Обещания, которые мы собирались сдержать - Моника Мерфи
Это может быть и моей плохой привычкой, благодаря ей.
Его настроение становится мрачным. — Я сделал несколько вещей, которыми не горжусь.
— С мамой Саммер? — Мои брови поднимаются в вопросе, хотя я уже знаю ответ.
Он едва кивает. Его прошлое создает некоторые неловкие семейные моменты, когда мы все вместе. — И с другими женщинами тоже. Не секрет, что я был неверен. Твоя мать тоже. Мы не подходили друг другу.
— Так же, как я и Эрл?
Его выражение лица становится суровым. — Надеюсь, ты знаешь, что я никогда не одобрял этого. Твой брак с этим человеком был полностью делом рук твоей матери.
Его слова приводят меня в ярость. — Правда? Почему ты не остановил ее?
— Ты не дала мне шанса, и она тоже. Как ты думаешь, почему вы так быстро поженились? Меня не было в стране, помнишь? Твоя мать сделала свой ход, потому что меня не было. — Мы уже почти не танцуем, слишком увлечены нашим разговором посреди танцпола, мимо нас проносятся танцующие пары. — Он был старше меня, Сильви. Зачем мне желать тебе такого?
— Потому что он мог позаботиться обо мне, когда я не могла позаботиться о себе. — Это была одна из тех фраз, которыми кормила меня моя мать.
Из него вырвался раздраженный звук. — Это то, что сказала бы твоя мать.
Теперь раздраженной стала я. Все эти годы моя мать делала со мной что — то. Отравляла меня. Убеждала всех, что я больна. Что я умираю. А мой отец ни черта не делал. Он никогда не вмешивался, не говорил ни слова, чтобы остановить ее. Чтобы помочь мне.
Никогда.
— У тебя всегда есть оправдание, не так ли? — Раздражение сменяется гневом, и он внезапно поглощает меня. — Я не давала тебе шанса. Моя мать всегда мешала тебе помогать мне. Неважно. Ты знал, что что — то не так, но не вмешивался. Ты не пытался помочь. Никогда. Как будто я тебе безразлична.
— Боже мой, как ты можешь такое говорить? — Его лицо опускается, и я понимаю, что расстроила его. — Мне не все равно, Сильви. Мне никогда не было все равно. Я люблю тебя. Боже мой, ты мой ребенок. Как я могу не…
Я качаю головой, заставляя его замолчать.
— Нет. Ты говоришь, что тебе не все равно. Что ты любишь меня. Ты изображаешь из себя заботливого отца, когда считаешь нужным, но по большей части ты бросал меня на растерзание волкам всю мою жизнь.
Волкам. Скорее, одной отдельной волчице.
Он напрягся, его глаза вспыхнули недвусмысленным гневом. — Мне обидно.
— Хорошо. Так и должно быть. Тебе также следует взглянуть на свое поведение за эти годы и понять, действительно ли ты мне помог. Если бы ты хоть раз открыл глаза, ты бы понял, как сильно ты меня разочаровал.
— Подожди минутку…
Я вырываюсь из его объятий, бросая его прямо там, на танцполе, мой гнев слишком велик, чтобы притворяться. Отец тихонько зовет меня по имени — едва ли достаточно громко, чтобы кто — то услышал, — но я не обращаю на него внимания.
Большинство гостей уже ушли, но в огромном зале вдруг стало душно. Я направляюсь к дверям, ведущим на террасу, и, как только оказываюсь на улице, делаю большой глоток прохладного воздуха.
Я подхожу к тому месту, где стояла раньше, до начала церемонии. Великолепная беседка, усыпанная цветами, все еще стоит снаружи, но ряды белых стульев исчезли, как и белая дорожка у прохода. Я тяжело опираюсь на перила, в голове рождается идея, и, как обычно, я поддаюсь своим порывам.
И бегу вниз по лестнице, направляясь прямо к беседке.
Меня встречает пьянящий аромат роз и я глубоко вдыхаю, отмечая привкус соли в воздухе. За зеленой изгородью вдалеке бушует океан, и я вздрагиваю от дуновения ветерка. Если раньше был великолепный весенний день, то после захода солнца температура резко упала.
Мурашки покрывают мои руки, но я не обращаю на них внимания, тянусь к белой розе, отщипываю ее от композиции и прячу за правым ухом. Я нахожу среди цветов кусок ленты и завязываю волосы назад, затем укладываю их в свободный пучок на макушке, после чего беру еще одну розу. И еще одну.
Пока все они не оказываются в моих волосах, окружая пучок, как цветочная корона.
Я начинаю кружиться, ветерок подхватывает мою юбку, поднимает ее и обнажает мои ноги. Я хихикаю, тяжелые цветы смещаются в моих волосах и грозят выпасть. Я тянусь вверх, чтобы удержать их на месте, и укалываю палец оставшимся шипом на стебле.
— Ой. — Я проверяю свою рану, щурясь в сумерках на капельку крови, образовавшуюся на кончике пальца. Я засовываю палец в рот, посасываю его, ощущая медный вкус на языке, когда слышу голос.
Знакомый мужской голос.
— Как я вижу, ты все еще постоянно причиняешь себе боль.
Моя кожа покрывается мурашками от осознания этого, и я медленно поворачиваюсь, чтобы увидеть перед собой Спенса, красавца в смокинге. Галстук давно снят, несколько пуговиц на рубашке расстегнуты, обнажая его сильную шею. Пиджак все еще на нем, руки засунуты в карманы брюк, его отчетливый запах, смешанный с дуновением ветерка, заполняет мои ноздри.
Наполняет мою голову меланхолией и тоской. Никто не пахнет так восхитительно, как Спенс.
Ни один человек.
Я виновато опускаю руку. — Ты поймал меня.
— Воруешь розы? — Он смотрит поверх моей головы на беседку позади меня.
— Я не думала, что кто — то заметит. Их так много. — Я пожимаю плечами, чувствуя себя глупой.
Я взрослая женщина. Вдова, ради всего святого. Я не должна танцевать в лунном свете в одиночку, вырывать розы из беседки и делать цветочную корону. Только дети занимаются подобными вещами.
Мне нет и двадцати трех. Несмотря на то, что мне пришлось пережить, я все еще молода. Хотя иногда я чувствую себя невероятно старой.
— Я заметил. — Его взгляд впивается в меня, заставляя мою кожу словно загореться, и я замираю, гадая, что он имеет в виду. — Ты поссорилась со своим отцом?
Я хмурюсь. — Что…
— Я видел вас двоих внутри. На танцполе. Ты казалась злой. Потом ты отошла от него, и я понял, что ты действительно разозлилась. — Его голос такой низкий, что я делаю шаг ближе, чтобы слышать его. — Что он тебе сказал?
Я не собираюсь ему говорить. Я не обязана доверять Спенсу. Не сейчас. А может, и никогда. Мои чувства настолько противоречивы.
