Капкан (ЛП) - Раш Одри
Мой член вбивается в нее, когда ее щеки краснеют, а бархатные стенки обхватывают меня, сопротивляясь. Ее ногти царапают мне спину, боль обжигает мое тело, заставляя меня на полсекунды отпустить цепочку, но я не прекращаю задевать ее матку.
Я вгоняю свой член все сильнее и сильнее, пока она не бьется в конвульсиях вокруг меня, как дикое животное, ее стон первобытный и очищающий.
Когда последние спазмы ее оргазма затихают, я выхожу из нее. Она растягивается на кафеле, ее тело мокрое от пота, ноги залиты спермой. У меня адски болит спина, она наверное расцарапала меня.
Но я держу свой член в кулаке, трахая себя, пока она обретает самообладание. Ее майка все еще задрана над сиськами, каждый бугорок плоти свисает в сторону, ее коричневые соски все еще торчат и краснеют.
Ее юбка болтается на бедрах, как свободный пояс, прикрывая это татуированное произведение искусства.
Слабая фиолетовая полоса пересекает ее шею. Синяк от удушающей цепочки, моего ожерелья для нее. Кровь лопнувшего капилляр окрашивает ее глаз — вероятно, он лопнул от напряжения, вызванного цепью — удавкой, — и кровоточит, как красный фейерверк, в белке ее глаза, совпадая с родимыми пятнами у меня.
На заживление уйдет несколько недель, но потом оно исчезнет, как будто его никогда и не было. Но все равно, мой член наполняется кровью, когда я знаю, что она ни от кого не сможет скрыть эту отметину.
Она пытается сесть, но терпит поражение. Усталость одолевает ее, и это заставляет меня кончить. Мой член пульсирует, и я позволяю каждой капле упасть на ее кожу и одежду, отмечая ее, заявляя на нее права своей спермой.
Истощен. Готовый к оргазму. А какой это дикий кайф. Ее зеленые глаза моргают, глядя на меня, затуманенные и тяжелые.
Она устала, и, видя ее в таком состоянии, мне снова хочется разбудить ее своим членом. Она прекрасна. Капля пота или крови стекает по моей спине. Я игнорирую это и опускаюсь на колени, убирая волосы с ее глаз, смазывая ее каплей своей спермы.
Я поправляю ее одежду так хорошо, как только могу, затем заключаю ее в объятия. Она сопротивляется мне, упираясь в мою грудь, но быстро понимает, что ничего не может сделать, и сдается, отдыхая в моих объятиях.
Ее голова находит свое место у меня на груди, и мне интересно, слышит ли она там биение моего сердца. Если во мне осталось хоть что-то человеческое. Я кладу ее на матрас. Она моргает, глядя на меня, но ее глаз уже нет. Она едва в сознании.
— Почему я так устала? — она зевает.
— Ты еще помнишь кто ты? — спрашиваю я.
Она растерянно моргает, глядя на меня, но я помню каждое слово.
«Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить так сильно, что я забуду, кто я.»
Наконец в ее зрачках мелькают воспоминания, и она смеется. Ее улыбка обжигает меня изнутри, за ней скрывается неподдельное веселье, которого я давно не видел и не чувствовал.
Я извиняюсь, нахожу пакет с винтами и петлями, затем беру маленький ящик с инструментами, который я оставил внутри люка в ее шкафу. И иду чинить дверь.
Я испортил это настолько, что ей пришлось обратиться ко мне за помощью, так что это легко исправить. Затем я проверяю ручку на ее холодильнике. Она болтается, но все, что для этого нужно, это немного клея, так что я тоже ее закрепляю.
Когда я возвращаюсь в ее комнату, она уже спит. Ее ноздри раздуваются. Я наклоняюсь и провожу кончиками пальцев по фиолетовым и красным отметинам на ее шее.
Внутри меня разливается тепло от осознания того, что я сделал это с ней. Что она пережила это. Что я позволил ей. Я не могу объяснить свои чувства к ней. Если я хочу как лучше для себя, я убью ее прямо сейчас. После того, что мы сделали, она не будет особо сопротивляться. Это будет легко. И в некотором смысле это правильный поступок. Как только она узнает, что я разрушил ее жизнь, она будет умолять меня покончить с ней. Они всегда так делают.
