящность. Фотограф, приглашенный Тимом Неирном для того, чтобы ни одна местная газета не осталась без снимков сегодняшнего вечера, автоматически направил на нее объектив. Но Марго покачала головой и рукой отстранила аппарат.
— Благодарю, дорогой, но если подождешь минутку, получишь снимок получше. Я ожидаю человека… у него недавно состоялось первое шоу в «Цветочной комнате». Снимешь его — и успех тебе гарантирован.
Будто по сигналу, из променад-кафе показался Перри Хилтон, чье появление сопровождалось бурными аплодисментами со стороны вестибюля отеля. Внезапно свет озарил его темные волосы и широкие плечи, и в следующее мгновение он переметнулся на медно-золотую королевскую копну волос Марго.
— Эй! — Какой-то журналистишка, в надежде «слепить» достойную разговоров и пересудов историю, привлек внимание нанятого фотографа. — Да кем бы она ни была, с ней же Хилтон!
Марго скрыла раздражение под лучезарной улыбкой. Правда, улыбка получилась чересчур искаженной. Будь у Феликса Гааса фотоаппарат, он бы не упустил возможности запечатлеть такой момент.
— Разве вы не узнали меня, голубчики? Я — Марго Амброс, из мира кино, знаете ли. Мы с удовольствием вам попозируем.
Сквозь яркий, исходящий от фонарей свет взгляд ее янтарных глаз встретился с негодующим взглядом Косимы. На презентации Перри Амброс проиграла раунд в их необъявленной войне. Но сейчас всем своим видом она показывала, что победа непременно останется за ней.
Глава 10
Следующие четыре дня после праздника в госпитале царила такая же суета, что и в «Цветочной комнате» несколькими днями раньше. Тим Неирн организовал поездку на острова для троих конгрессменов из комитета «Капитоль-Хилл», связанного с медициной, для осмотра и инспекции «чуда Дженсена». Естественно, репортерам дали сигнал, что место должны иметь только хвалебные комментарии.
Джентльмены из Вашингтона были из тех немногих, что, похоже, пропустили парочку нескончаемых пирушек, устраиваемых конгрессом. Очевидно, для того, чтобы на Гавайи послали именно их, им пришлось изрядно попотеть. И вот они здесь. Как и положено, джентльмены прошлись вокруг каждого «пузыря» и занесли в каталог его чудеса, а Косима, чей авторитет в глазах Уальдо Дженсена неизменно возрос после успешного открытия выступлений Хилтона и устроенного для Гааса вечера, была назначена их гидом согласно распоряжению самого Великого. Директива, однако, не прошла незамеченной. На второй день после приезда конгрессменов Дорис Даймелинг, обладательница лошадиного лица и доброго сердца, к тому же невероятно компетентная сестра-хозяйка, которой подчинялся весь штат «Алоха», остановилась у стола опрятно одетой Косимы, ожидающей появления своих «представителей» после их с Тимом Неирном ночного кутежа.
— Похоже, тебе дали добро, деточка… — Мисс Даймелинг не делала секрета из того, что кое-какие слухи до нее дошли.
— Дали добро? — Косима удивилась. — На что?
— На выполнение моих обязанностей, когда я уеду в Айову после Рождества. Разумеется, нужно подменять других в их отсутствие, и, очевидно, взгляд Всесильного остановился на тебе.
— О нет! Почему… У меня нет опыта в управлении таким предприятием. Это моя первая основная работа… и к тому же у меня нет и навыков — пока нет, по крайней мере…
— Девочка моя, не надо указывать Уальдо Дженсену, кого нанимать на работу, а кого увольнять. Когда он впервые спихнул тебя Неирну, как жертву в логово львов, я не переставала удивляться. Но теперь я уверена. Он проверяет тебя, испытывает. Смотрит, как ты будешь действовать в условиях чрезвычайной ситуации.
Косима почувствовала невероятное волнение, какое испытывает, наверное, артист перед выходом на сцену.
— Но я никогда…
— Подумай. Увидишь, в этом есть смысл.
Даймелинг злобно ухмыльнулась и отправилась к невнимательному садовнику, чтобы сделать ему выговор за посаженные абсолютно не в том месте, где она велела ему вчера, новые дорогие кустарники. Косима так расстроилась, что при появлении зевающих конгрессменов ей с трудом удалось взять себя в руки для того, чтобы продолжить вместе с ними осмотр местных чудес.
Все четыре дня госпиталь сиял как на параде. Тим Неирн опять попал в точку, сотрудничая с местной прессой. Празднику luau уделили должное внимание в двух важных газетах. В одной красовалась фотография, но не Уальдо Дженсена и Феликса Гааса, а спускающейся по ступеням со стороны променада Марго Амброс, собственнически повисшей на руке Перри Хилтона.
