Алена Левински - Изменяю по средам
– Козел, – с готовностью закивала я, – какой козел! Чего ему не хватало!
– Сексу, – меланхолично сказала Лидочка, – я точно знаю.
Вытерла руки о бумажное полотенце и ушла с гордо поднятой головой.
В рубрику «Психологические проблемы» прислали рассказ. Банальная ситуация – героиню бросил кавалер, она оказалась беременной и решила родить ребенка, предполагая, что после появления младенца на свет кавалер раскается и попросится жениться. Психолог, от лица которого я пишу комментарий, порекомендовал героине оставить глупые надежды и сконцентрировать свои силы на воспитании ребенка, ибо заставить мужчину жениться не может никто, тем более беспокойное дитя, с точки зрения незадачливого папаши неизвестно зачем и откуда взявшееся. Поэтому если дама решает воспитывать малыша одна, то должна четко понимать, что делает. Хотя бы для того, чтобы потом, когда папенька все-таки откажется от настойчиво предлагаемой семейной идиллии, не обвинять в своей несчастной судьбе невинного младенца. Дескать, недостаточно оказался хорош, отец не вернулся в лоно.
Рассказ вернулся от главного редактора с перечеркнутым комментарием психолога. Это означало – переписать полностью. Поинтересовалась у Марины, что собственно не понравилось Сусанне Ивановне и как переписывать.
– Маша, вы нарушили логику, – подумав, сказала Марина. – Героиня, с которой ассоциируется наша читательница, чего хочет? Вернуть мужика. И спрашивает у вас, психолога, как это сделать.
А вы что? Отвечаете ли вы на ее вопрос? Нет, Маша, вы ей говорите, что она дура.
– Я об этом не говорю, – немедленно возразила я.
Предполагать, что потенциальная читательница, а значит и предполагаемая покупательница нашего журнала, дура – самый тяжкий грех. Она может обидеться и не купить журнал. А если она его не купит, то Гансу нечем будет платить нам зарплаты.
– Конечно, вы не пишете прямо, что она дура, но вы так считаете. И это ясно из вашего комментария. Она дура, потому что не понимала: мужик не вернется. А она родила, чтоб он вернулся. И что теперь делать? Ребеночек-то уже вот он.
– А что же делать, правда?
– Маша, отвечайте четко на поставленный вопрос, не нарушайте логики повествования. Вас спрашивают, как вернуть мужчину. Дайте три совета. Три – хорошее число, его наша читательница любит. Два мало. Четыре – плохо, цифре четыре вообще мало кто верит. А пять советов не влезут по объему в этот текстовой блок.
– Марин, – грустно сказала я, – но он же не вернется… Что же тут посоветуешь?
– Думайте, Маша, думайте. Может, чего и придумаете. Ну, напишите, пусть гуляет с колясочкой возле дома папаши.
– Идиотизм.
– Может быть. Все равно, пусть папаша регулярно созерцает свое брошеное дитя. Может быть, в нем что-то проснется.
– Обязательно. И это будет раздражение.
– Скорее всего. Но еще два совета вам придется придумать самой.
Кошмар! Где взять еще два идиотских совета? Я решила попить чаю с любимой слойкой с лимоном и подумать, поэтому Надьку с собой на чаепитие не позвала.
Редакционная кухня была пуста, но, похоже, кто-то уже собрался здесь почаевничать. Полупрозрачный чайник добродушно урчал полным пузом, бомбардируя крупными пузырями поверхность воды. Что-то смутно вспомнилось из уроков физики в средней школе. Поверхность воды… натяжение…
Физику в моей школе много лет преподавал Арнольд Борисович Верковский, седой, благообразный, несколько косноязычный человек, всегда в одном настроении, всегда – в полосатом костюме и темно-синем галстуке с какими-то улитками с загнутыми в разные стороны длинными хвостами. Арнольд Борисович вызывал меня к доске и молча, с безнадежной грустью слушал мои жалкие попытки пересказать главу из учебника. Но учебник физики не поддавался моему понимаю, было ясно, что его надо только зубрить наизусть. Арнольд Борисович вздыхал, морщился и говорил всегда: «Мария, тройку в четверти тоже надо заслужить». Улитки виляли хвостами и уползали за пиджак.
Возможно, если бы Арнольд Борисович был увлечен своим предметом рьяно, любил детей неистово и на каждом уроке, возгораясь страстно, взбирался на учительский стол и произносил пламенные речи о том, почему корабль плывет, а самолет летит, а не наоборот, то я бы и смогла понять суть окружающего меня мира. Однако Арнольд Борисович был никакой, как столовская подливка, пересказывал учебник сидя, ораторство искусством не считал и так ни разу и не пришел в класс с шеей, свободной от улиточной удавки.
Чайник щелкнул серой кнопкой и громко, с чувством глубокого удовлетворения выдохнул – закипел. Я придирчиво осмотрела тонкий пакет, в который была завернута слойка с лимоном, купленная пару дней назад. Полиэтилен прилип к сладким лимонным ушкам, тонкая спинка зашелушилась поджаренными хлопьями. Я аккуратно отлепила пакет, понюхала несчастную. Слойка состарилась, но не умерла. Налицо признаки легкой гипоксии, однако следов полной асфиксии нет. Поддается реанимации. Лучше всего – в микроволновой печке. И неплохо было бы запомнить, как она включается. Ну кто так делает микроволновки? Только злобные империалисты. Они рисуют на панели управления черточки, пишут циферки и ставят крестики. Что это означает – непонятно. Другое дело печка у меня дома – там все предельно ясно. Нарисована общипанная курица лапками-костями вверх, снежинка величиной с курицу же, идеально круглый торт и тарелка, и сразу все понятно, никаких вопросов.
– Может быть, я могу помочь? – послышался за спиной молодой мужской голос.
На пороге редакционной кухни стоял юноша лет двадцати пяти в потертых джинсах и байковой клетчатой рубашке. Я давно пытаюсь заставить мужа купить такую рубашку, она выглядит так уютно, что даже на расстоянии чувствуется тепло. Где-то я этого паренька уже видела…
– Меня Лешей зовут, мы с вами в лифте застряли, – опередил он мой вопрос и улыбнулся, широко, открыто, по-детски.
– Ой, ну конечно! – Я чуть не треснула себя по лбу. – Конечно, помню! У тебя еще волосы были так коротко подстрижены, как будто их и не было вовсе.
– Да, мама меня тоже ругала.
Какой приятный мальчик. И улыбается так наивно, прямо как мой Гришка.
– Леш, – вспомнила я о своей беде, – мне бы булку погреть, а я с этим керогазом вражеским не разберусь никак!
– А вас как зовут? – спросил Леша, склоняясь к микроволновке.
– Маша.
– Как мою маму. А булочку погреть просто. Поворачиваете ручку на единичку – все. Ждите. Одной минуты вполне достаточно.
Хорошие глаза у него, чистые, светлые. Редко встретишь человека, у которого такой чистый цвет глаз настоящего, эталонного голубого цвета. Гм… Может, педик? Тьфу, глупость какая! Разве цвет глаз определяет сексуальную ориентацию?
