Ты родишь для меня (СИ) - Орлова Юлианна
— Тварь. В принципе он мог и просто ляпнуть, все-таки кишка тонка у него была всегда, но я все равно рою. И нарою все, что связано с теми событиями.
Замираю, прокручивая в голове его слова.
— Выгребем, — затем мужчина достает из кармана мешочек, и я непонимающе вперяюсь в него. Агапов как ни в чем ни бывало распускает узелок.
— Подумал, что тебе это все-таки важно.
Содержимое мешочка с шумом опускается на стол, и я вижу украшения, которые в ужасе и панике занесла в ломбард. Внутренняя дамба ломается, и я сдавленно дышу, заставляя себя не плакать. Он сделал это для меня? Как…
В голове метаются вопросы один за другим.
— Я…да, это важно. Как ты узнал? — мои скрюченные пальцы порхают по вещицам. Не верится, что снова вижу вещи, принадлежащие моим родным. Особенно кольцо матери, которое папа подарил ей на помолвку.
— Много чего знаю, много чего умею, — так же спокойно отвечает, пока я не могу отвести взгляд от стола. — Не видно, что это носили.
Разумеется, я ведь даже думать боялась о родных, не то чтобы носить хоть что-то, принадлежавшее им.
— Некоторые вещи приносят слишком много боли, чтобы всюду таскать их с собой, — я обвожу указательным пальцем среднего размера белый камушек на золотом кольце с тиснением и продолжаю, хоть и немного в шоке от происходящего. — Мы поругались накануне, и было сказано много обидных вещей. Отец был против Германа, и в общем…последнее воспоминание окрашивается в болезненные "цвета" скандала. Как-то все пошло не так.
Агапов молча кивает и молчит. Одинокая слеза все-таки скатывается по щеке, когда я слышу утробное.
— Твои мама и папа не хотели бы, чтобы ты зарывала свою жизнь. Уверен, они были бы рады видеть тебя счастливой, а не увязшей в болоте сожаления. Дети и родители часто ссорятся, но не перестают от этого любить друг друга.
Не ожидала, что он скажет это, и почему-то в груди невыносимо ноет от, казалось бы, простых слов. Вновь повисает молчание. Не верится, что мы можем сидеть вот так и не ругаться, какой-то сюрреализм.
— Когда он стал таким? — перевожу тему, не называя имен.
Агапов все понимает и недовольно отвечает, играя желваками.
— Ну почему же стал? Мимикрировать у него получалось всегда лучше, чем у кого бы то ни было.
— Это же наш друг был. Мы ведь все дружили.
— Мы да, но вот дружил ли он? — и я впервые задумываюсь над его словами имея более полный спектр информации. Когда мужская ладонь грубо касается моего лица, я забываю, как дышать. — Ты горячая. Ложись. Нечего себя изводить.
Уверенно заявляет Влад и поднимается со своего места, протягивая мне руку. Я медлю, смотрю на мужчину снизу вверх и наконец-то вкладываю руку в его широкую ладонь, второй подхватывая мешочек с украшениями. Позже я обнаружу, что только одной вещи там нет.
Но именно о пропаже обручального кольца я горевать не собираюсь.
15
МНОГО ЛЕТ НАЗАД
Я выпала из жизни, это официально. Боль сковала тело слишком крепко, реальность размылась. В своих горестях я закрылась от всех, даже от родных, которые то и дело наяривали мне без конца и края, явно чувствуя неладное и пытаясь все выяснить в своей манере. Но я была просто неживая.
Меня предал самый главный человек. Самый нужный. Мой. Тот, который был для меня всем, с самого малого возраста. Тот, который защищал от всех бед. Для которого я была дороже всех, как мне казалось. Но как больно и горько разочаровываться в таком человеке, это как будто бы внезапно умирает твой близкий.
Да, для меня такое сравнимо только с этим, как бы грубо это ни звучало.
— Вита! — Агата схватила меня за руку, пока я шла по пустым коридорам университета. Сессия закрыта, я только книги сдала, а дальше планировала уехать домой. Агапова избегала после нашего одного единственного разговора. От воспоминаний о нем кровь застывала в жилах и хотелось разгрызть себе конечность в кровь, чтобы хотя бы физическая боль затапливала душевные переживания.
— Да стой же ты!
