Барбара Хоуэлл - Простая формальность
Когда Кеннеди похоронили и жизнь опять вошла в привычную колею, Синтия поняла, что все это ей очень понравилось и она не прочь еще раз пережить подобное когда-нибудь в будущем. А все почему?
Потому что в эти сладостно-горестные дни она была, как все, патриоткой. Она разделяла со всеми скорбь по республике, по павшему герою, современному рыцарю Камелоту. Неужели нужно обязательно пережить катастрофу, чтобы ощутить полную гармонию с окружающим миром?
Синтия посмотрела в окно на задний дворик. Там царило запустенье. Она столько раз собиралась опрыскать от гусениц фруктовые деревья, подрезать ветви, подновить живую изгородь и устроить настоящий сад — посадить много цветов, поставить каменную скамеечку.
Клэю хотелось иметь дом побольше. До сегодняшнего дня она думала, что и ей этого хочется. Они никак не смогут разместить летом в этом маленьком доме его сыновей и ее дочерей.
Клэй уже не раз говорил, что им придется продать ее дом. Поскольку он согласился уплатить все налоги и страховку за дом, он имел право на собственное мнение в этом вопросе.
Скрестив на груди руки, Синтия смотрела, как с больной яблони спикировал вниз дрозд и распугал воробьев. Наблюдавший за этим кролик ускакал на соседний двор. Неужели она так глупа, что продаст собственный дом ради другого — большого, более комфортабельного, может, даже с бассейном, но ей не принадлежащего?
— Ну и как? — спросила ее мать, ставя на стол сэндвичи с ветчиной. В этот день она не выходила за порог, но все равно на ней были серьги, браслет, красивая серая юбка и джемпер. Она всегда следила за собой, независимо от того, ждала она кого-нибудь или нет. Синтия подумала, что после смерти матери люди будут вспоминать именно это ее правило. Никто никогда не заставал ее врасплох. Кроме того, раз в неделю она ходила в парикмахерскую и раз в месяц чистила все столовое серебро и драгоценности особым составом. Раз в год она мыла все стены в доме, включая кладовки. И хотя Синтия понимала, что все это еще не повод, чтобы судить о людях, она все равно считала: мать — человек достойный.
— Со следующей недели я собираюсь всерьез заняться ремонтом квартиры, — ответила Синтия, жуя кресс-салат и чувствуя, как ей приятно здесь находиться. Погода улучшилась. Пробившись сквозь серые облака, луч солнца упал на полированную поверхность стола красного дерева. Мать положила на стол португальские салфетки ручного плетения и достала фарфоровые чашки.
— Девочки пишут из школы? — поинтересовалась она. У нее было напряженное выражение лица. Такое выражение появлялось у матери только тогда, когда она что-то обдумывала.
— Они иногда звонят.
— Ты скучаешь без них?
— Нет, не особенно. Я знаю, что у них все в порядке, они учатся.
— Расскажи про магазин. Как прошла продажа, нормально?
— Без осложнений. Фред пригласил меня на ланч. Мне было ужасно противно, когда он заявил, что у него в таком районе дела пойдут куда лучше, чем у меня.
— Тебе будет скучно без магазина, как ты думаешь?
— Откуда я знаю! Стоять весь день за прилавком не так уж весело. Хотя, с другой стороны, там все было устроено по моему вкусу и разумению.
— Ты могла бы открыть другой магазин, тогда тебе не было бы так скучно.
— О, конечно! Только где взять деньги?
— Банк дал бы тебе новую ссуду.
— Ладно, перестань. Банк ни за что не дал бы мне новой ссуды. Мне нужно было бы по меньшей мере пятьдесят тысяч.
— Почему ты так думаешь, ты же не пыталась. Я говорила с мистером Шмидтом, и он считает…
— Мистеру Шмидту семьдесят пять лет, и он давно уже на пенсии. Во всяком случае сейчас, по-моему, немного поздно об этом говорить. Пожалуйста, давай сменим тему.
— Когда ты пришла, мне показалось, что ты расстроена. Клэй в порядке? — спросила миссис Мур, переключаясь, как это ей было свойственно, с одной неприятной темы на другую, еще более неприятную.
— Он в полном порядке. На Рождество хочет подарить девочкам «тойоту».
— Ну, это просто глупо.
— Нет, не глупо. Они могут ездить на ней в Хоуп-Холл и обратно.
— Он хоть немного похудел?
— Не знаю.
— Его сыновья приезжали к вам?
— Перестань, ради Бога, меня допрашивать!
Миссис Мур поднялась, взяла серебряный поднос, который стоял на серванте, и с грохотом поставила на него грязные тарелки.
— Еще кофе?
— Только если сама будешь. Послушай, не сердись. Я совсем не хочу с тобой ссориться.
