В самое сердце, или Любовь без правил (СИ) - Яфор Анна

Глава 17

Ненавижу больницы! С тех пор, как несколько недель проторчала в них вместе с Настей, у меня, кажется, выработалось отвращение к этим заведениям. К стойкому запаху лекарств в голых белых коридорах, к разлитой в воздухе тревоге. А сейчас, когда уже больше двух часов торчу у входа в отделение, и вовсе сдают нервы.

Нет, я не забыла обо всем, что случилось. Ни про рассказ Арбенина-старшего, ни про признание Егора, ни про нашу с ним ссору. Но как бы сильно не злилась на него, все равно не желала, чтобы случилось что-то подобное. Пусть он трижды негодяй, и то, что было между нами, никогда не повторится, сейчас мне страшно. Так же сильно, как когда я сидела у кровати умирающей сестры и понимала, что могу потерять единственного родного человека.

Егор не был моим. И не будет. Но пусть живет, такой как есть, со всеми его ошибками и грехами. Только пусть живет!

— Девушка, есть какие-то новости? — в очередной раз не выдерживаю, бросаясь к посту дежурной медсестры. Эта неизвестность сводит с ума. Если бы все было хорошо, разве стали бы врачи молчать так долго?

— Ожидайте, — слышу в ответ сочувственное. — Как только будет какая-то информация, вам обязательно сообщат.

Пытаюсь дышать глубже, чтобы окончательно не впасть в истерику. Зачем я вообще поехала в этот ресторан? Зачем ввязалась в разборки? Все можно было решить дома, и Егор был бы цел. А сейчас неизвестно, чем это закончится.

— Может, вам воды? Или хотите, успокоительного дам?

Мотаю головой, отходя от поста. Снова меряю шагами больничный коридор, проклиная себя за безрассудство. С ним бы ничего не случилось, если бы я не устроила сцену прямо на улице. Рванула на дорогу и почти угодила под машину. Если бы не он, сейчас я находилась бы за этими мрачными дверями.

Вытаскиваю телефон, впиваясь взглядом в темный экран. Ничего. Ни сообщения, ни звонка. Не то чтобы мечтала увидеть здесь старшего Арбенина, но его ледяное спокойствие только добавляет мне паники. Известие о трагедии с сыном он воспринял… слишком ровно. Будто не о родном человеке речь шла, жизнь которого внезапно оказалась в опасности, а о банальной сделке, которую и провалить не жалко.

Чего-то я определенно не понимаю. В голове не укладывается, как отец может быть настолько равнодушен к судьбе своего ребенка. Только попросил держать его в курсе. Не приехал, не перезвонил ни разу за эти часы. Невероятно!

Двери в отделение наконец-то открываются, и, увидев высокого мужчину в строгом медицинском костюме, я бросаюсь к нему.

— Доктор, пожалуйста! — на глаза наворачиваются слезы. — Скажите, как дела.

— Вы по поводу Арбенина? — по его непроницаемому лицу ничего не понять. Киваю, с трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться ему в локоть. Как будто это может ускорить получение информации…

— Вы ему кто? — уточняет врач.

— Я… — у меня слабеют колени.

В самом деле, кто я Егору? Влюбленная дурочка, случайно повстречавшаяся на пути. Гувернантка младшего брата. До такой степени никто, что хуже и представить нельзя…

Доктор ждет ответа, а я, несмотря на кипящее внутри смятение, внезапно понимаю: если скажу правду, меня тут же выпроводят отсюда. И никакой информации точно не дадут. Потому что не положено о состоянии пациентов рассказывать первым встречным. Ни влюбленным, ни нянькам — не положено. А значит, у меня просто нет другого выхода.

— Я жена.

Получается неубедительно. Жалобно и пискляво, доктор не может не заметить, как я дрожу, пугаясь собственной лжи. Ведь все наверняка написано на лице.

Но сомнений в моих словах почему-то не высказывает. Лишь кивает.

— Давайте присядем, — первым направляется к кушетке. — И не волнуйтесь так, все с вашим мужем будет хорошо.

Легко сказать «не волнуйтесь». У меня разве что зубы не стучат от страха.

— Вас так долго не было… Уже не знала, что и думать.

На его губах впервые появляется легкая улыбка.

