Мой муж вне закона - Ольга Джокер
- Моему сыну сделали операцию? – спрашиваю сдавленным голосом.
В висках начинает болезненно пульсировать. Как же так? Я надеялась, что мы сумеем справиться с патологией без хирургического вмешательства.
- Да, Нина. Ты же подписывала согласие перед кесаревым сечением. Но ты не волнуйся, всё прошло успешно! Мы использовали щадящий метод – эндоваскулярный. Благодаря этому методу пороки сердца исправляются без разреза грудной клетки. Для доступа используются сосуды бедра. После пункции сосуда в отверстие вводятся миниатюрные инструменты, с помощью которых и проводятся вмешательства.
- Что сейчас с Илюшей?
- Он в соседнем помещении детской кардиологии. Находится в реанимации под искусственной вентиляцией легких, но это обычная практика абсолютно для всех детей, которые пережили подобную операцию.
- Боже…
Я до последнего верила, что буду лежать в родзале счастливая с малышом на руках и прикладывать его к груди. Мне хотелось, чтобы сын знал – я всегда буду рядом с самого начала появления в этом мире. И его отец тоже будет рядом.
- Когда операция проходит на ещё здоровой сердечной мышце, ребёнок из инвалида превращается в абсолютно здорового человека, - успокаивает меня врач. - Чуть позже к тебе зайдет кардиолог и расскажет детали операции. Так же о послеоперационном периоде. Какое-то время будут проблемы с грудным вскармливанием, поэтому попроси отца ребёнка привезти молокоотсос, чтобы иметь возможность передавать в отделение жизненно важное грудное молоко.
Дальше доктор просит лечь меня на спину и ощупывает живот. Несмотря на неприятные ощущения выражение моего лица остается каменным. Я сильная, я больше не буду плакать и нервничать. Мне нужно сохранить ценное грудное вскармливание, чтобы предоставить его Илюшке.
Через полчаса в палату забегает всполошенная медсестра и приносит недостающие вещи, которые я оставила в родзале: сменную одежду, гигиеническую косметику и телефон. На нем с десяток пропущенных звонков от Андрея и столько же от мамы.
Маме я решаю пока не звонить, а Муратов снимает трубку сразу же.
- Как ты?
- Всё хорошо, - закатываю глаза к потолку и часто моргаю, чтобы предотвратить очередной поток слёз. – Как наш сын?
- В реанимации. Я только что вышел оттуда.
- Ты видел его?
- И не только, - усмехается Андрей и на душе становится чуточку теплее. – Он такой крошечный... Не помню, чтобы Лера была такой миниатюрной.
Сердце болезненно сжимается и кровоточит. Невозможно оставаться равнодушной после его слов. Я боялась, что Андрей не сможет полюбить сына так сильно, как любил дочь, но... как же сильно я ошибалась!
- Ребёнка положили мне на грудь, как только он родился. Сказали, что для него появление на свет — это большой стресс. И чтобы свести к минимуму его последствия, в роддоме в последние годы введено такое новшество, как так называемая «тепловая цепочка».
- Я читала об этом, - произношу с улыбкой представляя эту картину. Андрей держит на руках нашего крошечного новорождённого сына.
- Один я такой дремучий?
- Ты не дремучий, - тихо отзываюсь.
Андрей замолкает, но лишь на секунду. На заднем фоне слышится как он заводит двигатель.
- Я первым заметил, что с Ильей что-то не так, - продолжает чуть позже.
Илья… Он сказал Илья… Внутри всё трепещет, потому что Андрею понравилось то имя, которое я выбрала.
Между нами всё настолько шатко, что при разговоре с ним я не двигаюсь. И как мне могло прийти в голову, что Муратов забрал малыша сразу же после родов? В тот день, когда я пришла к нему за помощью он злился. Я не сказала ему о беременности, переехала в другой город и, если бы не серьезные обстоятельства, боюсь, что о сыне он бы никогда не узнал. От осознания этого факта ему хотелось уколоть меня тем же. Имел право, наверное.
- Кожные покровы стали синюшными, а дыхание неровным, и я приказал срочно обследовать сына. Позвонил кое-каким знакомым, всполошил медлительный персонал. Злился пиздец. Лучший перинатальный центр называется!
- Спасибо тебе, - произношу почти шепотом, но от души. – Как думаешь с Илюшей всё будет хорошо?
- По-другому быть не может, Нина. Всё самое страшное позади.
Я думаю о том же, но будущее по-прежнему остается для меня беспросветным и тёмным.
Глава 17.
***
Первая ночь в роддоме проходит сложно. Мне не спится, потому что мысли находятся далеко за пределами палаты. В корпусе напротив. Я словно ненормальная поднимаюсь с кровати при малейшем шорохе, постанывая от боли и неприятно морщась, чтобы посмотреть в окна, где находится мой ребёнок. Я ничего там не вижу, но оторваться всё равно не могу. Интересно что делает Илюшка? Плачет? Ест? Дышит самостоятельно или под аппаратом? Андрей не спит с прошлой ночи, с тех пор как привёз меня в роддом, поэтому я не решаюсь его тревожить.
В коридоре отделения целый день не стихает суета. После того как прооперировали Илюшку в перинатальный центр заявилась проверка из министерства. Доктор, который принимал у меня роды утверждает, что это Муратов навёл здесь шороху. Я знаю, что он может. Он способен на многое, чтобы защитить своё.
Следующим утром из реанимации меня переводят в тесную одноместную палату. Из мебели здесь только кровать и тумба. К счастью, есть выход в душ и туалет, но один минус – отсюда не видно кардиологический корпус!
Я привожу себя в порядок и впервые так тщательно рассматриваю в зеркале: покрасневшие глаза, искусанные в кровь губы и потухший взгляд. Длинные темные волосы спутались, и чтобы расчесать их мне требуется достаточно много времени. Фигура пока далека от идеала: живот тянет на четвертый месяц беременности, а внизу него находится уродливый шрам, который теперь постоянно будет напоминать о самом лучшем и одновременно самом счастливом дне моей жизни.
За стеной который час не
