Беременна по принуждению - Агата Чернышова
По голосу я слышала, что отец начал злиться. Он очень меня любил, но ещё в прошлый визит, когда после свадьбы Ветер привёз меня домой, высказал своё отношение к подобным «заходам».
– Это твой дом, но не смей матери нервы мотать! Она в прошлый раз ночей не спала, всё думала, как там у вас наладилось. Ты приедешь на пару дней, а потом снова к мужу. Помиритесь, а мне мать отпаивать валерианой! Совсем её не жалко? Привыкла только о себе думать? Нет уж, прости, Злата, ты выросла, так пора взрослеть. Если решила разводиться, то я приеду и заберу тебя. Но только попробуй вернуться к мужу, больше можешь мне не звонить никогда! Так что решила? Готова развестись? Или решила мужа помучить? Так ты прекращай это!
– Прости, что позвонила! – закричала я в трубку и нажала отбой.
Нет, надо успокоиться. Надо. Ветер не отпустит меня, он уже всё сказал. Зря я звонила отцу, не надо его впутывать.
* * *– Как твоя жена? – спросил отец, когда мы сидели в офисе.
Секретарша, грудастая и губастая блондинка, унесла папки с документами. Дела были окончены, и отец решил осведомиться о моей семейной жизни.
– Осваивается, – уклончиво ответил я, с удовольствием подумав о том, что через час увижу Белоснежку.
С нашей последней встречи прошли только сутки, а я уже по ней скучал. До ломоты в паху, до болезненного желания сгрести в объятия и прижать к себе. Запустить руки в шелковистые волосы и, глядя в глаза, насадить на член.
Моя одержимость только выросла после того раза. Не сказать чтобы я чувствовал вину. В письме, которое я написал со скрипом, но после, когда прочёл, стало легче, в том письме я уже всё объяснил.
Я бы хотел, чтобы Белоснежка поняла меня правильно и перестала играть в невинную жертву. Я бы желал, чтобы она платила по своим долгам, а я буду платить по своим.
Но это лишь касается нас двоих. И больше никого.
– Я сам разберусь со своей женой, – отвечал я на все расспросы отца, когда он снова заводил речь о моей женщине. И он замолкал, только хмурился и кивал.
Вернулся я в тот день чуть позже, чем рассчитывал. Нам было назначено к врачу через час, так что мы вполне успевали.
Моя драгоценная тихо сидела наверху. Я поднимался по лестнице, чувствуя себя драконом, влекомым к сокровищнице. Да так сильно, что все прочие мысли отходили на второй план.
Наверное, сейчас она будет плакать. Но я всегда знаю, как сделать так, чтобы слёзы женщины высохли, а взгляд стал беззащитно-мягким.
Я постучал в дверь и сразу вошёл, не дав ей время надеть маску. Я хотел видеть её истинные эмоции, знал, что в глазах прочитаю не только страх. Конечно, она ждала меня.
Белоснежка сидела у окна и читала книгу. Она сразу обернулась и захлопнула книгу, отложив её в сторону. Я видел, как напряжена спина, чувствовал, что моя женщина-девочка обижена.
– Как ты? – спросил я, закрыв дверь. Никто не войдёт, пока я здесь. Слуги в моём доме вышколены и знают правила.
– Нормально. Для жертвы насилия.
– Как много пафоса! Тебе не идёт.
Я мог бы подойти ближе и заставить взглянуть в глаза. Но не хотел пугать больше, чем есть, поэтому описал большой полукруг и остановился на расстоянии пяти шагов.
Повернулся спиной, давая время собраться с мыслями, сделав вид, что рассматриваю картину на стене. Пастораль, выдуманная страна Аркадия, где прелестные пастушки играют с овечками и ждут милых пастушков. Но волк всегда где-то рядом. Просто пока они его не видят.
– Что ты решила? Ты ведь прочла моё письмо?
Я специально не смотрел ей в лицо, чтобы не смутить и не заставить сказать то, о чём она потом пожалеет. Мог бы сделать так, чтобы Белоснежка дала нужный мне ответ, а потом бы упрекал, что за язык её никто не тянул, но я этого не хотел.
Правда лучше. Пусть я услышу сейчас её настоящие мысли. О настоящих чувствах. Если она ещё это не поняла, то поймёт позже: мне важно знать, что хочет она. Не только я.
Другое дело, что я не собираюсь поступаться своими желаниями.
– Ты любишь меня? Или тебе всё равно, кто родит ребёнка? – спросила она робко, и её интонация тронула меня до глубины души.
Я обернулся и в два шага оказался рядом. Обхватил голову, вдохнул аромат волос и заглянул в глаза.
– Ты ведь говорил, что не обидишь меня.
– Не обижу. И ты не обижай, – шептал я, целуя её губы. Они пахли горьким шоколадом, но на вкус были солоны, как море.
Белоснежка молча плакала, когда я легонько коснулся её губ. Сначала она не желала пускать меня внутрь, упрямо стискивая зубы, но вскоре, поддавшись нежным ласкам, сдалась.
Прижалась, дрожа, обняла за плечи и обмякла, как лоза, обвившая могучий дуб. Мы целовались уже по-взрослому, пили дыхание друг друга, я гладил её спину, прикрытую тонкой тканью светлого платья.
Она была похожа на неземное существо, испуганную нимфу, застигнутую врасплох бородатым старым сатиром. Белоснежка не зря рассказывала мне свои грустные сказки, почерпнутые из книг.
Она думала, что я не слушаю, что мне не интересно, но я запомнил всё, потому что это помогало мне лучше понять ту женщину, которую я выбрал себе в жёны. И от которой не собирался так просто отказываться.
– Пожалуйста, не надо, – шептала она, продолжая всхлипывать, когда я подсадил её на подоконник и задрал летящую юбку, созданную для того, чтобы удобнее раздвигать ноги и трахаться.
– Не сейчас, – постанывала она, выгибаясь в моих объятиях и уклоняясь от поцелуев.
Наша страсть, а я видел и чувствовал, что она разделяет моё желание. Тонкая ткань трусиков промокла, а плоть её лона вздрагивает от моих нежных прикосновений.
– Я уйду от тебя, – стонала она, неумело расстёгивая мою рубашку. – Я ненавижу
