Ты - моя вселенная (СИ) - Мария Сильвер
Оглядываю пространство вокруг. И как назло, никого нет.
— Оставьте его, или я буду кричать, — на мой шантаж никак не реагируют.
— Слышь, тварь, если не хочешь здесь подохнуть, начни шевелить ногами и убирайся прочь, — в доказательство своих слов достает складной нож и направляет острый конец в мою сторону. Мама дорогая. Забываю, как дышать.
Со стороны пострадавшего доносится глухой мучительный стон и действует на отключившийся мозг, как ведро холодной воды. Чужая боль отрезвляет лучше любой пощечины. Вспоминаю о подарке Стаса. Если сегодня выживу, обязательно поставлю ему свечку за здравие в храме.
Быстро достаю пистолет из сумки и целюсь преступнику между глаз, в которых поселяется страх.
В это время мимо проходит молодой парень, но, оценив обстановку, дает деру. Ну, спасибо, надеюсь, хоть полицию вызвать догадается.
— Пушку опусти, — включается в разговор второй участник преступной группировки, который поднял руки в примирительном жесте.
— Слушай сюда, ублюдок, — злость как яд сочиться из моего рта, — бери своего друга и уходи, иначе я буду стрелять.
Направляю пистолет в его сторону, держусь уверенно, будто профи. Гнев заполняет меня, вытесняя панику и страх. Видимо, это отражается на моём лице, потому что бандиты начинают отступать назад. Передергиваю затвор, слышится характерный звук. И парни убегают.
Стас был прав. Никто не захочет проверять, настоящая пушка или нет, когда жизнь на кону.
Засовываю оружие обратно в сумку и подбегаю к мужчине проверить пульс. После протяжного стона перестал двигаться. Нащупываю биение на шее. Живой.
— Вы меня слышите? — хлопаю пострадавшего по холодным липким щекам. Кажется, кровь.
— Принцесса, не бухти — доносится знакомый баритон. Включаю фонарик на телефоне и ужасаюсь. На меня смотрит окровавленное лицо Кирилла Киселёва. Никогда бы не подумала, что буду рисковать жизнью из-за этого ничтожества. Но сейчас это неважно. Он все равно остается человеком, попавшим в беду.
— Ты можешь встать? — не могу определить степень тяжести полученных ранений.
— Соня, уходи, я сам разберусь.
Даже в таком состоянии ведет себя как неблагодарный говнюк. Из последних сил приподнимает туловище и прислоняется спиной к стене.
— Я помогу тебе, — протягиваю ему руку. Подбитые глаза Киселёва плохо фокусируются, тело бьет нервная дрожь.
— Отстань, Феникс, сказал же, без тебя разберусь, — продолжает гнуть свою линию, как упрямый осел.
— Я не могу оставить человека, истекающего кровью, на улице. Даже такого, как ты, — слышу усмешку на свой комментарий и последующий стон боли из-за разбитой губы.
— Принцесса, теперь ты меня преследуешь? — своим вопросом приводит меня в бешенство.
— Да пошел ты! Вот и подыхай тут.
Пелена ненависти застилает глаза. Лучше уйду, пока сама сверху не добавила. Успеваю пройти метров пять, как слышу в след разочарованный вздох.
— Ладно, помоги мне, — безысходность так и сквозит в его хриплом голосе.
Подхожу к Киселёву и вижу в его руках разбитый вдребезги телефон.
— Давай вызовем скорую? — предлагаю наилучший вариант. Но не для Кирилла. Отрицательно качает головой.
— Дай свою мобилу, позвоню своим людям, — слышу приказной тон.
Вот и спасай после этого, ни капли благодарности. Но телефон все же даю. Набирает номер по памяти. Трубку берут быстро. Киселёв просит приехать и забрать его.
— Смогут только через час, — сообщает итоги разговора.
— Хорошо, тогда пойдем ко мне, обработаю тебе раны. Я здесь недалеко живу, — другого выхода не вижу. Помогаю бедолаге встать на ноги и хватаю за талию.
— Если бы я знал, что таким образом могу прикоснуться к тебе, непременно позволил бы избить себя раньше.
На свою глупую шутку Киселёв получает легкий тычок в бок. От чего начинает смеяться и сразу же жалеет. Хватается за грудь. Видимо, отбили ребра.
Дальше идем молча. Каждый думает о своем. Удивляюсь, как меня угораздило вляпаться в такое. Я просто магнит для приключений.
Десять минут до дома превращаются во все тридцать. Хорошо хоть лифт работает. До пятого этажа его тяжелую тушу точно не дотащу.
Долгожданный звук отпирающегося замка радует, как ничто в этом мире в данный момент.
Завожу парня сразу в ванную комнату, чтобы смыть запекшуюся в некоторых местах кровь.
Достаю из шкафчика чистое полотенце и кладу на стиральную машину, забираю куртку с обувью. Аккуратно умывается холодной водой, старясь не задеть поврежденные участки кожи. При свете раны кажутся ещё более глубокими и серьезными. Один глаз опух настолько, что не видно радужки. Бровь над левым глазом рассечена сантиметра на два, откуда и хлестала кровь.
— Кто тебя так? — интересно, что он не поделил с теми людьми.
— Да так, мелкая шпана. Хотели мобилу и деньги отжать, — говорит с шипением, терпя боль. Припухлость на губе увеличивается.
— Как ты оказался в моём районе? Ты же не здесь живешь.
— Тебя хотел увидеть, — рассмеяться бы над его шуткой, но как-то не до этого. Не хочет говорить — не надо. Меньше знаешь — крепче спишь.
— Заявление будешь подавать?
— Нет, с ними разберутся и без полиции, — в этот момент в глазах Киселёва загорается что-то звериное, таящее в себе опасность.
С его связями даже не сомневаюсь, что найдут и накажут. И не дай Боже никому оказаться на их месте. Про главу семейства Киселёвых ходят разные слухи. Поговаривают, что он бывший криминальный авторитет. Но я, как человек косвенно связанный с полицией, понимаю, что бывших криминальных авторитетов не бывает. Только если вперед ногами.
— Откуда у тебя пистолет? — перескакивает на другую тему парень.
— Стас подарил. Как раз для таких случаев.
— Мент чтоль твой, которым ты меня пугала? — Киселёв неосознанно напоминает о прошлом, которое безумно хочется забыть.
Киваю головой и ухожу за аптечкой в свою комнату. По возвращении застаю его на кухне у окна, разглядывающего улицу.
— Садись, обработаю раны, — указываю на стул рядом с ним. Повинуется как послушный раб. Бывает же такое.
— У тебя здесь уютно. С кем ты живешь? — обычный, казалось бы, вопрос поднимает во мне бурю негативных эмоций и болезненных воспоминаний, напоминающих об абсолютном одиночестве. Чтобы отвлечься, начинаю копаться в аптечке.
— Одна, — мой холодный и грубый тон отлично показывает недовольство чужаку, влезшего не в свое дело.
Достаю перекись, вату и лейкопластырь. Начинаю обрабатывать рассечение над бровью и заклеиваю пластырем.
— А ты храбрая, мне всегда в тебе это нравилось. У тебя есть стержень, — делает неуместные комплименты. Кажется, кому-то по голове сильно попало. Больнее надавливаю ватой на ранку возле губы, чтобы глупости больше не слетали. Понимает, что специально. Его янтарные глаза смеются. Становится похож на мальчишку.
— Зачем ты приставал ко мне в школе? — доля обиды всё же осталась в моем сердце.
— Ты извини меня,
