Елена Богатырева - Танец втроем (Фиса)
— Дмитрий.
Вот так в нашем испорченном кругу появилось одно обычное человеческое имя: Дима. Дима пришел вечером и увел Фису. Вот так это продолжилось. Я не удержалась и вышла в коридор, чтобы посмотреть в окно. Но подоконник был занят. Прильнув к стеклу, там сидел Оз, вжав голову в плечи. И почему-то он показался мне собратом по несчастью.
Когда я подошла к подоконнику, Оз не обернулся. Он сидел и смотрел на улицу, где Фисы уже и след простыл.
— Вот так, — сказала я то ли себе, то ли ему.
Оз молчал.
— И ничего не поделаешь…
Оз молчал.
— …правда, Оз?
Тогда он обернулся и внимательно посмотрел на меня. А потом ответил:
— Да, Тоня, ничего не поделаешь. Ничего!
Когда я вернулась в комнату, Ветка и Марго пребывали в романтической меланхолии.
— Нет, ты видела? — обратилась Марго ко мне. — Увел. И кого — нашу Фису увел! Пал последний оплот, последняя надежда рухнула…
— Да ведь ты у нас — последний оплот, — заметила ей Ветка.
— Я оплот нерушимый! — с пафосом сказала Марго.
Тогда Ветка встала и с тем же пафосом запела: «…республик свободных…»
— Сядь, республика ты моя свободная, — дернула ее Марго, не рассчитав силы, и Ветка повалилась на кровать.
— А какой он все-таки хорошенький, — мечтательно сказала Ветка с кровати.
— Да, вкус у Фисы есть, — забылась Марго.
— Ну, я пошла в душ, — вскочила Ветка.
— Как? Куда? Стой! — завопила Марго, но Ветка только мелькнула пятками, вылетая в коридор с полотенцем.
— Она ведь уже была сегодня в душе! — возмущалась Марго, оставшись со мной.
— И даже два раза, — напомнила я.
— Какой ужас! — сказала Марго.
— А чего? — удивилась я. — Зато у нее по французскому теперь пять с плюсом.
Марго задумалась и спросила:
— А почему, собственно, по французскому? Вроде тот иностранец новогодний по-испански говорил?
— Ну, когда это было, — протянула я, и Марго тяжело вздохнула.
В это время в дверь ворвалась мама.
— Где она? — нервно спросила мама.
— Нету, нету больше нашей Фисочки, — стала жаловаться ей Марго. — Увели, родименькую. Ты бы на нее повлияла, мама…
Марго от горя не соображала, что говорит. Но мама не принимала не полагавшихся ей комплиментов:
— Так я на нее и повлияла!
Марго спохватилась было, сообразив, к кому обращается за помощью, но было поздно, мама села на стол и перешла в наступление:
— А теперь, дорогуша, чувствую, на тебя влиять пора. Первый курс на исходе, а ты в девках все сидишь.
Марго залилась краской.
— Да не в том я смысле, не в том, — успокоила мама. — На дискотеки не ходишь — раз. В кино только с девчонками своими — два. Сюда вы принципиально мужиков не пускаете — три. Так ведь и старой девой умереть недолго. Я понимаю, ты в ранней молодости тяжелую душевную травму пережила — тебе теперь повсюду шатры мерещатся. Но ведь так нельзя! Есть кто на примете, признавайся?
— Боже упаси, — промычала совершенно красная Марго.
— Есть, — сказала я.
— Тоша, мы про меня говорим, ты что, не слышишь, что ли? Замечталась? Про меня, а не про Ветку.
— Слышу. Есть, — твердо повторила я.
Мама поднялась и пересела ко мне на кровать, спиной к Марго. Получалось — как консилиум, а Марго — как безнадежный больной.
— Ну давай, рассказывай. Сейчас подумаем, как ее горю помочь.
— Она тут недавно апельсины одному парню отдала.
— О нет, — завыла Марго, — опять! Я ведь случайно, сколько раз повторять!
И, не выдержав, выскочила в коридор.
— Рассказывай, не стесняйся, все свои, сказала мама.
— Ну, дело было так, — начала я рассказывать историю, которую мы уже обхихикали тысячу раз. — Купили мы на последние деньги апельсинов. А Марго все приставала, что их вымыть нужно. Ну, мы ей и доверили — мыть. Пошла она мыть, а вернулась без апельсинов и даже без пакета. Села и смеется. Смеялась минут десять, а потом рассказала. Помыла она апельсины и пошла домой по нашему длинному коридору. А навстречу ей наш однокурсник, по фамилии Лось.
Мама засмеялась.
— Вот ты смеешься, я смеюсь, Ветка смеется, а Марго у нас добрая. Идет она и думает: «Бедный, жалко его. Тяжело, поди, с такой фамилией жить на свете. А особенно в нашем коридоре обитать». И до того расчувствовалась, до того себя довела, что, проходя мимо, лучезарно ему улыбнулась: «Привет! Угощайся!» и протянула пакет с апельсинами. А Лось от удивления и радости весь засветился и спрашивает: «Это мне?» — «Тебе», — говорит Марго. «Ой, спасибо», — он хватает весь сверток и бежит с ним к себе в комнату. Заметь, смеялась после этой истории одна Марго. А нам всем очень витаминов хотелось.
Мама помолчала.
— Да, — сказала она, — это тебе не хухры-мухры. Это неспроста.
— Ой, мама, неспроста, — Подтвердила я.
И в этот момент вернулась Марго. Мама была — сама серьезность. Казалось, в голове ее включились сложные механизмы, вычисляющие, как же этого товарища к нашей Марго привлечь. Занятая своими мыслями, она направилась к двери и, проходя мимо Марго, положила ей руку на плечо со словами:
— Не грусти, Марго, Лось будет наш!
Марго застонала, повалилась на кровать и накрыла голову полотенцем…
На следующем занятии доктор Р. поинтересовался:
— Антонина, а как он выглядел, ваш Оз?
— Ну, высокий, широкоплечий. Волосы светлые, почти белые.
— Он был симпатичным?
— Не знаю. Он был зловещим.
— И что же он такое натворил в конце концов?
— Он человека убил.
— А потом? Его посадили? Где он сейчас?
— Нет, его так и не нашли…
Доктор Р. сидел и нервно перебирал новые Тонины записи. И все время ждал, что вот сейчас распахнется дверь. Он уже знал, кто этот человек в белом плаще. И мог бы теперь преспокойненько вызвать милицию. Но, имея на руках такие козыри, ему хотелось реванша. Вчера он испугался и никак не мог простить себе этого. Единственным его желанием было напугать Оза точно так же, как тот напугал его. Вот сегодня он ему покажет.
Как он ни готовился, дверь открылась все-таки неожиданно и на пороге появился вчерашний незнакомец.
— А я вас жду, — попытался улыбнуться доктор Р.
— Догадываюсь, — сказал тот и положил на стол папку.
— Пригодились вам записи?
Мужчина только болезненно поежился:
— Пока — нет.
— Так, стало быть, мы продолжим сотрудничество? — доктор Р. говорил с издевкой.
Мужчина в упор посмотрел на него.
— Продолжим.
— Может быть, прочитаете здесь? — протянул ему доктор несколько новых листочков.
— Нет, дома.