Открытая дверь - Вера Александровна Колочкова
– Там ведь вся жизнь моя… Сколько труда вложено, сколько бессонных ночей… И никому это все не нужно, как оказалось. Раньше было очень нужно, даже лабораторию мою подгоняли – давай результаты, давай… Но вот же они, результаты, все в этих папках. И что? Почему раньше были нужны, а сейчас вдруг нет? Кто мне это объяснит, кто? И кто за все ответственность возьмет? Ответственность за безответственность…
– Ну не надо так, Лева, что ты… – подсела она рядом, огладила его по плечам. – Ты же ни в чем не виноват, ты честно делал свое дело…
– Да, честно… Но теперь мне от этого легче, что ли? Куда я теперь? Даже не знаю, куда я работать пойду… На рынок торговать, в Польшу за шмотками ездить?
– Да проживем как-нибудь, не переживай! Я работать пойду, Вику в детский садик устроим…
– Куда? Куда ты пойдешь работать? Тебе же в институте восстановиться надо, мы ведь уже обсуждали с тобой это!
– А я и восстановлюсь… Только на вечернем отделении. Или заочном. А работать пойду… Ну, не знаю… Хотя бы фасовщицей в магазин… Я вчера объявление на дверях видела, когда за продуктами ходила. Проживем как-нибудь, правда… Пойдем спать, хватит тут сидеть… Пойдем, пойдем…
На следующий день Лева убрал все папки с разработками на антресоли, пошел искать работу. Устроился в бюро по ремонту бытовой техники и потом шутил грустно – это ж большая удача, мол… Все-таки не на рынке стоять… как другие. Многим его бывшим сотрудникам пришлось там стоять…
Потом он и другую работу себе нашел, более оплачиваемую. Устроился на фирму к бывшему начальнику по НИИ, что-то они там проектировали… Худо-бедно, а все равно новая работа более творческой оказалась, чем старые телевизоры ремонтировать. Лева сам так сказал, а она, как всегда, согласилась и одобрила. И никаких лишних вопросов не задавала. Так повелось у них сразу, что она никогда и никаких вопросов ему не задавала, все, что Лева делал, принималось в их семье как правильное.
Она восстановилась в институте, днем работала, вечерами училась. Вика подрастала, Лева относился к ней трепетно, как к родной дочери. Жизнь шла себе и шла…
Однажды она случайно встретила на улице Катю, та кинулась к ней с радостными объятиями, с расспросами:
– Иринка! Боже мой, это ты! Живая и невредимая! Еще и выглядишь отлично… Как ты, где ты сейчас? И куда пропала тогда? Мы с девчонками тебя искали! Почему ты пропала-то, объясни?
– Ну, так получилось, Кать… Не захотела вас обременять… Да и чем бы вы могли мне помочь тогда? Ничем не могли помочь…
– Ну да, не могли… Но все равно позвонила хотя бы, сказала, где ты и что с тобой… Мы же волновались, переживали! Даже мачехе твоей позвонили, помню… Сказали, что ты родила. Что из института ушла, что из общежития тебя выгнали…
– И что она вам ответила?
– Да что-то грубое очень, сейчас уже и не вспомню. Вроде того – знать ничего не знаю и знать не хочу… Да ладно, что теперь вспоминать! Ты лучше расскажи, как живешь, как устроилась? Я вижу, у тебя кольцо обручальное на пальце… Замуж вышла, да?
– Да.
– Давно?
– Давно…
– И хорошо живешь, наверное?
– Хорошо, Кать.
– А твой муж… Он к дочке как относится? Не обижает?
– Нет… Он ее сразу своей признал. И любит как родную. И считает родной.
– Да, повезло тебе, что ж… А у меня наоборот все получилось, представь. Замуж вышла, ребенка родила, а через год развелись. И мой бывший совсем о ребенке не думает, будто он совсем чужой ему. Вот и вышло, что ты счастливее меня оказалась. Вот же судьба какая, скажи? Бывает, что счастье вопреки всем обстоятельствам посылает… Даже завидно, ей-богу…
После этой встречи Ирина задумалась – а действительно ли она счастлива с Левой? Или просто живет автоматически, следуя за чувством благодарности к нему? Но разве этого мало для хорошей семейной жизни – просто быть благодарной? Ведь все у них и впрямь хорошо… Какого еще рожна ей надо?
Когда у Левы появилась другая женщина, она это сразу поняла. И ждала, когда Лева сам объявит ей об этом. И уйдет к ней. Уже целый год ждала решительного объяснения. И хотела этого объяснения, и не хотела… И в себе не чувствовала возмущения и горделивой обиды – откуда им было взяться-то? Меж нею и горделивой обидой благодарность стояла стеной… Выросла за эти годы, окрепла. Нет, пусть Лева сам все решит, он имеет на это право. Сам…
Жаль, что Вика узнала. Жаль. Теперь все само собой покатится, еще неизвестно, в какую сторону покатится. Как Вике объяснишь теперь, что Лева ей не родной отец? Еще и родители Ромины выплыли так некстати! Их только сейчас не хватало…
* * *
На другой день Лева спросил ее, когда сели вечером ужинать:
– А что с Викой происходит, Ирина? Почему ее дома нет? И утром она так на меня глянула, будто обидел ее чем…
Она только плечами пожала, ничего не ответила. А Лева вдруг продолжил, словно и не ждал от нее никакого ответа:
– Я хотел с тобой поговорить… Мне кажется, ты сейчас делаешь большую ошибку, очень большую.
– Какую ошибку, Лева? О чем ты?
– Ну, о той твоей встрече с родителями Викиного родного отца… Как их зовут, я забыл?
– Их зовут Анна Николаевна и Павел Георгиевич Морозовы… И в чем же моя ошибка, объясни?
– А сама ты не понимаешь?
– Нет. Не понимаю.
– Твоя ошибка в том, что ты не позволила Вике увидеться с этими Морозовыми. Ты не имела на это права, Ирина. Они ее родные бабушка и дедушка, ты не имела права это от нее скрыть.
Ирина застыла с тарелкой, которую собиралась поставить перед Левой, смотрела на него во все глаза. И не верила – неужели это Лева ей все сейчас говорит? Ведь он же все знает, как эти Морозовы с ней