Но я пока не хочу, чтобы она умирала. Она может справиться с большим, чем я ожидал, и это эгоистично с моей стороны, но я хочу, чтобы она жила. Чтобы посмотреть, как далеко она сможет зайти. Чтобы раскрыть все ее чувства до тех пор, пока у нее ничего не останется. Как у меня.
Я глажу ее по щеке, мягкость ее кожи наполняет меня ужасом. Но мой член игнорирует это. Потому что, в конце концов, все, чего я хочу — это она.
— Мертвая ты мне не нужна. — говорю я. — Пока нет.
Я закрываю дверь, убеждаясь, что ее окна и двери заперты. Затем я дал ей поспать.
ГЛАВА 7
Ремеди
Послеполуденный свет пробивается сквозь жалюзи, отбрасывая полосы теней на пол. Снова раздается звонок в дверь, и я обматываю шею черным шарфом. Я не привыкла к незваным посетителям.
Я прищуриваюсь в дверной глазок: лохматые рыжевато-светлые волосы, свободная рубашка и джинсы на высоком стройном теле.
Детектив Питер Сэмюэлс. Мой старый школьный друг. Я открываю дверь.
— Все равно странно видеть тебя в обычной одежде.
Питер почесывает щетину на подбородке. Она длиннее обычного, как будто он хочет отказаться от образа полицейского. Он наклоняется, чтобы быстро обнять меня, и я в ответ похлопываю его по спине.
— Как поживаешь, Ремми? — спрашивает он, затем приподнимает бровь. — Господи. Что случилось с твоим глазом?
Прикасаясь к своему лицу, я понимаю, что забыла о лопнувшем капилляре.
— Я чихнула.
Он присвистывает.
— Должно быть, это был чертовски сильный чих.
Я смеюсь, а мои щеки пылают румянцем. Надеюсь, он мне поверил.
— Хочешь чаю? — спрашиваю я.
— Пожалуй.
Питер остается на пороге, а я закрываю за собой дверь и иду готовить наш чай внутри.
Поскольку мы знакомы друг с другом со средней школы, он знает, что я предпочитаю находиться с гостями снаружи. Однако он не знает, что это потому что я ненавижу оставаться наедине с некоторыми мужчинами.
И все же я пригласила Кэша внутрь и позволила ему физически уничтожить меня.
Я пригласила его. И я не знаю почему.
Питер бормочет слова благодарности, затем делает большой глоток. Он вздыхает с облегчением, затем указывает на шарф, обмотанный вокруг моей шеи.
— Холодно?
— Это звучит странно, но если у меня мерзнет шея, то все остальное тоже.
Я пожимаю плечами, пытаясь отыграться. Машины проезжают по улице, как обычно. Похоже, что почти все забыли о том, что днем на свободе разгуливает серийный убийца.
— Что-то случилось?
— Ты слышала о «Dry&Clean»? — спрашивает он.
Я киваю, глядя вниз по улице в направлении магазина, который всего в квартале отсюда.
— Пришел узнать, не слышала ли ты чего-нибудь. Были ли какие-нибудь подозрительные посетители в последнее время? Вообще кто-нибудь? Может быть, какой-то случайный турист, просящий воспользоваться твоим телефоном? — активно жестикулируя спрашивает он. — Твоя мама? Твой отчим? Ваш домовладелец? Что-то в этом роде?
Я прикусываю губу, размышляя о последних нескольких неделях, но ничего необычного в голову не приходит.
— Просто Дженна. — говорю я.
Он набрасывает записку на свой телефон.
У меня внутри все сжимается. Я упустила одну важную деталь.
Кэш приезжал сюда дважды. Но он живет достаточно близко, поэтому Питер, вероятно, тоже должен расспросить его. И если я скажу что-нибудь прямо сейчас, он будет беспокоить его больше, чем необходимо. Если они это сделают, есть риск, что он еще больше замкнется в своей скорлупе. У него все хорошо, он вырвался из своей затворнической жизни. Я не могу испортить ему это. Но мне, наверное, следует кое-что сказать.
— Хорошо, твоя лучшая подруга. Кто-нибудь еще? — спрашивает Питер.
— Однажды заходил мой босс. — быстро говорю я. — Занес кое-какие бумаги. — я скрещиваю пальцы, надеясь, что это все скроет.
— Имя?
— Кассиус Уинстон.
— Ты шутишь. Уинстон? — Питер смеется. — Ты заставила Уинстона покинуть его башню?
Я поджимаю губы.
— Не будь к нему слишком строг.
