Первые снежинки (СИ) - Иоланта Палла
— Почему?
— У нас с ней сложные отношения, — истерично усмехаюсь и верчу головой, пытаясь избавиться от дрожи в теле. Не получается. — Прости.
— За что?
— У тебя свои проблемы, а тут я со своим глупостями, — пью какао, чтобы не смотреть на Антона. Сердце лихачит, пока одноклассник приближается.
— Это не глупости, Лиза, — притягивает меня к себе, — а твоя жизнь. И мне приятно, что ты решила поговорить со мной об этом.
16
После прогулки с Антоном я хожу окрыленная. Хоть тема разговора у нас была не самая приятная, но я чувствую облегчение, словно сбросила с души груз в сотню килограмм. Пусть там осталось ровно столько же, если не больше, но поддержка Маршала не дает впадать в то состояние, в котором я пребываю, когда остаюсь наедине с Жанной. Я злюсь, ловлю тоску зеленую и хочу орать во всю мощь легких, чтобы избавиться от ее общества. Теперь я быстрее сбегаю в гимназию. В стенах учебного заведения проще ладить с собой, чем в квартире, где каждый сантиметр пропитан Жанной Павловной. После уроков мы занимаемся подготовкой актового зала к театральному вечеру, который состоится через две недели. Ничего сверхъестественного не делаем. Работаем с реквизитом и украшаем помещение. Антон не отходит от меня после того происшествия с Лабуковым.
Кирилл сторонится его, но стоит Маршалу отвернуться, как одноклассник прищуривается и не сводит с меня глаз, словно пытается что-то сказать. Парни из класса разделились на две группы. Одни хвостом ходят за Антоном, а другие, меньшая часть, за Кириллом. Я чувствую себя виноватой в том, что Маршал растерял своих друзей. Да, со мной они вел себя некрасиво, но ведь с ним дружили на протяжении одиннадцати лет. Наверное, переживала по этому поводу лишь я, так как Антон равнодушно пожимал плечами, когда я говорила про одноклассников. Сегодня мы должны были закончить с оформлением зала, и Олеся Викторовна предложила нам задержаться, чтобы не растягивать процесс на несколько дней. Инна тяжело вздыхает, проходя мимо меня. Почему-то не решается подходить ко мне, когда рядом Маршал. Вообще создается впечатление, словно он ограждает меня от общения с остальными одноклассниками. Не то чтобы желающих было много, но все-таки…
К моему сожалению, сегодня на уроки является Кристина. Она одаривает меня злобными взглядами при удобном случае. Вместе с подружками они что-то бурно обсуждают, когда Антон обнимает меня.
— Парочка Твикс, сходите в подсобку, — обращается к нам классная, — принесите коробки с реквизитом. Там немного. Справитесь.
Я вспыхиваю, как спичка, от слов Олеси Викторовны, а Маршал улыбается, берет меня за руку и выводит из актового зала. Кристина провожает нас взглядом. Инна в растерянности смотрит то на нас, то на Крис. Меня, конечно, агрессия одноклассницы не должна волновать, но почему-то становится неприятно. Кристина ведет себя так, будто я у нее парня увела, и, что еще страннее, я ощущаю прилив вины за то, чего не делала.
— Сюда, Милые ушки, — Маршал ведет меня к двери неподалеку от актового зала, — прошу, — открывает ее и галантно указывает рукой внутрь.
Включает свет и заходит следом за мной. Помещение слишком маленькое, и я сразу чувствую, как стены начинают давить. Хорошее освещение помогает справиться с надвигающимся приступом паники. Я даже выдавливаю из себя улыбку, когда Маршал подходит ближе и указывает на коробки, стоящие около стены. Комната загружена разным хламом, который я усердно рассматриваю, пока не слышу хлопок двери. Сердце тут же делает кувырок и начинает громко стучать, заглушая голос Антона, который срывается с места к двери, дергает ручку, толкает дверное полотно плечом и стучит по нему ладонью, явно бросаясь ругательствами.
Работа внутренних органов перекрывает все звуки вокруг меня. Я чувствую, что паника яркими искрами поднимается снизу-вверх, и сжимаю себя руками, чтобы загасить эти гадкие ощущения, но ничего не получается. Свет внезапно гаснет, и мои демоны вырываются наружу с диким воплем. Не понимаю, я издаю такие животные стоны, или мне мерещится ужасающий гул. Зажмуриваюсь и опускаюсь на пол, вертя головой из стороны в сторону.
— Я спасаю тебя, Лизонька! Я нас спасаю!
— Мама… Мама, не надо…. Открой дверь… Мамочка… Я прошу тебя…
— Мамочка, не надо… Мама, пожалуйста, выпусти меня…. Мама!
Закрываю уши руками, дрожа от страха, который пробирается прямиком в душу, не спрашивая моего разрешения. Я задыхаюсь от тяжести, окутывающей грудную клетку, и содрогаюсь всем телом. Словно через вакуум, слышу голос Антона. Но слова матери громче… Гораздо громче… Разрывают окружающее пространство мегагерцами.
— Я спасаю тебя, Лизонька! Я нас спасаю!
— Мама… Мама, не надо…. Открой дверь… Мамочка… Я прошу тебя…
— Мамочка, не надо… Мама, пожалуйста, выпусти меня…. Мама!
В эти минуты кажется, что я медленно и мучительно умираю. Дрожь не стихает даже в тот миг, когда его погружают в чарующее тепло. Я не сразу понимаю, что Антон прижал меня к себе и пытался убрать мои руки от ушей.
— Лиза… Лиз?! Слышишь меня? — еле улавливаю его голос, когда тот отрывает мои кисти от головы и зажимает их, уводя за спину. — Черт! Лиз…
Слезы сами прорываются наружу. Я верчу головой и пытаюсь отстраниться от Маршала.
— Я спасаю тебя, Лизонька! Я нас спасаю!
— Мама… Мама, не надо…. Открой дверь… Мамочка… Я прошу тебя…
— Мамочка, не надо… Мама, пожалуйста, выпусти меня…. Мама!
Зубы клацают друг о друга, и я утыкаюсь носом в плечо Антона, стараясь справиться с отголосками прошлого, но не могу… Ее голос звучит везде… Прорывается сквозь настоящее, цепляется когтями в мягкие ткани и уносит обратно в темноту, из которой я не могу выбраться…
— Тише, Лиз, — чувствую, как каменеет тело Антона, хотя голос ровный, — я с тобой. Ты не одна. Слышишь? Здесь только ты и я.
Стук сердца замедляется, пока стальные объятия Маршала становятся нежными и безопасными. Он отпускает мои руки, и я тут же цепляюсь за его плечи, словно он может исчезнуть.
— Тише, успокойся. Все нормально. Просто кто-то неудачно пошутил. Слышишь?
Киваю. Тело до сих пор пробивает крупной дрожью. Сердечный ритм выравнивается, но все еще превышает норму. Я шумно сглатываю и пытаюсь выровнять дыхание. Настолько сильно жмусь к Антону, что все мышцы сводит. Но он не отталкивает меня, наоборот, позволяет лить слезы на плече и водит руками по спине и волосам. Не знаю, сколько времени мы стоим на коленях. Я не перестаю жмуриться. В ушах, будто хлопушки взрываются, потому что я блокирую голос Жанны.
