Даниэла Стил - Идеальная жизнь
Она зашла в кухню, откуда позвонила по сотовому телефону Чарли. Говорила Блейз тихо, чтобы не разбудить спящих. Не хотелось, чтобы дочь проснулась и проплакала всю ночь.
– Как дела? – поинтересовался Чарли.
– Ничего хорошего. Единственный воспитатель, которого могут дать Салиме, – мужчина. Просто не знаю, что делать.
– Придумай что-нибудь. Может, найдется еще кто-нибудь.
– Может, и найдется. Но лично я предпочла бы кого-то из педагогов школы. Просто не знаю, как мне быть с этим парнем. Что-то не лежит у меня душа к нему.
Блейз была уверена, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
– Ты уже решила, когда вернешься? – спросил Чарли, в голосе которого прозвучала озабоченность. – Когда ты собираешься назад? – спросил он, и теперь в его голосе послышалось беспокойство.
– Похороны послезавтра. Мы пока поселимся в местной гостинице. Салима обязательно захочет проститься с Эбби. Я буду отсутствовать завтра и послезавтра. Как только вернусь, сразу выйду на работу.
– Понятно. Ни о чем не беспокойся. Ты свободна на три дня.
Блейз бы и не беспокоилась, не будь на телеканале Сьюзи Квентин. Если бы не нужно было конкурировать с этой выскочкой, которая очаровала руководство. Все как нельзя некстати. Мало того, что Салима пробудет дома два или три месяца, так в ее квартире поселится посторонний мужчина, от которого будет не столько помощь, сколько головная боль.
– Ты смотри, не пропадай. Если что-то понадобится, звони. Чем могу, помогу, – закончил разговор Чарли.
– Спасибо, Чарли, – поблагодарила Блейз и отключилась. Надев ночную рубашку, она забралась в постель к дочери. Та крепко спала.
На следующее утро, едва проснувшись, Салима вновь разрыдалась. Блейз приготовила завтрак, от которого дочь отказалась, затем приняла душ и оделась. В девять часов, оставив Салиму на попечение Лары, Блейз уже была в кабинете Эрика. Она еще не сказала дочери, что вместе с ними в Нью-Йорк поедет Саймон. Стоило Блейз увидеть его, как сердце ее упало.
Перед ней сидел молодой мужчина. В джинсах и блейзере, аккуратная стрижка, прекрасно выглаженная рубашка. Высокий, хорошо сложен, симпатичный, на вид лет тридцати пяти. Темные волосы, темные глаза. Красивый. Вернее, красивый самец. Не хватало, чтобы он положил глаз на Салиму, ведь ее дочь хоть и незрячая, но красавица. Нет, такая головная боль Блейз ни к чему, особенно сейчас.
Эрик предложил им обоим присесть. Саймон держался куда спокойнее, чем Блейз. Он сочувствовал ее горю. По его словам, он в курсе того, насколько Салима была привязана к Эбби, и готов помочь им обеим – и матери, и дочери – в это нелегкое для них время.
– Сомневаюсь, что у вас получится, – честно призналась Блейз, обращаясь к Саймону. – Мы не готовы к тому, чтобы у нас в доме поселился мужчина. Кто будет одевать Салиму? Я ухожу на работу в шесть утра и постоянно бываю в командировках.
– Если я заранее выложу для нее одежду, одеться она сможет сама, – спокойно возразил Саймон. Он не стал добавлять, что к девятнадцати годам девушке давно бы следовало одеваться без посторонней помощи. Впрочем, ему было известно, что Эбби нянчилась с Салимой, как с малым ребенком, и все делала за нее. На педагогических советах они с Эбби не раз спорили о том, как следует обращаться с незрячими детьми. Саймон считал, что в конечном итоге Эбби поступает во вред Салиме, не давая ей самостоятельности. – Я думаю, она прекрасно справится, – мягко добавил он.
Блейз позволила себе усомниться. Она думала о тысяче разных проблем, которые рано или поздно возникнут. Вид у нее был хмурый и озабоченный.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – заверил ее Саймон. – У вас есть ко мне вопросы? – спросил он, глядя Блейз прямо в глаза.
– Как давно вы занимаетесь вашей работой? – спросил та, но это уже не имело значения. Она уже решила для себя: мужчина в доме ей не нужен.
– Восемь лет. С тех пор, как я получил диплом. Мне тридцать два года. Я окончил Гарвард. Имею магистерские дипломы педагога-дефектолога и психолога. Мой брат ослеп, когда ему было восемнадцать. Он был спортсменом, катался на горном велосипеде и готовился к Олимпийским играм. Он получил тяжелую травму головы и потерял зрение. Поначалу он ужасно отчаялся, решил, что жизнь для него кончена. Он на два года старше меня, но я не дал ему поставить на себе крест. Я заставил его продолжить учебу и вернуться на велотрек. Я очень долго им занимался, – сказал Саймон и едва заметно улыбнулся.
– Где же сейчас ваш брат? – спросила Блейз, всерьез заинтересовавшись услышанным. По крайней мере, Саймон – умелый собеседник и, кажется, неплохой человек. Он бы хорошо смотрелся на званом ужине, но в качестве педагога для ее дочери явно не годится. Что, например, он будет делать, когда Салиме понадобится принять ванну, а помочь ей окажется некому?
– Мой брат преподает в Гарварде французскую литературу. Наш отец – заведующий кафедрой физики, он что-то вроде классического безумного ученого и изобретателя из книжек. Брат – человек более практичный и приземленный. Он женат, у него четверо детей. Так что можно считать, что мои усилия оказались не напрасны.
Саймон снова улыбнулся; лицо Блейз оставалось серьезным.
– А ваша мать?
Вообще-то в этом вопросе не было необходимости, но Блейз действительно стала любопытна эта история – и ослепший брат, который обрел полноценную жизнь, и отец – классический ученый-чудак. Действительно, занятная семейка.
– Моя мать – поэтесса. Она француженка. Публикует стихи каждые пять-десять лет в каких-нибудь малоизвестных издательствах, стихи, которые никто не желает читать. Она родом из Бордо и когда-то была студенткой моего отца. Мать на двадцать два года моложе его. Он был закоренелым холостяком, когда они познакомились и влюбились друг в друга. Через год они поженились и с тех пор счастливы вместе. Оба весьма эксцентричны, но это никому не мешает. По крайней мере последние тридцать пять лет. Вот такая у меня семья, вот такая у меня жизнь. Что скажете, мисс Маккарти? Хотите, чтобы я поехал с вами в Нью-Йорк? Думаю, что смогу быть полезным вам и Салиме, пока школа в Колдуэлле будет закрыта на карантин. К тому же я неплохой повар.
Это он поскромничал. На самом деле он учился на курсах «Кордон блю» в Париже и два года в летние месяцы подрабатывал в ресторане, но говорить об этом Блейз он не стал.
– Я буду стараться изо всех сил, – пообещал Саймон.
– Похоже, выбора у нас нет, – смирившись с обстоятельствами, хмуро ответила Блейз. Заботиться о дочери одна она просто не в состоянии.