Инид Джохансон - Своя ноша
Из огромного числа комнат в доме больше всего Джоан нравилась маленькая гостиная. Удобные кресла, обитые мягкой бархатистой тканью, стояли возле камина, в котором потрескивали яблоневые поленья. Круглые столики были за валены всевозможными книгами и журналами по садоводству. На стенах, отделанных светлы ми деревянными панелями, висели старинные гравюры, а из окон открывался вид на восхитительный сад.
— Сейчас соединят, — сказала Саманта, повернувшись к Джоан. — Поговори с ней первая.
Джоан взяла трубку и первым делом сообщила, отчего они с Эрвином вернулись из Португалии раньше, чем предполагали.
— Что ж, будет замечательно, если ты получишь одну из литературных премий, хотя и жаль, что тебе пришлось прервать медовый месяц, — посочувствовала Карен, и Джоан это ничуть не удивило. Ее мать никогда особенно не интересовалась тем, что происходило в ее жизни, — за исключением отношений с мужчинами. Больше всего Карен хотелось, чтобы Джоан оказалась наконец пристроена и ей самой не пришлось бы беспокоиться о судьбе дочери. Страшно подумать, какова будет реакция матери, когда та узнает правду, вздохнула Джоан.
— У меня почти все улажено, и наш старый дом скоро будет продан. — Чувствовалось, что Карен в восторге от происходящего. — Мне уже давно следовало сделать это и уехать подальше от плохих воспоминаний, но я все никак не могла решиться. Ты не представляешь, как я благодарна Саманте за то, что она уговорила меня поселиться вместе с ней! Я восхищаюсь ею. Когда я увидела, с какой стойкостью она переносит смерть Тома, то поняла, что жизнь продолжается.
Поговорив в том же духе еще несколько ми нут, Джоан передала трубку Саманте и пошла наверх, в приготовленную для них с Эрвином комнату. По дороге она задумалась над тем, насколько верно все сказанное ее матерью о Саманте. Может быть, та и в самом деле гораздо более сильна, чем кажется? Может быть, им не следует ходить вокруг нее на цыпочках и обращаться как с ребенком?
Вполне вероятно, у нее хватит сил выслушать известие об их разводе и справиться с ним. Тогда Джоан смогла бы рассказать ей обо всем и не чувствовать себя слишком виноватой…
Она нашла Эрвина в превосходно обставленных, элегантно убранных комнатах, по традиции принадлежавших главе семьи. Он стоял у высокого окна спиной к двери и даже не обернулся, когда она вошла, не говоря уже о том, чтобы поздороваться. Впрочем, чего еще она ожидала?
Радуясь, что ей уже по силам справиться со своими эмоциями, Джоан произнесла как можно безразличнее:
— Я могу занять комнату, в которой жила, когда впервые сюда приехала. — Она старалась не вспоминать о том, какое это было невероятно счастливое время в ее жизни, несмотря на недавнюю смерть Тома, — впервые она любила кого-то настолько глубоко и сильно.
— Нет, — ответил Эрвин, по-прежнему не оборачиваясь. Можно было подумать, что какое — то невиданное зрелище за окном приковало его внимание. — Не раньше, чем мама переедет от сюда. После этого я тоже не останусь здесь надолго. Я уже говорил тебе об этом. Так что ты получишь в свое распоряжение весь дом и сможешь выбрать любую комнату.
Джоан услышала в его голосе явственную нотку раздражения, но не испытала никакой радости оттого, что еще способна вызывать у него хоть какие-то эмоции. С прошлым покончено. Все прежние чувства забыты.
— Извини, меня это не устраивает, — произнесла она. — Ты решил, что мы должны изображать идеальную супружескую пару. Спросить, что я думаю по этому поводу, тебе даже в голову не пришло. Так что можешь продолжать свою дурацкой игру один, потому что сразу после церемонии награждения я уезжаю обратно в Ольян.
— Нет. — Эрвин наконец-то повернулся к ней — резко, почти неуклюже.
Джоан заметила горькие складки в уголках его губ, но ей совершенно не хотелось отказываться от своего с таким трудом достигнутого безразличия и проявлять хоть малейшее сочувствие. Эрвин не заслуживал этого.
— Ты хоть немного думаешь о Саманте? А о ребенке? Тебе не кажется, что его должны воспитывать двое родителей? Я уверен, что Том хотел именно этого.
При этих словах его лицо заметно побледнело, даже несмотря на загар, и Джоан поняла, насколько тяжело ему было упоминать имя бра та в таком контексте. Поэтому она ответила более мягко:
— Извини, но я так не считаю. Том ни за что не согласился бы, чтобы его ребенка воспитывали двое людей, которые ненавидят друг друга. — Эрвин собрался что-то сказать, но она жестом остановила его. — Да, ты говорил, что мы должны быть милы и любезны друг с другом в присутствии посторонних. Но долго ли это сможет продолжаться? Жизнь в постоянном притворстве очень скоро станет невыносимой и рано или поздно даст трещину. Том вряд ли хотел, чтобы мы мучили друг друга.
Джоан пристально взглянула в глаза Эрвина, стараясь понять, какое впечатление произвели ее слова. Но ей это не удалось, и она продолжила:
— Я вполне способна сама позаботиться о моем ребенке. Мне не нужна поддержка — ни финансовая, ни какая-либо другая. И учти, я не маленькая глупая девочка. Вот уже много лет я самостоятельно принимаю решения. Что касается Саманты, полагаю, мы должны обо всем ей рассказать. Очень осторожно, но рассказать. Она гораздо сильнее, чем ты думаешь.
Теперь Эрвин стоял, прислонившись спиной к стене и засунув руки в карманы.
— Ну да, ты ведь привыкла так поступать, — сказал он.
— Как? — непонимающе уставилась на него Джоан.
— Бросать людей, которые тебя не устраивают. — Он пожал плечами. — Сначала Барии, по том Тома, теперь меня.
— Это совсем разные вещи! — возразила она, чувствуя, как в ней вновь пробуждается гнев.
— Разве? — Словно в противовес ее растущему возмущению Эрвин казался еще более спокойным и безразличным, чем минуту назад. — Тогда почему на этот раз?..
— Потому что я люблю тебя! — Слова вырвались прежде, чем она успела понять, что говорит. Каким образом это произошло? Неужели ее эмоции по-прежнему сильнее разума и неподвластны ему.
Джоан стремглав выбежала из комнаты, понимая, что ее позиции, укрепленные с таким трудом, внезапно рухнули из-за одной неосторожной фразы.
Отделанная дубовыми панелями столовая была залита утренним солнцем. Джоан вошла, чувствуя, что едва держится на ногах. Виною тому были не столько приступы тошноты, которые теперь повторялись регулярно, сколько ужасная бессонная ночь.
Эрвин не захотел и слушать о том, чтобы она спала в другой комнате. Он оставил ее одну на широкой двуспальной кровати, а сам, взяв по душку и одеяло, улегся на кушетке у окна и проспал всю ночь сном младенца. Джоан же не сомкнула глаз и даже не могла позволить себе слишком часто переворачиваться с боку на бок, опасаясь, что Эрвин проснется и угадает причину ее беспокойства.
