Ирина Лобановская - Женщины президента
— Ты когда сегодня освободишься? Я заеду к тебе…
Но может и не спросить… В последнее время он задавал ей этот вопрос все реже и реже…
* * *Он хорошо понимал, что ведет себя по меньшей мере странно. И поступает в полном противоречии со своими убеждениями, совершая глупые и необдуманные поступки. При первом же прямом попадании, когда жизнь пошла не по касательной, а саданула прямиком в него, Тарасов тотчас растерял все свои принципы.
Артем отлично понимал, что делает. И некогда этого не сделать.
Да, он женился на стопроцентной еврейке, и его дочь, такая любимая, такая родная и необходимая Клякса, по талмуду иудейка. Разве ему это неизвестно?..
Он прекрасно понимал, что нельзя не любить только за принадлежность к национальности, как нельзя только за это любить. Понимал… Мучился от противоречий… И с трудом жил дальше, теряясь перед согласными буквами…
Да, Артем привел в фирму синеглазую, светлокосую девочку, едва окончившую школу, и сделал ее своим основным помощником, своей единственной опорой… Беспомощный, заблудившийся в синих очах президент… Но перед женщиной, как перед бутылкой, равны все должности и национальности.
И она действительно оказалась его стойким и преданным маленьким ординарцем, а биться в одиночку — жизнь не перевернуть… Он все-таки задумал ее перевернуть…
Правильно ли он поступал? Конечно, нет. И конечно, правильно. В нарушение всех своих собственных взглядов и основ. Но если их никогда не нарушать, жизнь станет в конце концов невыносима.
Жизнь играет в честную игру. Она всегда заранее вежливо напоминает о последствиях. Твое дело — обращать на них внимание или нет. У тебя слишком странные вкусы и колючие настроения. С которыми тебе самому нелегко порой сладить. И поступки, далеко разошедшиеся с твоими начальными представлениями и намерениями. Но когда это все было!..
Жизнь поменяла свои декорации и маски. В который раз.
А центральными, главными мужскими ролями за последние несколько лет стали лишь две роли — героя-любовника и мужа великой женщины. Аллы Борисовны, например. Или Хакамады. На худой конец, Александры Марининой.
Вернулся матриархат. А мужикам необходимо срочно перестроиться… Иначе им никак не выжить.
Тарасов сидел напротив Юли, смотрел в ее ясно синеющие, бездонные, напоминающие ему прозрачные воды Сенежа глаза и думал, что все равно, несмотря ни на что, он поступил так, как надо. Хотя жить возле озера нельзя вечно…
Юлька заботливо подкладывала ему помидоры и колбасу — ты не забывай о еде! нельзя только работать! — и что-то щебетала о родителях. Она еще ни разу — во всяком случае, пока — не заводила разговор о разводе Артема.
Почему?.. Этот вопрос интересовал президента все сильнее и настойчивее.
* * *Юля быстро догадалась, что это тема запретная.
Любые намеки о его уходе из семьи приведут к необратимым и страшным последствиям. Она боялась этих последствий. Она не хотела его терять. Да, конечно, он вряд ли от нее сейчас отказался бы, но все-таки… Юля боялась рисковать. Пусть рискует он один! И сильно рискует… Но на то он и мужчина, чтобы быть готовым всегда положить буйну голову на плаху. Юлькино дело — сторона. Он сам пришел…
Ей несколько раз звонил Петька, жаловался на свое новое счастье и набивался в гости. Ее одолели родители и тетки. Ее донял Роберт, тоже пытающийся все вернуть на круги своя и с пеной у рта рассказывающей ей о своих необыкновенных успехах в химии.
Юле было скучно и тоскливо их всех выслушивать изо дня в день. Она твердила, что очень занята и хочет жить в России. Родственники звонили и на работу, поскольку не всегда заставали Юльку дома. Она устала от телефона, ей надоело повторять одно и то же: она не рвется ни в Европу, ни в Америку, не выйдет снова замуж за своих верных предыдущих, талантливых мужей и даже не станет спать с ними. Зачем начинать все снова-здорово, когда результат так предсказуем и маячит в ближайшем будущем, отнюдь не за высокими и далекими горами?
— Я хочу и буду жить так, как я живу! — заявила она матери в одном из последних телефонных разговоров.
— Откуда у тебя это аристократическое пренебрежение к деньгам и удобствам? — возмутилась мать, привыкшая к европейскому комфорту.
— О моем аристократизме тебе лучше знать! — отрезала Юля. — А потом, я здесь тоже сейчас неплохо зарабатываю. Самостоятельно! Я русский продукт!
И здесь мой любимый человек! Сколько еще можно вам всем объяснять?!
— Но этот любимый человек никогда на тебе не женится! — запричитала мать. — Зачем он тебе сдался? Женщине природой назначено выходить замуж и рожать детей! А он тебя поматросит и бросит! Ты что, не понимаешь этого?!
— Детей я еще успею! — сказала молодая и глупая Юлька. — А просто замуж я уже выходила! И больше так не хочу… Мне не нравится делать что-нибудь просто так!
— Что-то, по-моему, твой Любимый подъемный кран не слишком учитывает твои желания! — съязвила мать. — Это настоящий долгострой! Одна ты там только бегаешь на задних лапках и стоишь перед ним на цыпочках! — Не одна! — крикнула Юля. — К сожалению, вовсе не одна!..
Действительно, чем уж так президент магнитил женское внимание? Что было в нем такого особенного, заставляющего юных и не очень леди прирастать к нему почти моментально, пытаясь пустить корни на этой сухой, жесткой, неплодоносящей почве? Что заставляло их останавливаться рядом и замирать, мечтая о своем перемещении на совсем иные позиции? Что?..
Как будто, если они вдруг найдут ответ на этот вопрос, их жизни мгновенно изменятся, засияют другими красками, расцветут радостью и покоем…
Не расцветут и не засияют. Но им, глупым, нужны именно эти нерассветы и несияния.
10
Виталий Сушников заметил изменения в своем доме далеко не сразу А когда ему было их замечать?
Сутками на работе…
Сначала он был даже доволен, что Валентина перестала ныть у него над душой и занялась делом.
Однако через несколько месяцев он стал подмечать неладное. Стремление отнюдь не меркантильной и вполне обеспеченной им жены сидеть на работе допоздна, едва ли не ночевать в офисе настораживало. Валентина все слабее интересовалась домашними делами, почти забросила Таньку, полностью сдав ее на руки безотказных, даже обрадовавшихся этому обстоятельству бабушек. Потом Виталий стал все чаще наблюдать нехорошие глаза и скорбно, осуждающе поджатые губы тещи.
Губы сжимались не в его адрес. Этот адресок был быстро вычислен: любимая жена, красотка Валентина, прямо-таки созданная для любви и поклонения…