Мать скрылась в кухне и через несколько минут вернулась с кофейником. Потом, как это часто бывает с одинокими людьми, она торопливо заговорила, словно опасаясь, что ее не дослушают, опять оставят одну и она не успеет выговориться до конца:
— Мне пришло в голову, что я, может быть, из ревности была так против этого брака. Я хочу сказать… то есть я не чувствовала ревности, когда ты мне рассказала про брачный контракт. Но потом, когда я увидела вас вдвоем в «Лютеции», и ты была такая красивая, и этот лимузин, и вы так целовались… в общем, я подумала, может, это ревность. И мне стало так стыдно!
— Мама, не надо. Не мучай себя. — Синтия очень ценила бескомпромиссность и честность матери, но до сих пор не научилась спокойно реагировать на проявление этих ее драгоценных качеств.
— Я знаю не хуже тебя все преимущества замужества. Когда я вижу, как держатся за руки, выходя из кино, люди, которым за семьдесят, я, признаюсь, завидую им самой настоящей примитивной завистью.
— Я тоже завидовала, когда не была замужем. — Синтия взяла кофейник из рук матери и наполнила чашки. — Я же понимаю, ты всегда желала мне только самого лучшего.
Мать помолчала, глядя поверх головы Синтии в гостиную, где на письменном столе стоял портрет ее покойного мужа.
— Странно, что при всей зависти к этим пожилым парам я не тоскую по твоему отцу. — Синтия вдруг поняла, что мать обращается к портрету. — После его смерти я плакала дни и ночи целый месяц, но потом вдруг перестала тосковать. Я как раз на днях подумала об этом, когда стелила постель — с моей стороны. Я всегда сплю только на своей стороне. Я сказала самой себе: я совсем не тоскую по Генри. Может быть потому, что он был такой тихий, незаметный. Я почти все время ощущаю свое одиночество — но не его отсутствие. Ужасно, правда?
— Не знаю, я не хочу об этом слышать. Я любила его.
— Ты не знала его. Он никогда с тобой не разговаривал. Он был холодный человек.
— Неважно. Мне не нужно было, чтобы он разговаривал. — Синтия мысленно увидела, как рука отца сжимает ее руку, как ее толстые ножки старательно пытаются поспеть за ним, увидела каменистый пляж, по которому они шли.
Мать села, облокотившись на стол. Она высказала все, что у нее наболело, и выражение ее лица смягчилось. Она помолчала, собираясь с силами. Потом сказала:
— Синди, я не хотела допрашивать тебя. Я просто хочу знать, как ты. Скажи, у тебя все хорошо?
— Конечно, мне еще надо привыкнуть. Я столько лет не была замужем, но в общем, все хорошо. Я вполне довольна.
На полированную столешницу упала хлебная крошка. Синтия осторожно прижала ее пальцем и перенесла на блюдце.
— Я встретила в аптеке Эла Джадсона. Он интересовался, как ты. Я сказала, что у тебя все хорошо, а он ответил: все хорошо, что хорошо кончается, или еще какую-то глупость.
— Значит, по-твоему, Клэй мне подходит больше, чем Эл?
— Не обязательно.
Синтия шумно вздохнула, совсем как в юности, совсем как Бет, и унесла чашку в гостиную. Здесь царила викторианская мебель, среди которой она выросла. Конечно, она уступала тем немногим старинным вещам, которые остались после Мэрион в квартире Клэя. Но мебель была солидная и знакомая, и она испытывала невольное почтение к этим вещам. Когда они были детьми, мать уверяла их с Памелой, что все вещи в гостиной бесценные, что все их крохотное королевство, где мать была бесспорной королевой, содрогнется, если чуть поцарапать ножку продавленного дивана или пролить каплю чернил на вытертые пакистанские ковры.
Погремев на кухне тарелками, миссис Мур вернулась в гостиную, явно намереваясь спросить о чем-то еще. Синтия отвела взгляд. С матерью невозможно разговаривать. Она мечется от одной щекотливой темы к другой, не зная, на чем остановиться. Такое впечатление, будто пытаешься поймать какую-то дикую птицу, а она никак не сидит на месте, перелетает то туда, то сюда. Ладно. Каких-нибудь пятнадцать минут, и она кончит пить кофе и уедет. Чеоез двадцать пять минут она будет уже на шоссе. Не пройдет и трех часов, как она приедет «домой».
— По правде говоря, мне не верится, что ты счастлива в браке с Клэем.
Вот и сюрприз! Это уже не вопрос. Прямая атака.
Синтия в ответ огрызнулась — замечание матери задело ее больше, чем она ожидала.
— Наконец-то ты высказалась напрямую. Как же тебе хочется все испортить! Давай-давай. Продолжай.