— Ваш супруг — не единственный пациент в отделении, сегодня много поступлений. И с ним мы должны были убедиться, все проверить. Да расслабьтесь же, а то и вам придется помощь оказывать! — его улыбка становится шире. — Я же сказал: все хорошо. Небольшое сотрясение, но все кости целы. Внутренних повреждений мы тоже не обнаружили. Можно сказать, ему повезло, в рубашке родился.

С моих губ срывается вздох облегчения. Роняю лицо в ладони и, уже не в силах справиться с эмоциями, плачу. Всхлипываю и трясусь, теперь уже от радости.

— Ну-ну, успокойтесь, — доктор ободряюще сжимает мое плечо. — Повода плакать в самом деле нет. Принести вам воды?

Я распрямляюсь, снова качая головой.

— Нет. Спасибо вам…

— Это наша работа. Поезжайте домой и отдохните как следует, а завтра утром сможете его навестить.

— А сейчас? — ждать до завтра у меня просто нет сил.

— Нет, — ответ более чем категоричен, так что я даже не решаюсь спорить. — Сейчас он отдыхает, проспит как минимум до утра, поэтому вам нечего больше здесь делать. Да и самой нужно восстановить силы.

Ничего не остается, кроме как согласиться.

Выхожу на улицу, жадно глотая пересохшими губами прохладную ночную свежесть. Только теперь понимаю, как дико устала: едва на ногах стою. Надо вызвать такси и возвращаться в дом Арбениным. Надо как-то пережить встречу с отцом Егора. Не показать, как меня коробит от его отношения к сыну. И что-то сделать с собственными чувствами, потому что теперь я нахожусь еще в большем раздрае. Понятия не имею, как вести себя дальше.

Приехать в больницу с утра у меня не получается. Арбенин попросту не отпускает.

— У вас есть четкое расписание, вот и следуйте ему. Не хочу, чтобы у Ильи были перед глазами дурные примеры. Он с детства должен усвоить, что нарушать установленные правила недопустимо.

Молчу, понимая, что спорить бесполезно. Разумеется, правила намного важнее, чем живой человек. Чем сын, который сейчас нуждается в поддержке. У меня не укладывается в голове, почему отец до сих пор не поехал к нему, не навестил. Даже мой пересказ разговора с врачом воспринял практически без эмоций. Кивнул, принимая к сведению, не более.

Впервые задумываюсь о том, что Егор, возможно, Арбенину не родной. Ну бывает же так! Может, именно поэтому и мать не задержалась в их доме. Да, официальная версия изображает ее равнодушной особой, наплевавшей не только на мужа, но и на собственного сына. А вот как все было в действительности, теперь совершенно неясно.

Может, узнав правду о рождении Егора, отец просто избавился от неугодной женщины? Выкинул ее из жизни? Он позволил ребенку сохранить его фамилию, но так и не сумел полюбить.

Хотя… я останавливаю сама себя. Как же тогда быть с Ильей? Ведь отец и по отношению к нему ведет себя ничуть не мягче. Даже к светлому, доверчивому малышу проявляет не больше тепла.

Выходит, дело не в Егоре? И не в его матери? Арбенин сам не умеет иначе. И вряд ли я смогу в чем-то его убедить. Пока нахожусь в их доме, тоже должна следовать установленным правилам. Других вариантов не существует. И раз он сам не считает нужным навестить сына, ничего удивительного в том, что не хочет отпустить меня.

Поэтому уезжаю в больницу уже только к вечеру. Вызываю такси после занятий с Илюшей, понимая, что времени осталось в обрез. Приемные часы скоро закончатся, и в отделение будет просто не зайти. Я даже не успеваю ничего купить с собой.

Совсем рядом нахожу небольшой павильончик со свежими и вроде бы качественными фруктами. Вот только цены в несколько раз выше рыночных. Удобно устроились: все как раз для таких, как я. Когда нет выбора, купишь лишь потому, что неудобно идти к больному человеку с пустыми руками.

А еще я совершенно не знаю, что он любит. Поэтому покупаю сразу несколько видов, стараясь не думать о баснословной цене.

Поднимаюсь на нужный этаж, но, когда подхожу к палате, вся решимость куда-то улетучивается. Как мне вести себя, что говорить? Ведь наша последняя встреча была совершенно ужасной. Егор и в больнице-то оказался по моей вине. И проблема между нами не делась некуда. Я даже не знаю, как он воспринимает случившееся. Несколько раз за день пыталась позвонить, но телефон упорно молчал. Уже потом, не выдержав, набрала врача и узнала, что звонить Егору пока не разрешают.