Лекарство от одиночества (СИ) - Резник Юлия
Прерывая мою истерику, кто-то дергает дверную ручку. Вытираю руки салфетками. Выхожу.
– Эль, давай в восьмую, надо откапать девушку.
– Сейчас? Анна Ивановна говорила, с девяти до…
– Это VIP-клиент.
Киваю. Ну, VIP, так VIP. Вообще в онкологии, конечно, это деление кажется неуместным. Опухоли ведь все равно, кого жрать, по большому счету. А протоколы лечения для всех одинаковые, насколько мне известно.
Танечка тычет мне под нос раскрытую карту. Углубляюсь в лист назначения. Схемы все же у каждого пациента индивидуальные. Важно ничего не напутать.
– А вот и мы, Вера Ивановна. Сейчас все сделаем в лучшем виде.
Я отрываю взгляд от карты и лишь каким-то чудом, не иначе, умудряюсь «удержать» лицо, чтобы Вера не поняла, в какой ужас меня приводит то, что я вижу.
– Привет.
ГЛАВА 14
ГЛАВА 14
Под контролем Танечки подключаю Веру к системе. Руки делают свою работу, губы ободряюще улыбаются, а внутри такой раздрай, что хоть плачь. Все же люди – жуткие эгоисты. Погрязнув в своих проблемах, я о Вере забыла и думать. Нет, мы перебрасывались какими-то сообщениями в мессенджерах, но на этом все. А ведь я знала и об операции, что ей довелось пережить, и могла вполне догадаться о том, что ей предстоит после. Знала, да… И ничего не сделала, чтобы как-то поддержать подругу. Оправдывает ли меня то, что она сама не посчитала нужным рассказать о своих проблемах? Хотелось бы в это верить, но как-то не верится.
Будто извиняясь, касаюсь исхудавшей руки подруги. Вера обстригла волосы. И это глупо, конечно, глупо, но я едва держусь, чтобы не зарыдать, оплакивая ее шикарные кудри. Боже, ну какие там у меня проблемы? С мужем? Так ведь это решаемо. А тут… Тут тоже решаемо. Бутенко – бог, что бы он там не говорил. А рак уже давно лечится. Особенно если настроиться на борьбу.
– Ну как ты? Не тошнит?
– Да где там. Видно, даже умереть, не помучившись, не получится.
– Эй… Ты чего, Вер? – удивляюсь я странному настроению подруги. – Какой «умереть»? У тебя же это последний курс, – заглядываю в карту. – Все будет хорошо.
– Хорошо? – Вера моргает, болезненно морщится и прикрывает глаза рукой. – Ну, да.
Сжимаю ее холодную влажную ладонь. Вообще-то у меня полно дел, но я не могу уйти, оставив подругу в таком странном состоянии. Надо что-то сказать. Только все слова, даже это чертово «хорошо», звучат нарочито фальшиво, учитывая, что передо мной лежит молодая женщина, у которой удалены все женские органы, и ей никогда теперь не родить, а ведь они с мужем наверняка хотели.
– Тебя кто встретит после? Шведов?
– А то. Удивительно, что он еще сюда не примелся. Обычно сколько меня капают – столько он тут сидит.
Голос Веры буквально сочится ядом. С чего вдруг? Почему?
– Разве это плохо?
Вера резко отводит ладонь от лица, приподнимается на локте, будто в горячке.
– Осторожно! Вену проткнешь, – шикаю я. Вера сдувается и, так ничего не сказав, откидывается на подушки.
– Я думала, он бросит меня хоть теперь. Ан нет. Нет, представляешь?
– Так ведь хорошо, что не бросил? Значит, ты ему важнее всего. Важней собственных амбиций, детей и всего остального.
Я сглатываю несколько раз и с ужасом понимаю, что это вообще не помогает. Слезы подступают к глазам. Потому что я волей-неволей начинаю сравнивать, примерять ситуацию на себя, и мне совсем не нравится картинка, что вырисовывается в итоге. Вот окажись я на месте Веры, как бы себя повел мой Юра? Ходил бы со мной на химиотерапию, как Шведов? Да, наверное, он же правильный парень. Или нет? Страшно, но я больше ни в чем не уверена. Я не уверена в нем. И как бы все не закончилось, никогда уже, наверное, не буду. Падаю, как подкошенная, на стул. Правда выбивает из-под ног единственную подпорку. Это все… Это же все! Наверное, в глубине души я понимала, что все происходящее – агония, и только, и в моих метаниях нет никакого смысла. Даже если Юра вернется, прежних отношений нам не вернуть.
