Кевин Сэмпсон - Курорт
– Прикольно. Налей мне еще вина.
– А ты сможешь вести машину?
Она бросила на него предупреждающий взгляд. Он налил.
– Жара невероятная! – простонала она и осушила бокал.
Шон предложил ей минеральной воды из запотевшей бутылки, но она отказалась:
– Нет, спасибо. Вино помогает мне как-то терпеть все это.
И не только. Она плыла, не опьянев, но как бы отделившись от происходящего. В реальность она возвращалась только от какого-нибудь толчка и тут же выпивала очередной бокал риохи. Палящее солнце стояло прямо над ними, презрительно издеваясь над людьми под жалким укрытием зонтов кафе.
– Господи, давай сюда эту воду!
Она выпрямилась в кресле, пытаясь оценить окружающий пейзаж, но ловила только какие-то обрывки и вспышки. Позади нее возвышалась большая пальма, за которой находилась стена старого города. Справа – киоск, который теперь был закрыт. Слева – бакалейная лавка с до сих пор выставленными наружу ящиками персиков и лаймов. От площади во все стороны расходились улочки и аллеи. По идее, ей это должно казаться идиллией, но картинка пульсировала и расплывалась. В голове раздавался постоянный, непонятного происхождения звон.
– Что это за место? – пробормотала она.
– Красота, правда? Теперь-то ты рада, что мы приехали сюда?
Она ничего не ответила, и он принял ее молчание за благоговение.
– Это и есть Испания. Забудь про все эти переполненные пляжи и дурацкое фламенко! Вот это – то что нужно!
Она допила вино, слегка передернувшись. Он читал свой информационный список.
– А ты знаешь, что здесь, в этом городе, было больше явлений Девы Марии, чем во всем мире? Именно здесь должно произойти Второе пришествие. Вот почему здесь так много монастырей и церквушек – все ожидают чуда.
– Очаровательно.
Он улыбнулся ей.
– Все, что нужно, – быть готовым к чуду.
Она смотрела на его рот, пока он говорил. Он выглядел глупо. Его слуховой аппарат казался чужеродным и непропорциональным рядом с его маленьким волосатым ухом.
– Ты глупый старикашка!
– Что?
– Ты просто глупый старик, да?
– Ты напилась?
– Я разозлилась. На тебя.
У него был такой убитый вид, что ей ничего не оставалось, кроме как продолжать:
– Старые церкви! Ты долбаный старый пердун!
Она увидела, как слезы наворачиваются на эти его сумасшедшие, выпученные глаза, в которые она не могла заставить себя посмотреть. Ей хотелось вырвать у него из уха этот чертов слуховой аппарат, просто ради самого действия, чтобы просто сделать это. Старый хозяин выбрал именно этот момент, чтобы наконец с гордостью принести им салаты, и в этот самый момент Хилари решила бросить Шона.
Надо признать, что таких салатов ей никогда не приходилось видеть: изобилие зелени, перцев и огурчиков, тертый сыр, душистый перец, яйца вкрутую, сочные помидоры и корзинка с хрустящим, только что из печки, хлебом. И Шон – полностью раздавленный, глотающий слезы злости и обиды – поднялся. Ради того, чтобы старый папаша, владелец кафе, не подумал, что его угощение пропадет впустую, чтобы он поверил, что эта молодая пара сохранит самые теплые воспоминания о нем и его городе, Шон встал и зааплодировал идущему к ним с подносом старику. Как он мог такое сделать? Разбитый насмерть, как он мог найти силы играть дальше этот спектакль, где они, счастливые влюбленные, радуются гостеприимству этого крохотного городка?
Старик взял ее руку и поцеловал с улыбкой восхищения их молодостью и влюбленностью. Она выдавила ответную улыбку и скорее всего была похожа на пламенеющую английскую розу. Хозяин хлопнул в ладоши, сказал что-то по-испански и, перекрестившись, вернулся в кафе.
Шон посмотрел в свою тарелку и начал запихивать в рот зелень и яйца. Его голова зависла над самой тарелкой. Он не смотрел в ее сторону. Ей хотелось ткнуть его мордой в этот драгоценный салат. Пронизывающий голову звон не исчезал. Провода? Это сводило ее с ума. Неподвижное солнце жгло ей лоб. Она представила, что сидит наверху, прямо на солнце, и смотрит вниз, на землю, на сжавшегося Шона в маленьком кресле в этом маленьком кафе. Ее затошнило. Она встала, схватившись за край стола, чтобы не упасть, стараясь дышать глубоко и медленно. Шон не смотрел на нее. Она побрела прочь, к машине. Шон жевал латук, так и не подняв голову.
Она действовала инстинктивно, по-животному, без плана. Ее разум оцепенел, закрылся, не в силах проникнуть сквозь случившееся. Она понимала, что уезжает от мужа и должна продолжать ехать дальше. Ее разум пульсировал в такт рваному ритму двигателя, вынужденного работать на третьей скорости. Ей нужно было ехать дальше, прочь от него, иначе она снова окажется там и будет сидеть в этом кафе, глядя на этот чертов слуховой аппарат. Она могла растоптать его на кусочки своими каблуками и плюнуть Шону в лицо за то, что он заставлял ее смотреть на него все это время. Через десять километров от города, поднявшись по дороге через Национальный парк и наконец доехав до шоссе на Малагу, она свернула на обочину, чтобы подумать. В убежище машины, под прохладным ветерком кондиционера, звон в ушах и дезориентирующее головокружение постепенно исчезли. Если бы не слабый привкус вина, она была бы в полном порядке. Она чувствовала себя нормально. И представила, как Шон пытается поймать машину на пустынной границе города. Она не могла вот так бросить его там. И тем не менее должна была это сделать. Если она сейчас повернет обратно, то лишь подольет масла в огонь и спровоцирует очередную вспышку. Не задавая себе вопроса почему, она знала, что ей нужно все тщательно пересмотреть. Когда она бронировала эту путевку несколько месяцев назад, ей казалось, что их с Шоном будущее зависит от этих нескольких дней вдали от дома. Теперь она знала это точно, но в совершенно противоположном смысле, чем она представляла себе еще несколько месяцев назад. Но, даже осознав эту горькую истину, она не знала, что ей теперь делать. У нее не было ясного плана. Нужно просто посмотреть, что будет. Она повернула на горную дорогу и только теперь заметила, что природа вокруг и впрямь была потрясающей.
Он снова усмехнулся про себя. Сидя в кондиционированной прохладе автобуса до Малаги, наслаждаясь медленной поездкой через Вилланова-де-ла-Консепсьон и абсолютным покоем, он честно старался добраться до первопричин кризиса Хилари. Ему хотелось посмотреть на ситуацию ее глазами, но перед глазами стояли только шокированные лица монахинь. Когда жена уехала, он доел свой салат, прикончил салат Хилари, сунул бутылку воды в рюкзак и оставил деньги на столе. Наверняка старик-хозяин все равно спит, счастливый, что обслужил клиентов. Думая о Хилари, Шон побрел по каменистой дороге туда, где, по его разумению, находилась автобусная остановка.
