Мой зверь безжалостный и нежный (СИ) - Шолохова Елена

— Да. Кому где нравится. Главное, чтобы вам было удобно, чтобы вы могли расслабиться.

Один тут же уселся на подоконник. Перегнулся, смачно сплюнул в открытое окно. Потом задрал ноги и водрузил кроссовки прямо на журналы, которые кто-то оставил на подоконнике.

Второй разлёгся на ковре прямо возле моего стула. Лёг, паршивец, так, чтобы заглядывать мне под юбку, что он и делал, демонстративно и нагло вытягивая и изгибая шею. Мне, конечно, немедленно захотелось пересесть от него подальше, но на то, наверняка, и был расчёт. И я заставила себя остаться на месте. Впредь буду надевать только брюки, пометила я в уме.

Ещё один, щуплый паренёк в пёстрых шортах, плюхнулся в кресло-мешок и растопырил худые ноги во всю ширь.

— А подрочить можно?

Я чуть не поперхнулась от такого заявления. А парни хором грохнули в голос, кроме блондина с каре. Алик Рудковский, вспомнила я его имя. Он не хохотал, как все, он вообще строил из себя культурного и вежливого. Но это был театр, я уверена. По едва уловимой блуждающей улыбке, по холодному взгляду я видела — весь этот балаган продуман не без его участия, а, скорее всего, вообще с его подачи.

Мальчики просто пробуют меня на прочность. Покусывают, пока ещё слегка, прощупывают границы. Ну и, конечно, из кожи вон лезут, стараясь вогнать меня в краску. 

— Думаю, это лишнее, — с невозмутимой улыбкой ответила я.

— Ну вы же сами сказали, что мы должны расслабиться, а я, если не подрочу, не расслаблюсь, — прогундосил тощий паренек, проворно запуская руку себе в шорты.

— Оу, дружок, так у тебя серьезные физиологические проблемы. Это приапизм называется. Беги скорее к доктору. Он тебе поможет. Снимет напряжение. Подлечит.

— Да ладно, потерплю, — под взрыв дружного хохота товарищей отмахнулся паренек и внезапно порозовел.

Вот как! Дрочить при всех ему нормально, а тут вдруг залился румянцем.

— А высидишь? А то смотри, рискуешь, — мстила ему я с самым заботливым выражением лица. — А то дело это нешуточное. Сейчас расслабиться не можешь, а вскоре, наоборот, будешь всегда-всегда… расслаблен.

Под смех дружков паренек сдвинул колени, а потом и вовсе закинул ногу на ногу.

— Смотри, Тарас, — хмыкнув, подал голос парень, который полулежал возле моего стула. — Сходи к Айболиту, а то…

— Как бы и тебе к доктору не понадобилось, — глядя вниз, в смеющиеся глаза наглеца, сказала я. — Ты так страшно вытягиваешь шею, что, кажется, вот-вот её свернешь. Пожалуй, я не буду рисковать, пожалею тебя, пересяду.

Я отсела в кресло и выдохнула. Всё-таки этот паршивец своими заглядываниями под подол мне здорово мешал.

— Сегодня мы с вами просто познакомимся. Пусть каждый из вас расскажет о себе то, что пожелает.

Они переглядывались, ухмылялись, но брать слово никто не торопился.

— Тарас? — повернулась я к пареньку в пестрых шортах. — Я уже кое-что о тебе знаю, так что давай с тебя и начнём. Точнее, продолжим знакомство.

Он пробурчал что-то невнятное, бросив зачем-то беглый взгляд на Алика.

— Хотите послушать наши откровения? — хмыкнул парень с подоконника. — Покопаться в наших грязных мыслишках?

— Работа такая, — обреченно развела я руками.

— Ну, слушайте, — с глумливой ухмылкой продолжил он. — Я здесь, потому что чпокнул свою сестру. Двоюродную. А предки не оценили.

— Герыч, главное, чтоб сестра оценила, — бросил ему один из парней.

Ну… скажем так, это было очень своеобразное «знакомство». Золотые мальчики вываливали самые грязные подробности своей жизни до лагеря. Причём с таким азартом, словно старались друг друга переплюнуть: кто хуже. Кто-то сидел на тяжелых веществах, кто-то не поладил с законом, но у большинства рассказы сводились к сексуальным похождениям, если не сказать извращениям. И групповушки — это было ещё самое безобидное.