– Элька, ты не рано меня оплакиваешь? – сухо замечает Вера.
– Нет-нет, дурочка! Это вообще не о тебе… Я… Ты же ничего не знаешь, да? А от меня Юра ушел. Пока не совсем, сказал, что ему нужно побыть одному, но…
Сбиваясь и всхлипывая, выкладываю Вере свою историю. И мне легче, и ей есть над чем подумать. Уж не знаю, что у них со Шведовым происходит, какого черта она хотела, чтобы он ее бросил. И почему, если он ей так опостылел, она сама от него не уйдет, но я надеюсь, мой рассказ заставит ее пересмотреть свои желания. Потому что разрушить отношения так легко! А потом что?
Нарушая наше уединение, дверь в палату открывается. Я торопливо отворачиваюсь к раковине. Включаю воду, но все равно палюсь, что ревела белугой, угодив в капкан внимательного взгляда шефа в зеркале.
– Как дела?
– Как сажа бела, – устало усмехается Вера.
– Я позже зайду проверить… – киваю на кронштейн. – Если понадоблюсь раньше, жми на кнопочку.
Убегаю, оставляя Бутенко с Верой наедине. Я и так слишком долго у нее просидела, наверняка меня уже потеряли. Остаток рабочего дня верчусь как белка в колесе. Запоминать приходится много. В моем случае это благо. Иначе мысли опять возвращаются к Юре, и все по кругу: боль, ужас, сомнения, снова боль…
Стоит чуть забыться, на телефон падает сообщение от мужа:
«Привет. Как тебе на новом месте?»
«А что? Хочешь вернуть на старое?» – строчу в ответ и отправляю прежде, чем успеваю передумать.
«Я сегодня вспоминал, как мы начинали», – пишет Юра, закономерно проигнорировав мою попытку поскандалить. Откидываюсь на стену. Зачем он так? Вот зачем? Знает, что больно, и теребит, теребит, теребит…
«Да? А я по большей части о том, как закончили».
«Язва. Люблю тебя».
И я… Самое поганое, что я тоже люблю. Знаете, это страшно. Любить до боли того, в ком разочаровался. Испытывать тягу на уровне физики. Стыдную бабскую тягу. Понимать, что все не так, как ты представлял, совсем не так… и все равно на что-то надеяться. Только этой надеждой жить. Ведь нет смысла отрицать, что я на все закрою глаза, если он вернется! Пусть только он вернется. Я на все. Закрою. Глаза. Притворюсь, что не было ничего. Что это так, пустяк. Что я не ощущаю его уход в самый сложный момент нашей жизни предательством… Хотя, конечно же, именно так я это и чувствую. Плевать. Что, я не найду разумное оправдание своей бесхребетности? Да ладно! Ведь всегда можно наскрести пяток разумных доводов в пользу того, чтобы остаться. Ребенок, классный секс, налаженный быт, достаток... Привычка, в конце концов! И вот ты уже не половая тряпка, а вполне разумная женщина. Глядишь, о втором ЭКО договоришься, не через четыре года, так через год, а там девять месяцев – как-то универ да и окончишь. И вот еще один якоречек… Да, Эля?
В этих мыслях напрочь забываю об объявившемся доноре. Поэтому чуть было не отправляю в спам упавшее мне на мыло письмо. А в последний момент доходит – да это же он!
«Здравствуйте. Извините за такой долгий ответ. Пауза вышла драматической, но не специальной. Мне тоже нужно было все хорошенько обдумать, как вы понимаете…»
Заглушив двигатель, часто-часто киваю, мол, ну еще бы не нужно! Живот сводит от страха. Строчки расплываются. Машинально отмечаю, что мужик изъясняется вполне себе грамотно. Уже какой-никакой плюс. Глядишь, Мишка унаследовал от него не только приметную внешность, но и что-то хорошее по части интеллекта. Врожденную грамотность, например. Чем плохо?
Смешно. Я ведь совсем не думала о наследственности до этого. А надо было, все же я медик.
«Не скажу, что мне было легко согласиться на вашу просьбу не вмешиваться»…
Это означает, что он все-таки согласился? Поерзав на кресле, с жадностью скольжу взглядом дальше:
«Детей у меня нет. И теперь, вполне вероятно, не будет»…
Всхлипываю. Закрываю ладонью рот.
«Какой откровенный у нас выходит разговор, да?»
