Александр Минчин - Юджиния

Она позвонила позже вечером и плакала. Александра это потрясло.

Он не удивился, когда через два дня рано утром раздался звонок. Это не могла быть Юджиния. Он не ошибся.

— Здравствуйте, это…

— Марк Розен. Что вы хотите?

— Я рад, что вы меня узнали.

— Я — нет.

— Вы не против, если я заеду, буквально на пять минут?

— Я против, но вы все равно заедете. Так что валяйте.

— Я несусь.

Он повесил трубку и устало посмотрел на стену. Линия была пуста, как его жизнь. И только Юджиния была в ней — единственный свет. Который хотели погасить, забрать, унести от него. Проклятые люди, подумал он.

Он оставил дверь открытой, и адвокат без стука вошел в комнату. Александр не предложил ему сесть. Тот сам опустился на стул.

— Как найти дела? — спросил он, будто доктор больного.

— У нас нет никаких дел, и верю, что быть не может.

— Ну тогда прямо к делу, чтобы оно у нас было. Мистер Нилл очень недоволен тем, что происходит. Он знает, что произошло позавчера…

Александр пожал плечами.

— В следующий раз это может окончиться госпиталем. Это не угроза, упаси бог. Просто вы новый человек в этой стране и не знаете законов. Вы посягали на чужую территорию и пытались проникнуть в частное имение. Телохранители созданы для того, чтобы охранять их, и его долг был остановить вас. Вам повезло на первый раз: вы могли попасть в тюрьму. Александр безразлично смотрел на него.

— Я вижу, это не производит на вас достаточного впечатления. Но из тюрьмы можно и не выйти никогда. У мистера Нилла большие связи.

— Это угроза?

— Нет. Это еще нет. Но не пытайтесь подобное повторить. Мистер Нилл очень расстроен. Он не может ничего сделать с Юджинией, но он может сделать что угодно с вами. Вы понимаете, что он всесильный человек?

— Нет.

— Я думал, что вы умный мальчик. Александр скривился.

— Хорошо — юноша. Но я надеюсь, вы понимаете, что вы принадлежите к толпе «зеленых», так называемых «новоприбывших», у которых нет гражданства, а только отпечатки пальцев в управлении одного большого здания в Вашингтоне. И мистер Нилл может сделать так, что вас вышвырнут из этой страны в течение месяца.

Он только поражался мудрости этой девочки. И ее предвидению.

— Тогда эта страна действительно поглупела, если мистер Нилл может меня выкинуть из нее, потому что я ему мешаю.

— Страна здесь абсолютно ни при чем.

— Как ни при чем? Меня принимала страна, а не мистер Нилл, чтобы меня высылать.

— Выбрасывать вас будет суд. Я объясню технологию. В случае совершения любого преступления вы должны будете покинуть страну. Не во всех случаях, но так сделают. А подобрать для вас преступление будет совсем легко.

— Если я, например, ударю вас по лицу, меня вышлют?

— Если нет свидетеля и не останется следа, то нет: будет очень трудно доказать.

— Вы меня не поняли… — сказал Александр. И многозначительно посмотрел.

Однако адвокат пропустил это мимо ушей.

— Вы не понимаете. Или не хотите понять…

— Что?

— Я — ваш друг.

— Избави Бог и нас от этаких друзей. Александр взглянул на часы: пять минут истекли.

— Мистер Нилл может с вами сделать все, что захочет, вы не боитесь?

— Эта пластинка уже повторяется.

Он встал, прошел на кухню, налил стакан воды и значительно прошел через комнату, где сидел посетитель, в прихожую. Открыв дверь, Александр вышел на лестничную площадку и сказал:

— Я жду вас.

Адвокат догадался, взял свой изящный портфель и вышел на лестницу.

И увидел щедро протянутый ему Александром стакан воды.

— Ваши пять минут истекли. Адвокат взял стакан:

— Спасибо.

— Пожалуйста.

И выпил его до конца. Александр повернулся.

— И Последнее, — сказал Марк Розен. — Я не хотел об этом говорить, но вы меня вынуждаете…

— Да?

— Мистер Нилл об этом не знает. Но я знаю, что Юджиния провела в вашем доме две ночи.

Наступила пауза, он выдержал ее.

— Юджиния еще юна… В течение двадцати четырех часов я могу засадить вас в тюрьму за растление малолетних. С гарантией, что вы не выйдете оттуда никогда…

Александру стоило невероятного усилия сдержаться.

— Исчезните. Пока я не размозжил ваше лицо об эту стенку.

Он захлопнул дверь и прошел в комнату. Его не трясло, но он похолодел: он не мог поверить, что кто-то смел прикасаться своим грязным языком к их отношениям с Юджинией.

Он знал, что умный адвокат, работающий десять лет на мистера Нилла, никогда бы не позволил себе разговаривать так с теми, другими, с гражданами этой страны. А с ним он это легко позволял, считая, что тот не знает законов, тонкости, защиты. И он ненавидел себя за это и проклинал, что не гражданин.

Неожиданно на глаза ему попалась книга — «Крестный отец».

Старик, конечно, прав, что государство с его правосудием не должно быть главной властью и иметь всю силу, должно существовать что-то другое, внутри него. Потому что государство используют и пользуют, как хотят. Кто хочет.

Год назад он начал читать американские книги. «Крестный отец» был пятой. И эта основная философско-политическая мысль романа ему нравилась. Должна быть другая власть: не купленная, не развращенная, но справедливая.

Он позволил себе немного не думать о Юджинии, задумавшись о себе. Что он имел? Ничего. Чем обладал? Ничем. У него не было работы. Его мама и папа были там. Деньги вот-вот кончались, он не скопил ничего, за следующий месяц платить за квартиру было нечем. И он снова раскрыл газету.

Дайана первая заметила, что Юджиния стала спадать с лица. Она почти ничего не ела, ни на что не обращала внимания и сидела в своей комнате. Она начала бледнеть. Дайана потихоньку подсовывала ей в еду витамины и тонизаторы, но ничего не помогало. Юджиния продолжала чахнуть, пока Дайана однажды утром не ужаснулась ее виду. Тогда она сказала шепотом:

— Ты не будешь ему нравиться…

После чего Юджиния начала есть.

Но безразличия ее к жизни изменить было невозможно.

Он нашел себе работу. Из всех возможных работ он смог получить только эту — чернорабочий по укладке грунта, не то труб в него. Из всех даже грязных работ — эта была самая грязная. Из всех трудных работ — эта была самая трудная. Даже негры не шли на эту работу. Они хотели жить. После первого дня. Ему повезло, что это была пятница, после которой он два дня приходил в себя. И не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Ему казалось, что эту дорогу укладывали на нем. А не на грунте.

Но через неделю он втянулся. Человек — это животное, которое привыкает и приспосабливается к любой среде. Даже если и не хочет быть таким. Он стоял по колено в грязи, потный и мокрый, грязный и уставший, и вгонял лопату в землю — еще и еще, снова и снова — бесчисленное количество раз, от которого кружилась голова, гнулись колени, ныла поясница и болело все тело.