Я слушала этот поток с каменным лицом, даже нет, иногда удавалось выдавить улыбку или отпустить комментарий, хотя в душе просто ужасалась. Кто эти люди? Что у них в головах?

— Предки — тупые, даже не замечали, когда я вштыренный ходил. Думали, бухнул. Или вообще ничего не думали. Пока я, короче, дом не сжег.

Затем тот парень, который лежал на полу, перекатился набок, подпёр щеку рукой и буднично продолжил:

— Вообще-то я по девкам. Но раз что-то скучно стало… Тут пришёл ко мне корешок, посидели, выпили, дунули. А у горничной сын был. Вечно тёрся рядом, наш ровесник. Мелкий такой, жеманный чмошник. Мы его позвали, типа, посиди с нами, расслабься, ну и потом…

Вот тут мне стало плохо. Противно, мерзко, гадко. И ведь рассказывал он об этом, как о занятном приключении, если не о подвиге. Хотя, может быть, рисовался, пришла вдруг мысль. Похоже было. Уж очень они все старались показать себя чудовищами, прямо соревновались, кто гаже историю расскажет.

— Батя отвалил бабла горничной, ну, типа, за моральный ущерб. А меня, сука, сюда закрыл. 

Лучше б тебя в другом месте закрыли, подумала я с отвращением. Но виду, конечно, не подала, и вообще себя одернула, повторив мысленно, что я здесь на работе и не должна испытывать никаких эмоций. Вообще ничего личного.

— А мне здесь просто нравится, — протянул Алик Рудковский. Он был последний. — Скучно иногда, но теперь, с вашим появлением, чувствую, будет весело.

Это его «весело» прозвучало как-то нехорошо, как скрытая угроза. Впрочем, это было мимолётное ощущение. Почти сразу он сложил пухлые губы в самую благостную улыбку. А ведь на его совести загубленная человеческая жизнь, подумалось мне. И это, очевидно, ничуть его не тревожит.

— А где… Тимур? — спросила я.

— Он не захотел, — ответил один.

— Только скажите, — подхватили другие, — на следующее занятие мы его силой к вам притащим.

— Думаю, не стоит, — улыбнулась я.

Наконец, занятие закончилось. Длилось оно всего чуть больше часа, а я чувствовала себя морально выпотрошенной.

Тимура я и сама чуть позже встретила. Ни с кем из парней он, похоже, не общался. Те как-то всюду ходили кучкой, а он — сам по себе. И сейчас сидел на перилах столовой и курил.

— Привет, — я остановилась напротив.

Он и не подумал ответить.

— Тимур ведь?

Молчание.

— Ты не пришёл сегодня на занятия. Почему?

Он затянулся и, глядя мне прямо в глаза, нагло выпустил дым прямо в лицо. Я отвернулась, на миг зажмурилась.

Он тем временем спрыгнул с перил и собрался уйти. Будь я просто Мариной Филатовой, то с таким удовольствием высказала бы ему за эту хамскую выходку, но теперь не могла. Не знаю, почему, но чувствовала, что не имею права, что должна быть выше. В общем, сама не поняла, как я так быстро вжилась в роль.

— Постой, — тронула я его за рукав. Он обернулся, посмотрел на мою руку так, словно сейчас её сломает.

Я убрала руку, но не успела ничего сказать, как он процедил:

— Держись от меня подальше.

И пошёл, не оглядываясь.

Плевать на слова, но посмотрел он на меня в тот момент так, что содрогнуться захотелось. Вот уж правда, чёрт какой-то.

Ну а на другой день этот Тимур уже отличился основательно — разбил нос Алику Рудковскому. Зрелище было жуткое.

Алик громко вскрикнул, потом чуть тише завыл, прижав руки к лицу. К нему тут же подбежал инструктор, остальные парни, кто-то ещё из работников. Я близко подходить не стала, не люблю вида крови. Мне и от одних огромных алых пятен на его белой футболке хватило впечатлений.

На корте началась невообразимая суета. Его, стонущего, сразу повели к врачу. И только сам Тимур оставался абсолютно невозмутимым, даже отстраненным. Будто ничего не произошло.

И вот это меня больше всего потрясло — его какое-то нечеловеческое равнодушие. Какие парни не дерутся? Но чтобы при этом оставаться вот таким, бесчувственным… Мне стало не по себе.

После ужина я встретила несчастного Рудковского с повязкой на носу.

— Что врач говорит? — проявила я участие.

— До свадьбы заживет, — гнусаво ответил Алик. — Давайте я вас провожу?