— Агат, я не хочу говорить, — я скинула с себя руки подруги. Превозмогая фантомные боли в запястьях, в очередной раз оторвала от себя цепкий захват Агаповой. Смотреть на подругу не было сил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Зато я хочу! Он уезжает, дура ты! Он забрал документы и уезжает!!! — девушка встала передо мной, испепеляя злобным взглядом. Агата в гневе была фурией, и эта фурия сейчас обрушилась на меня с такой силой, что становилось даже страшно.
— И что? Я тут причем?
Гримаса гнева исказила лицо.
— Серьезно?! Ты как вообще можешь, Вита?! Он ведь тебя любит, а ты ведешь себя….как…— подруга смерила меня пренебрежительным взглядом, а потом выплюнула. — Как стерва, последняя и наглая стерва. Больно ей, я видела вчера и слышала, как именно тебе было больно. Как и пол-общаги!
Слышать это было больно, но к боли мне было не привыкать. После такого-то разговора с бывшим.
— Как кто? Ну пускай я буду стервой, а не человеком, которые не хочет прощать предательство.
Да, я тоже поступила так себе, но от этого мне становилось даже чуть проще, легче. Агапову все равно не больно, ему было явно просто обидно, что я не пресмыкалась перед ним, как он на то рассчитывал. Поздно я все поняла. Ох, поздно.
— Да не мог он! Ясно тебе! Зато ты…как ты быстро переметнулась.
Это был шлепок по лицу, удар ниже пояса. Но я мужественно стерпела все, втянула носом воздух и прикрыла глаза, заставляя себя не реагировать. Нет. Дальше только выдержка смогла бы мне помочь.
— Мне плевать, — пустой взгляд остановился на шокированном лице бывшей подруги. Теперь я отчетливо понимала, что с этого момента Агата не будет со мной даже здороваться, не говоря уже о большем.
— Отлично. Отлично. Вит, ты для меня больше не существуешь. Все.
Плакала Агата, плакала я. Беззвучно, тихо. Бесконечные дорожки слез скатывались по лицу, а на фоне моргала старая университетская гирлянда. Снегопад за окном лупил как в последний раз. Это все так неправильно. Так быть не должно. Мы ведь…самые близкие люди. Все мы.
— Хорошо, — я облизала соленые губы, но так и продолжала стоять, как громом пораженная.
Больших трудов стоило мне обойти Агату, застегнуть пальто и выйти из здания университета. В спину донеслись последние слова девушки.
— Он улетает в Америку завтра, рейс на десять утра. Он ни с кем не говорит и только затапливает боль в пойле. Это не выход, ребят, не выход. Вы все ломаете.
Голос Агаты треснул, она на мгновение умолка. А затем всхлипнула. Ей тоже было больно, потому что мы по живому резали не просто отношения с Владом, мы резали дружбу, длившуюся целую жизнь. Она была наполнена своими радостями и печалями. Но это была целая замечательная жизнь, прокручивая которую, мне хотелось вопить от боли.
Выйдя на улицу под снегопад, я подняла лицо к небу и раскрыла губы, глотая снежинки. Совсем как тогда, в детстве. Все вокруг смешивалось в несвязную вязкую жижу.
— Детка, ты чего?! Заболеешь же, — голос Германа прервал все, на секунду вернул в реальность.
Когда крепкие объятия сомкнулись вокруг моей исхудавшей фигуры, я прижалась лицом к своему единственному другу и разрыдалась. Так горько, что можно было бы подумать, будто бы кто-то умер. Так оно и было. Умерла старая жизнь, а впереди была неизвестность и боль.
Я вспоминала взгляд, которым наградил Агапов, прижав к стене и крича на всю общагу. Я вспомнила взгляд подруги. Я вспомнила разговор с родителями.
— Солнышко мое, все будет хорошо, тшш, — широкая ладонь опустилась на мою голову, когда я сжала холодными ладошками пальто Германа и прикрыла опухшие от слез веки.
Будет.
*******
Наконец-то я прихожу в себя, первые дни без температуры кажутся для меня наградой, которую я слишком долго ждала. Приняв горячий душ, стою перед огромным зеркалом во весь мой рост и причесываю спутанные волосы. Здесь я нахожу все, что может только потребоваться девушке с моим типом волос. От это становится немного не по себе. Странно, что Влад помнит такие летали, как то, что аллергик и мне необходимо все гипоаллергенное.