Непотопляемая Грета Джеймс - Дженнифер Смит
Они высаживаются на гравийной парковке гостевого центра около объявления о различных способах добраться до ледника. Дождь усиливается, и, хотя на них непромокаемые куртки, зонт им не помешал бы. Капли дождя стекают с ресниц и кончика носа Греты, а ее ботинки уже промокли.
Бен – на нем, конечно же, туристические ботинки – достает из кармана путеводитель. И внимательно читает его, хотя страницы становятся все более и более влажными.
– У туристического центра есть смотровая площадка, или же можно спуститься к реке, чтобы рассмотреть его поближе, или… – Он поднимает глаза на Грету, и одно неловкое мгновение они смотрят друг на друга, пытаясь понять, идут они к леднику вместе или нет. Поднимается ветер, дождь становится косым, и Грета смотрит на начало ведущей к леднику тропы.
– Пошли, – говорит она, уже идя вперед, и Бен, пытаясь скрыть удивление, припускает вслед за ней, убирая путеводитель в карман.
Довольно скоро они видят ледник и останавливаются. Издалека его можно принять за толстый пласт снега, змеящийся между двумя горами, подобно широкой замершей реке. Но они уже достаточно близко от него и видят щербины, где лед откололся, и тронутые потусторонним оттенком синего цвета края. Грета чувствует, как что-то внутри замирает при виде этого. Ледник предстает перед ними точно таким, как на мамином календаре.
Они долго смотрят на него под дождем и плывущими по небу облаками, их обтекает поток людей, делающих снимки и позирующих для селфи. Грета, следуя внезапному импульсу, достает было свой телефон, но потом решает не фотографировать. Фотография не может передать сути того, что перед ними.
– Вау, – произносит Бен, поворачиваясь к ней. Его мокрые волосы прилипли к голове, и он начинает дрожать, но глаза у него горят. – Мы на Аляске.
Грета не может не улыбнуться звучащему в его голосе удивлению:
– Мы на Аляске.
Они идут дальше по грязной дороге к отделяющему их от ледника озеру, дождь барабанит по их курткам. Они видят, как вдалеке ярко-оранжевый каяк прорезает туман, а над головами у них медленными кругами летают два ястреба.
– Итак, – говорит Бен, когда они не спеша спускаются по пологому склону, их ботинки – идеально практичные у Бена и совершенно неподходящие у Греты – скользят по грязи. – Другие члены вашей команды не сподобились пойти сюда?
– Папа плохо себя чувствует, – отвечает она, – а остальные отправились на консервный завод.
– Это звучит… – он подыскивает подходящее слово, – противно.
Грета останавливается, чтобы выдернуть из грязи ботинок.
– В отличие от нашего предприятия.
– Они все друзья семьи?
– Да. Я знаю их с раннего детства. Родители познакомились с Элеанор и Тоддом после того, как их дочь побила моего брата в детском саду, а Мэри и Дэвис – наши соседи с тех времен, когда я училась в средней школе. – Она отодвигает ветку дерева, окатывающую их водой, но они успели уже так промокнуть, что не обращают на это никакого внимания. – Моя мама действительно очень любила их. Это путешествие было ее идеей. Она вечно придумывала какие-нибудь занятия: боулинг, сбор яблок, кубки кубков и всякое такое. На каждое Рождество она собирала всех и отправляла петь гимны соседям.
– Даже вашего папу?
– Даже его, – улыбается Грета. – Он всегда ворчал по этому поводу, но, думаю, втайне ему это нравилось. Или, может, он просто любил маму. – Ее голос звучит глухо, но Бен, похоже, ничего не замечает. – Не будь ее, он просто сидел бы дома и смотрел бейсбол.
Бен глядит на нее, и Грета закусывает губу, поняв, что сказала.
Не будь ее.
Снова становится виден ледник, узкая его полоска между деревьями. Бен подается назад и идет в ногу с ней, ткань их курток посвистывает, когда их плечи соприкасаются.
– Как он справляется со всем этим?
– Наверное, нормально. – Она пропускает вперед других туристов. А когда те минуют их, говорит: – Я увидела его впервые после похорон.
Бен поворачивается к ней и смотрит с удивлением:
– Вы не виделись целых три месяца?
– Я говорила уже: мы с ним не слишком близки.
– Да, но… он, должно быть, очень грустит.
– Я тоже. – Она произносит это с большей горечью, чем хотела.
– Но он одинок.
– У него есть мой брат.
– А вы не пробовали поговорить с ним? – спрашивает Бен не в силах понять, что у них за отношения.
– Он не из таких пап.
– Откуда вам знать, если вы не пытались сделать это?
– Да ладно вам, – криво улыбается она. – Я была ребенком, постоянно имеющим при себе блокнот с ужасными текстами песен. И вы думаете, я не изливала душу родителям, как только у меня появлялась такая возможность?
Он смеется:
– Логично.
– Когда мы ссорились, я писала до смешного длинные письма, в которых старалась объяснить, что чувствую, – поверьте, я накатала немало таких писем и подсовывала под дверь их спальни. Вы не знаете, что такое мелодрама, если не видели написанное от руки послание двенадцатилетней девочки, в котором она возражает родителям, решившим не пускать ее на первую вечеринку с мальчиками, устраиваемую Кейси Хонг.
– Я внезапно начал бояться этого возраста, – улыбается он.
– Мои письма всегда оказывали нужное впечатление на маму. Она приходила ко мне, забиралась в мою кровать, и мы с ней проговаривали все это. Но папа не давал себе труда читать их.
Бен выглядит шокированным:
– Правда?
Грета качает головой:
– Однажды он открыл дверь их спальни, как раз когда я совала под нее конверт. Мама была внизу, так что мы оказались с ним наедине, и, должна сказать, он был все еще страшно зол на меня. Я позаимствовала у них кредитную карту, чтобы купить диск…
– Какой?
– Новый диск Sleater-Kinney, ясное дело.
Он смеется:
– Действительно, ясное.
– Как бы то ни было, он спросил, пришла я извиниться или зачем-то еще, а я ответила, что написала в письме все, что хочу сказать им. А я, разумеется, писала о том, что они должны давать мне больше карманных денег, чтобы я сама могла покупать диски. Но он просто поднял письмо с пола и порвал на мелкие кусочки.
– Это ужасно, – с чувством говорит Бен, – и нет ничего удивительного в том, что вы написали ту песню.
– Что вы хотите сказать?
Он пожимает плечами:
– Вам пришлось найти другой способ заставить его услышать вас.
Грета останавливается и пристально смотрит на него, удивленная тем, что ее вот так просто поняли. Над ними
